Настоящая англичанка - Элоиза Джеймс

Теперь у неё есть новый план.

Она собирается разорвать их помолвку, а затем она поедет в Лондон, как Королева Титания, и найдёт своего избранника.

И если он окажется графом, с инициалами ГБ-Б, то это, конечно, будет чистым совпадением.

Эмма ответила графу, что не видит абсолютно никакого смысла в их личной встрече. На самом деле она занята в тот день, когда он предполагает навестить Сент-Олбанс, и предпочитает, чтобы дело было улажено их поверенными. В конце она приложила имя адвоката отца, мистера Приндла, вместе с наилучшими пожеланиями и так далее.

Но он оказался упрямым человеком, этот граф Керр. Хоть он соглашался с тем, что для всех было бы лучше, если помолвка будет расторгнута, поскольку она была изначально заключена, как он указал довольно не к месту, без согласия их обоих, Гил всё же чувствовал своим долгом совершить это действие лично.

«Я навещу Вас завтра, во вторник, в четыре вечера», так он закончил письмо.

Эмма поглядела на его почерк. Её сердце разрывалось от любви и желания. Хуже того: ночью она обнаружила себя лежащей в постели, скрученной как пружина воспоминаниями об их совместном вечере. А у него, согласно слухам, было так много подобных ночей в его жизни, что он забыл половину из них.

Она не могла забыть ни малейшей подробности, как ни старалась. Она упражнялась в стрельбе из лука. Её рука задела грудь, когда натягивала тетиву, и острый приступ вожделения при мысли о губах Гила прокатился вдоль её позвоночника. Она принимала ванну, втирая розовое масло в ноги, и это простое, невинное действие, которое она выполняла ежедневно с самого рождения, больше не было ни простым, ни невинным.

Гил изменил её. Однако не изменился сам, и знание об этом горчило как пепел у неё во рту.

Что не изменило её убеждений.

Она разорвёт их фальшивую помолвку, приедет в Лондон в своём облике и заставит его умолять у её ног о тех милостях, которые француженка оказывала ему с такой щедростью. Эмма заказала ещё дюжину платьев у мадам Мезоннэ на основании своих воззрений.

На следующее утро она даже не ощущала нервозности. Это не игра. Игра начнётся, когда она приедет в Лондон, в дом своей сестры, через неделю. Это всего лишь прелюдия.

Горничная заплела её волосы в косы вокруг головы и выпустила несколько прядей на уши. Пальцы Эммы были спокойны, когда она надевала неброские изумруды в уши и застёгивала маленькие пуговки одного из платьев от мадам Мезоннэ, стиль которого был навеян военной формой. Она представляла себя генералом в кампании огромной важности.

Наконец, девушка посмотрела на себя в зеркало. Разумеется, Гил может узнать её. Она была без маски во мраке кареты и в темноте театра. Но она не думала, что он узнает. У неё сложилось впечатление, что граф Керр — такой мужчина, который плывёт от женщины к женщине, не сильно к ним присматриваясь. В конце концов, он ведь поверил в историю Эмили.

Нет, он, вероятно, её не узнает. Свою роль играет ситуация, и очарование платья мадам Мезоннэ не имеет ничего общего с избыточной демонстрацией бюста. Это не наряд блистательной великолепной француженки, а платье степенной, ответственной англичанки, которая готова разорвать свою помолвку с предложением дружбы и уверениями во взаимной несклонности вступать в брак, основанный на желании их отцов.

Керр ожидал её в гостиной, когда она вошла, поэтому Эмма жестом показала дворецкому закрыть двери, не объявляя о ней. Он стоял у окна, обозревая лужайку, тянувшуюся до яблоневого сада. На мгновение она остановилась, упиваясь линией его бедра, волос, вьющихся на шее, нетерпеливым постукиванием его трости о сапоги.

Он очень дорог ей. Что удивительно, пришлось ей признать.

— Лорд Керр, — спокойно произнесла она, подходя к нему и протягивая руку, — какое удовольствие видеть Вас.

Он повернулся. Её сердце замерло. Но… ничего не произошло.

Гил не выказывал никаких признаков узнавания Эмили. Вместо этого он поклонился и вежливо поднёс её руку к губам так, словно она была давно знакомой матроной.

— Я могу только принести извинения за моё чрезмерно затянувшееся отсутствие, мисс Лудэн.

Эмма наклонила голову с должным количеством ровного безличного признания.

— Садитесь, милорд.

Она прошла к канапе, но вместо того, чтобы сесть в указанное ею кресло, он сел очень близко к ней. Каждый атом в её теле ожил от его запаха, от его близости, его красоты.

— Итак, Вы хотели бы аннулировать нашу помолвку? — поинтересовался Гил.

Эмма отгородилась от чёрного потока разочарования, затопившего её сердце, так твёрдо, как только могла. Она сможет подумать об этом позже. Ей известно о недостатках своего любимого в том, что касается воспоминаний о любовных приключениях. Нет ничего нового в том, что она значит для него не больше, чем другие женщины.

Она кивнула.

— Думаю, так будет лучше, — Эмма открыла ридикюль и вынула искусной работы кольцо, которое его отец прислал её отцу в знак их соглашения. Керр без колебаний раскрыл руку, и она уронила кольцо ему в ладонь. Она не доверяла себе даже мимоходом прикоснуться к его пальцам.

— Должен сказать, я благодарен Вам, — сказал он. — Хотел сказать Вам это лично, мисс Лудэн. Хотя как человек чести, я бы никогда не прекратил нашу помолвку, я очень хочу жениться на другой. Я потерял своё сердце, как бы глупо ни звучало. И поэтому я так признателен Вам за Ваше решение.

— Мы бы никогда не подошли друг другу, — быстро сказала Эмма, поскольку чёрная волна угрожала накрыть её и выгнать в слезах из комнаты. — Помолвки в детстве являются пережитками прошлого.

— Верно, — согласился Гил, сердечно улыбаясь. — Конечно, люди эпохи Елизаветы любили такие вещи и считали их полезными.

— Вполне.

— Я необыкновенно увлекаюсь обычаями времён королевы Елизаветы, — говорил он, очевидно, поддерживая беседу, чтобы скрыть тот неловкий факт, что им, помолвленным много лет, было не о чем разговаривать.

— В самом деле, — пробормотала Эмма, размышляя о том, где находится её отец. Он обещал, что придёт сюда и сгладит весь процесс. Конечно, он, вероятно, решил перечитать некоторые статьи о диете бабуинов и совершенно забыл, что Керр приезжает.

— Почти так же, как я люблю обычаи французские, — сказал Гил.

Эмма сдвинула брови. Это было чересчур! Он не только сделал себя и её посмешищем на весь Лондон, со своей одержимостью всем галльским, но ещё и осмеливается бросить ей это в лицо!

— Я много слышала об этом, — сухо ответила она.