Горицвет - Братья Бондаренко

Он кричал изо всей силы, но что его голос перед криком обезумевших от зноя песков! Они надвигались на него, слепые в своем отчаяний, готовые подмять его под себя и сломать;

Но не сломали. Крепко держался Джузгун за землю и все рассеивал и рассеивал свои семена. Он говорил прорастающим сквозь пески кустикам:

   — Дети мои, нам трудно, но мы должны устоять. Мы должны остановить пески. Они обезумели от солнца и сами уже не видят, что делают.

И все сеял и сеял свои семена.

И чем шире разрастался Джузгун, тем все медленнее текли пески, а однажды и вовсе остановились. Оглянулись вокруг и воскликнули:

   — Жизнь! К нам пришла жизнь! Мы перестали быть пустынными.

А Джузгун покачивался, счастливый, и слышался его немного уставший голос:

   — Я говорил вам — стойте! — а вы были глухи. Смотрите, к вам уже идёт, покачивая пурпурными бомбошками, Астрагал, помаргивая голубыми глазками, идет Вероника, а вон, размахивая душистой метелкой, шагает Мятлик. Идет к вам жизнь.

И говорили пески, счастливые:

   — Оказывается, и среди нас может быть жизнь. Мы тоже можем быть зелеными, как луга, просто никто раньше не догадался засеять нас добрыми семенами.

ТРОЕ В ОДНОЙ ТУЧЕ

Жила у моря Молния. Увидела она как-то: садится Дождик в тучу, спросила:

   — Куда это ты собираешься?

   — Ласточки весть принесли: Засуха в полях поселилась, все напрочь сжигает. Хочу пролиться над

ними, освежить.

   — От тебя от одного толку мало будет. Смочишь ты поля, а Засуха опять все высушит.

   — А что же мне тогда делать?

   — Возьми меня с собой, — сказала Молния.

   — У меня вон кнут огневой какой. Ожгу раза два, долго помнить будет.

   — Хорошо, полезай в тучу, — сказал Дождик.

Залезла Молния. Свернулась в клубочек. И стало их двое. Хотели Они было уже лететь, да тут Гром подошел к ним с огромным барабаном.

   — Куда это вы, — спрашивает, — собрались?

   — Ласточки весть принесли: Засуха в полях поселилась, все напрочь сжигает. Хочу пролиться над ними, освежить, — сказал Дождик.

   — А я хочу ожечь ее раза два кнутом огненным, чтобы помнила, — сказала Молния.

   — От вас двоих толку мало будет, — сказал Гром. — Ну смочишь ты, Дождик, поля, а ты, Молния, хлестнешь раза два Засуху кнутом огненным, перетерпит Засуха и опять жечь будет.

   — Что же нам тогда делать? — спросил Дождик.

   — Как же нам теперь быть? — сказала Молния.

   — Возьмите меня с собой, — сказал Гром. — Я как грохну в свой барабан, так Засуха со страху в такие края забежит, откуда и дороги назад не отыщет.

   — Хорошо, полезай к нам в тучу, — сказал Дождик.

Залез Гром. Уселся на свой барабан. И стало их трое. И поплыли они на туче в поля.

Плывут, смотрят: сидит посреди пшеничного поля ' Засуха, горячая, сухая, а перед ней Суховей пляшет да еще и припевки распевает:

Подружка моя,Посиди послушай,Как в колхозном садуЗасыхают груши.

Ох, как размотала Молния свой огненный кнут да как ожгла его по тощему заду. Взвизгнул Суховей, перепрыгнул через Засуху и бежать.

Вскочила Засуха:

   — Что такое?

А Молния и ее вдоль спины кнутищем. А Гром как грохнул в свой барабан, и Засухи сразу как не бывало среди полей, только видно было, как прямится у горизонта потревоженная ею трава.

И тогда полил, полил над полями Дождик. И лил долго и все приговаривал:

   — Ишь как они вас прижгли, супостаты. Ну ничего, умою я вас сейчас живой водой, вы и поправитесь. И будете урожайными.

   — Будете, — добродушно попыхивала огнем сйнеглазая Молния.

   — Обязательно будете, — порокатывал Гром.

ЯГОДЫ МОЖЖЕВЕЛЬНИКА

Все лето Можжевельник растил свои ягоды, грел их на солнышке, доставал для них из земли лучшие соки. Это были его. первые ягоды, и ему хотелось, чтобы они были у него вкусными-вкусными. И чтобы за ними приходили ребята с лукошками.

Ягоды созрели к осени, крупные, сочные, аппетитные, но никто за ними не шел. За грибами шли, за рябиной тоже, а на его ягоды и не смотрел никто.

Деревья смеялись:

   — Угощение приготовил, а гостей нет.

Можжевельник молчал. Ему было обидно, что все

его старания прошли даром.

Зимой он зябко кутался в снежную одежку, думал: «Если ты создал что-то хорошее, должно же оно кому-то пригодиться...»

И однажды...

Было серое, хмурое утре. Над лесом висели тяжелые темные тучи. Можжевельник ежился от холода, когда услышал вдруг чей-то счастливый крик.

   — Сюда! Сюда! Смотрите, какой куст! Он весь унизан ягодами.

Можжевельник оторвался от своих дум и увидел стайку разноцветных щурок. Они опустились на> его ветви, яркие, похожие на солнечных зайчиков. Клевали его голубые ягоды, рассказывали:

   — С севера летим. Ух, там и вьюжно сейчас. Есть

нечего, все снегом занесло. У вас здесь хорошо: и рябина вон есть, и у тебя ягоды вон вкусные какие.

Можжевельник был счастлив. Он смотрел, на заиндевевшие деревья й говорил:

   — Вы зря смеялись надо мной, деревья: прилетели и ко мне гости. И мои ягоды пригодились. Я так считаю: если ты создал что-то хорошее, оно обязательно кому-то пригодится.

ПЕРО СТРАУСА

Говорят, что это было так, а может, и не так. Кто теперь точно скажет, как это было? Было это давно, когда на земле все еще только рождалось. Родился однажды и Страус. Поднял голову и увидел над собой синее австралийское небо.

Вскочил на ноги.

   — Скорее, — говорит, — туда, где облака и солнце. Он хотел было уже разбежаться и взлететь в небо,

да увидел других птиц. Сидели они на полянке среди цветов, и головы у них были опущены.

   — Вы - чего это носы повесили? — окликнул их. Страус. — Разве вам крылья даны, чтобы ими по бокам хлопать? Поднимайтесь в небо, там ваше место.

   — Поднимись, попробуй, —сказали птицы.

— И поднимусь, — сказал Страус.

   — Может, ты и поднимешься, а мы не можем: в крыльях у нас не хватает по перу.

Так сказали птицы, но Страус не поверил им. Разбежался. Подпрыгнул. Разбросил в стороны крылья и... упал. Снова попытался взлететь и снова упал — и в его крыльях не хватало одного пера.

А птицы сидели среди цветов все такие же „грустные. По бокам их висели крылья, бессильные поднять их в небо ненужные крылья.

Жалко их Страусу стало.

   — Что ж, — говорит, — мы все сидеть будем? Возьмите у меня по перу и летите под облака. Пусть уж я один земным буду.

И он роздал из своих крыльев перья. И поднялись птицы в небо, а Страус понизу побежал.

Бежал он. Подпрыгивал. Спрашивал у всех:

   — Ну как, хорошо в небе-то?

   — Хорошо, — кричали птицы, поднимаясь к самым облакам.

Много лет с той поры прошло. Птицы в небе освоились. Страус с землей сроднился. Но зато как увидит пролетающую над головой птицу, так и скажет с гордостью :

   — Мое перо ее над землей держит.

Говорят, что это было так. А может, и не так. Кто теперь точно скажет, как это было: было-то это ведь давно.

ПУСТЫНЯ

В лесу живут деревья, на лугах живут травы, в озерах живут рыбы. В пустыне живут пески. Целый день их калит солнце. Целый день их продувают, переворачивают с боку на бок ветра и сгребают в барханы. И кажется, что это совсем не барханы, а пылающие костры.

Кругом дико и пусто. Все, что могло убежать, убежало. Все, что могло улететь, улетело. Ни деревца, ни кустика. И стонет Пустыня, мечется в зное и просит :

   — Воды... Воды...

Ее услышал Родничок. Пробился из-под песков. Запенился. Забулькал. В него тотчас же опустилось солнце — в пустыне и солнцу жарко. Сияя солнцем, говорил Родничок:

   — Вокруг меня вырастут финиковые пальмы. Их листья дадут большую тень. В тени зазеленеет виноград и расцветут лимоны. Я пришел дать жизнь хотя бы одному твоему уголку, Пустыня.

Пустыня насторожилась. Пески ее встали дыбом.

Они услышали голос воды. И двинулись к Родничку.

А Родничок говорил:

   — Не надо!

Родничок говорил:

   — Постойте.

Но стоять у песков не было силы и воли. Они умирали от жажды. Они придвинулись к Родничку и засыпали его. Легли над ним горячим, холмом. И только тут спохватилась Пустыня:

   — Ах, что я наделала... Мне бы надо подождать, и у меня был бы уголок прохлады, уголок тени. Что ж, впредь я буду умнее. Только бы родился родник.

И Родник родился. Зазвенел, забулькал. И опять насторожилась Пустыня. Пришла в движение. Понесла со всёх сторон к Родничку свои пески:

   — Они хотят пить. Напои их.