Дело для трёх детективов - Лео Брюс

— В самом деле? Это ещё интереснее. Спасибо.

И экстраординарный маленький человек сел, закончив свою часть допроса.

На сей раз обращаться к отцу Смиту едва ли было необходимо. Откровенно говоря, я был в нём сильно разочарован. Казалось, он потерял всякий интерес к происходящему. Конечно, я понял, что это дело сильно отличалось от тех, к которым он привык. Не было никаких высоких незнакомцев с гомеровскими бородами и чёрными плащами, никаких необычных или странно звучащих фамилий, никакого призрака, который потом  оказывался не призраком, или сверхъестественных вещей, которые становились ещё более ужасными, когда оказывались естественными, никаких руин, никаких художников, никаких американцев. Однако, мне казалось, что это преступление вовсе не было таким уж неинтересным. Я не понимал, почему он выказывал такую скуку. Потому что от этой кучи чёрных одежд, раскинувшейся в кресле, шёл звук совершенно регулярный, отчётливо слышимый и не очень вежливый. Отец Смит храпел.

ГЛАВА 15

Если шофёр был необщителен, то девушка, которую называли его невестой, с лихвой это возместила. У неё, казалось, было много, чего рассказать: о своей и его жизни ещё до поступления в услужение к Терстонам и о вчерашних событиях. Лишь иногда требовалось задать вопрос, чтобы получить дополнительную информацию, безотносительно того, нужна ли она детективам или нет.

Это была красивая девушка. Глядя на неё сейчас, я был сердит на себя за то, что оказался таким невнимательным в прошлом. Возможно, я мог обвинить своё воспитание, но боюсь, что только сейчас подумал о ней, как о человеке. Конечно, останавливаясь в этом доме, я видел её достаточно часто. Но кроме приветливого пожелания доброго утра, когда я проходил мимо неё, я ничего не мог вспомнить.

У неё были роскошные каштановые волосы и карие глаза с поволокой, лицо могло бы показаться несколько пресным, если бы не немного шаловливый наклон носа и живой улыбчивый рот. Она выглядела умной, темпераментной, привлекательной и при этом целеустремлённой. Это была молодая женщина, которая не остановилась бы перед крайними мерами, если бы посчитала их необходимыми. С другой стороны, она была способна на преданность. Интересное лицо и интересная личность.

История, которую она рассказала в ответ на наводящие вопросы лорда Саймона, была неожиданной. Она родилась в Сохо и была дочерью матери-гречанки и отца-англичанина. Её отец держал газетный магазинчик и немного занимался букмекерством, но однажды, когда ей было приблизительно двенадцать, он пришёл домой и сказал, что какая-то букмекерская банда жаждет его крови и что он должен исчезнуть. Она никогда не узнала, была ли та история правдой или просто поводом, чтобы  оставить её мать, но, во всяком случае, он ушёл, и ни один из них с тех пор его больше не видел.

Он оставил свою жену-иностранку, магазинчик, Энид и её брата, которому тогда было пятнадцать лет. Мать была совершенно неспособна содержать магазинчик, поскольку даже не умела писать по-английски. В течение двух месяцев их сбережения ушли на выплату долгов по арендной плате, и все трое вынуждены были переехать в одну комнату.

В этом месте сержант Биф вмешался, использовав своё служебное положение. «Одну комнату?» — переспросил он.

Энид шмыгнула носом. «Поперек повесили занавеску», — пояснила она и продолжила свою историю.

Согласно её собственным подсчётам, когда ей исполнилось по меньшей мере шестнадцать, она получила работу в качестве прислуги у одной пары, которая держала небольшую кондитерскую и табачную лавку в Баттерси. Она покинула мать, и это было, возможно, типично для тех обстоятельств, в которых она родилась и выросла, но она теперь вынуждена была признать, что больше никогда не видела и не слышала о своей матери. Однажды, приблизительно через месяц, она вернулась по тому адресу, где оставила её, но женщина-гречанка оказалась должна арендную плату за две недели и как-то ночью исчезла. «Единственное, что я получила от этих людей в доме, — сказала Энид, — была пощёчина, когда они поняли, что я не собираюсь погасить эту арендную плату».

Но, по её собственных словам, она «блюла себя». Вскоре она покинула магазин в Баттерси, где очень уставала и где с ней «обращались по-свински», и нашла работу у молодой супружеской пары. С течением времени она переходила с места на место, но всегда пытаясь «подняться выше». Этим она называла не просто бóльшую заработную плату, но и работу у более образованных людей, у которых она могла научиться, как себя вести.

Её амбиции, казалось, сводились к подъёму по социальной лестнице. «Вверх» для неё означало всё большую «утончённость». И пока она говорила, я чувствовал, что она не позволяла ничему встать на её пути. На её лице появилось новое выражение и даже голос изменился, — в нём появилась твёрдость, которая удивила меня. «Эта смесь английской и средиземноморской крови, — подумал я, — может оказаться очень опасной». Но я попытался отнестись к девушке непредвзято.

Её встреча с братом, спустя пять лет после того, как они расстались, оказалась довольно драматичной. Они встретились в танцевальном зале и узнали друг друга. И с её братом тем вечером  был Феллоус.

У её брата, казалось, было много денег, но он не дал ей никаких объяснений. Он только сказал, что работает «по электричеству», и не поощрял дальнейших вопросов. Он тоже оставил мать или, скорее, она оставила его, когда у неё появилась работа на кухне греческого ресторана. Так что брат и сестра стали двумя из множества тех абсолютно свободных индивидуумов, о которых, по-видимому, каждый может услышать в радиопередачах, когда того или иного из них слёзно просят вернуться к умирающему родителю.

Тем вечером она написала на листке бумаги свой адрес для брата, но не получала никаких известий от него или про него. Лишь несколько недель спустя зашёл Феллоус. Он сказал ей, что брат в тюрьме для кражу. Она сразу поняла, что его процветание не было следствием  какого-то отдельного акта, но что он был профессиональным преступником. Пока он был в тюрьме, она часто виделась с Феллоусом, и мы заключили, что между ними скоро возникло «притяжение». Он признался, что помогал её брату в нескольких «делах», но пообещал, что навсегда покончит с такой жизнью.

Однако, когда её брат вышел из тюрьмы, он и Феллоус вновь стали, как выразилась Энид, «не разлей вода», и, как следствие этой дружбы, были арестованы и получили сроки. Но, как настаивала Энид, это не было в природе Феллоуса. У её брата был сильный характер, и он просто втянул дружка в свои дела.

— Несмотря на его обещание вам? — заметил лорд Саймон.

— Ну, ведь тогда он был безработным, — парировала Энид.

Однако, когда Феллоус освободился, что случилось почти за год до её брата, который к тому времени считался настоящим рецидивистом, она уже имела возможность ему помочь. Она получила работу у Терстонов, поэтому обратилась к миссис Терстон, рассказала ей всю правду и убедила её взять его на должность шофёра. В течение почти трёх лет, уверяла она нас, он был «чист как стёклышко», радовался работе и откладывал на будущее.

— До тех пор, конечно, пока вновь не появился ваш брат?

— Это не имело никакого значения. Мой брат не сделал ничего плохого, поскольку его здесь не было.

— Я могу поверить в одного исправившегося преступника, — заметил Сэм Уильямс, — но два — это слишком.

—Тем не менее, это так, — сказала Энид. — Мой брат...

— … стал уважаемым швейцаром в местном отеле.

— Да. Он встал на честный путь. А почему нет? У него есть приличная работа. Двадцать пять шиллингов в неделю, а сверх этого чаевые. Эту работу нашла для него миссис Терстон, и она знала о нём всё. Спросите сержанта, как он себя ведёт.

— До сих пор никаких жалоб, — признал Биф.

— Тогда интересно, почему Феллоус не сказал, что Майлз — ваш брат.

— А вы его спрашивали? Почему он должен говорить вам о том, о чём его не спрашивают? Это не в его характере. Он предпочитает сказать слишком мало, чем слишком много.

Вскоре её рассказ подошёл к концу. Они с Феллоусом решили пожениться и начать работать в небольшом собственном отеле или ресторанчике. Это всегда было её мечтой. И каждый из них откладывал часть денег. Конечно, было ещё это завещание миссис Терстон, но лично она не обращала на него внимания. Да ведь миссис Терстон могла прожить ещё тридцать лет. А Энид не собиралась провести все эти годы, оставаясь прислугой. Это не для неё.

В этом месте мои подозрения к другим людям, которые могли быть связаны с убийством Мэри Терстон, отступили на второй план, и сосредоточились на этом трио. Казалось уж слишком большим совпадением, что два мужчины и женщина, — все вышедшие более или менее из преступных слоёв общества, оказались в одном месте и не были абсолютно связаны с преступлением.