Старый Петербург: Адмиралтейский остров: Сад трудящихся - Пётр Столпянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Третьего дня, т.-е. 7 августа 1782 года[125], — читаем мы на страницах «С.-Петербургских Ведомостей», — открыт торжественно на Петровской площади монумент государю Петру великому в высочайшем присутствии ее Императорского Величества славноцарствующей великой нашей государыни Екатерины Вторыя, коею сия достовечность воздвигнута сему герою преобразователю России и основателю сей столицы, толико славною преемницею престола и дел его на удивление света ныне процветающих».
Открытие памятника состоялось при громадном стечении народа и в присутствии огромного числа войск. Императрица Екатерина в короне и порфире находилась на балконе сената, который помещался на том же месте, но не в нынешнем здании постройки Росси, а в старинном, трехъэтажном с башнею доме, бывшем Бестужева-Рюмина. Когда по данному императрицею знаку полотняная ограда в виде декораций, изображавших горы и скалы, закрывавшие памятник, упала, государыня, по словам современников, «прослезилась и преклонила голову перед изображением своего великого предшественника».
По случаю открытия памятника императрицею был издан манифест, которым были объявлены разные милости: приговоренные к смертной казни и телесному наказанию избавлены от них, прекращены все изыскания по уголовным делам, продолжавшимся более 10 лет, освобождены все содержавшиеся более пяти лет под стражею за казенные и частные долги, и т. п. Между прочим, был выпущен из долговой тюрьмы известный откупщик Голиков, который тогда же дал себе обещание написать или, вернее, собрать материал для истории Петра Великого — в результате появились известные «Деяния Петра Великого».
Согласно исчислению сената, представленному императрице Екатерине II, Фальконетовский памятник обошелся в 424.610 р., из которых выдано Фальконету всего 81.500 р., трем его подмастерьям 27.824 р., литейному мастеру Хайлову 2.500 р., на отливку пошло 11.001 пуд. меди.
Памятник производил громадное впечатление и на современников; об этом впечатлении мы находим очень интересные, своеобразно выраженные отзывы князя Трубецкого в письмах к дочери. Первое письмо датируется 15 декабря 1782 года[126]:
«Монумент Петр Великий украшение городу великое сделал, и я уже третий раз, как объезжаю его и не могу еще наудовольствоваться. Ездил нарочно на Васильевский остров смотреть оттудова — совершенно хорошо».
Через 11 дней — 26 декабря[127] — князь снова возвращается к памятнику: «статую же Петра Великого, как ни выйду со двора, все объезжаю и её я любуюсь: великое украшение сделано городу и по самой истине можно сказать достаточно её видеть такую пречудесную вещь».
В 1812 году, во время нашествия Наполеона на Россию, когда опасность вторжения врагов грозила и Петербургу, император Александр I предположил увезти статую Петра Великого на север, вполне справедливо боясь, что Наполеон захочет украсить Фальконетовским произведением свой излюбленный Париж. На перевозку статуи статс-секретарю Молчанову было отпущено несколько тысяч рублей, и уже были сделаны приготовления по устройству специальной баржи, на которой предполагалось увезти монумент.
И в это время с ближайшим другом и доверенным лицом императора Александра с князем А. Н. Голицыным добивается свидания какой-то житель Петербурга майор Батурин и рассказывает, что его, майора, уже несколько ночей подряд преследует один и тот же сон: майор видит себя на Сенатской площади, Петр Великий съезжает со скалы и мчится чрез Исаакиевский мост на Васильевский остров, затем на Петербургскую сторону и въезжает на двор Каменностровского дворца. Гулко звучат медные копыта на пустом дворе. На этот шум выходит император, и происходит следующий диалог между прапрадедом и внуком:
«— Молодой человек, до чего ты довел мою Россию?— спрашивает будто статуя Петра Александра I, — но зачем же ты тревожишь меня... Знай, пока я стою на своей скале, Петербург неприступен.
Сказав эти слова, всадник поворачивает и уезжает на свою скалу...»
Князь А. Н. Голицын сообщил об этом случае императору, и будто бы последовало распоряжение оставить статую в Петербурге.
Конечно, это анекдот, но очень характерный для Петербурга — статуя Фальконета является чем-то вроде ангела хранителя для Северной Пальмиры.
Около памятника был учрежден особый воинский пост, нечто вроде того, как у памятника Александровской колонны, но у последней дежурили дворцовые гренадеры, у Петра I простые солдаты; этот пост продержался до 1866 года, когда его по каким-то причинам «упразднили» — памятник из военного ведомства перешел к городскому самоуправлению[128], а в 1874 году уже не военное начальство обидело памятник, а сама дума—она распорядилась, в виду того, что памятник был заключен в Александровский сад, перенести окружавшие памятник четыре канделябра на Казанскую площадь[129].
С памятником Петра Великого неразрывными цепями связано событие 14 (27) декабря 1825 года.
Около «медного Петра»—вспоминаем эпитет, данный памятнику Некрасовым — ранним морозным утром собрался с распущенными знаменами в полном составе Московский полк, он встал тылом к памятнику, на левом фланге полка поместилось несколько рот лейб-гвардии гренадеров, на правом фланге, опять таки в полном составе, гвардейский экипаж... На Сенатской площади, у медного Петра, собрались те части петербургского гарнизона, которые, поддавшись увещеваниям декабристов, отказались от присяги вступавшему тогда на престол Николаю I. А против них, на той же самой площади, в течение целого дня стягивался «верноподданнический» гарнизон...
Стало темнеть, когда раздалось первое царское слово, первая его речь к своим верноподданным... Это слово, как вообще все царские слова, было жестокое, злое слово. Царь скомандовал своим частям, своей артиллерии: «Пли!!»
И на расстоянии не более 50 шагов в небольшую кучку людей понеслась картечь. ...Вынести такой убийственный огонь не было никакой возможности, восставшие бросились врассыпную... «Бунт декабристов» — бунт, как приказано было звать это первое вооруженное восстание — был подавлен.
И русский царь, подозвав к себе петербургского полицмейстера, вторично в тот день, в кровавое 27-е (14) декабря, отдал свое второе царское приказание.
— Убрать эту нечисть, — распорядился царь, указывая на кругом валявшиеся трупы, на бьющихся в судорогах раненых, на потоки пролившейся, еще дымящейся, теплой крови...
Полиция распорядилась...
По Неве, против Академии Наук, были пробиты во льду лунки такой величины, что в них с трудом можно было протолкнуть тело... и к этим лункам подвозились и подносились лежавшие на площадях, набережных, улицах; полиция не обращала внимания — ранен или убит: сдирала одежду, обшаривала карманы и протискивала в лунку... К утру все было убрано, привезли свежего снега, закидали следы крови...
