Затерянные миры - Кларк Смит

Император ничего не ответил, и Обекса молчала, пораженная изуродованным подобием того, кто некогда был ее любовником. Страх ее перед магом рос с каждой минутой. Для нее самым весомым доказательством зловещей силы колдуна являлось то, что он знал об этом давно забытом убийстве и оживил труп.

— Однако я боюсь, — молвил Намирра, — что мясо тебе кажется недостаточно вкусным, а вино недостаточно крепким. Чтобы пробудить аппетит, я позову моих певцов и музыкантов.

Он произнес слово, неизвестное Зотулле и Обексе, которое прогремело по огромному залу, подхваченное множеством голосов. Тут же появились певицы-оборотни с бритыми телами и волосатыми ногами, скаля длинные желтые клыки, на которых налипла падаль, и стали виться, как гиены, перед гостями. За ними вошли, топая ослиными ногами, черти, которые держали в обезьяньих лапах лиры, сделанные из костей и сухожилий каннибалов с Наата; за ними следовали волосатые сатиры, игравшие, надувая щеки, на гобоях, сделанных из бедренных костей молодых ведьм, и волынках из грудей негритянских королев.

Они склонились перед Намиррой в поклоне. Затем оборотни завыли печально и отвратительно, как шакалы, почуявшие падаль, а сатиры и черти заиграли мелодию, похожую на стон пустынных ветров, гуляющих в покинутом гареме. И Зотулла задрожал, ибо пение наполнило его душу ледяным холодом, а музыка оставила в его сердце страшную пустоту, как от разрушенных и растоптанных коваными копытами времени империй. В этой музыке он слышал шум песка в увядших садах и шелест истлевших шелков на некогда роскошных ложах, и шипение змей, свернувшихся вокруг поверженных колонн. Так исчезала навсегда слава Уммаоса, словно унесенная самумом.

— Какая веселая мелодия, — произнес Намирра, когда музыка стихла и певицы перестали выть. — Но мне кажется, что тебе мои развлечения скучноваты. Сейчас танцоры станцуют для тебя.

Он повернулся к залу и правой рукой начертал в воздухе загадочный знак. Тут же с потолка спустился бесцветный туман и на короткое время скрыл зал, словно упавший занавес. За занавесом раздался гомон голосов и приглушенные крики, которые вскоре стихли.

Потом пелена вдруг спала, и Зотулла увидел, что накрытые столы исчезли. В широких проемах между колоннами на полу лежали, связанные ремнями, его придворные, евнухи, вельможи, наложницы и все остальные, словно попавшие в сета птицы с великолепным оперением. Над ними под музыку лир и флейт танцевали скелеты, слегка прищелкивая костями, тяжело подпрыгивали мумии, и остальные приближенные Намирры скакали и ужасающе дергались всеми своими членами. Они носились по телам людей императора в ритме дьявольской сарабанды, с каждым шагом становясь выше и тяжелее, пока мумии не стали похожи на мумии Анакима, а скелеты не превратились в колоссов. И все громче звучала музыка, заглушая слабые крики людей. И все громаднее становились танцоры, головы которых уже достигали капителей огромных колонн, шатавшихся от их топота. А лежавшие у них под ногами люди, которых давили, как виноград для получения вина, стонали и кричали, и пол весь был забрызган их кровью, будто кровавым суслом. Император, словно попавший ночью в зловонное болото, услышал голос Намирры:

— Похоже, тебе не нравятся мои танцоры. Тогда я покажу тебе по-настоящему королевское зрелище. Поднимайся и пойдем со мной, ибо ты увидишь всю свою империю.

Зотулла и Обекса поднялись с кресел, словно лунатики. Не оглядываясь ни на сопровождающих их призраков, ни на зал, где прыгали танцоры, они последовали за Намиррой к алькову за алтарем Тасайдона. Оттуда по винтовой лестнице они поднялись на высокий балкон, с которого был виден дворец Зотуллы и обагренные закатом крыши города.

Похоже, пока шло это адское празднество, прошло несколько часов, и солнце клонилось к закату, опускаясь за императорский дворец и окрашивая бескрайние небеса кровавыми лучами.

— Смотри, — молвил Намирра, прибавив странное заклинание, на которое камни здания откликнулись, словно гонг.

Балкон слегка качнулся, и Зотулла, выглянув наружу, увидел, что крыши Уммаоса уменьшаются. Он взлетел на балконе в небо на невероятную высоту и увидел купола своего собственного дворца, городские дома, вспаханные поля, и пустыню, и огромное солнце, садившееся за горизонт. У Зотуллы закружилась голова, и холод охватил его от ледяного ветра, подувшего в лицо. Но Намирра произнес другое слово, и балкон перестал подниматься.

— Смотри внимательно, — произнес колдун, — на империю, которая была твоей и которая, больше твоей не будет.

Затем он простер руку к закату и бездне под ним и произнес двенадцать имен, на которые было наложено проклятие, а затем страшное заклинание: Qna padambis devompra thungis furidor avoragomon.

В тот же момент черные грозовые тучи закрыли солнце и, заслонив горизонт, приняли форму огромных чудовищ с лошадиными головами и телами. С яростным ржанием дьявольские кони затоптали солнце, и мчась, словно на титаническом ипподроме, стали подниматься все выше в огромное небо, направляясь к Уммаосу. Громкий гибельный грохот сопровождал их бег, и содрогнулась земля, и понял Зотулла, что это не облака, а живые создания, явившиеся в мир из космической бездны. Отбрасывая тени на много лиг вперед, кони ворвались в Ксилак, будто пришпоренные дьяволом, и копыта их опустились, словно падающие скалы, на оазисы и города.

Они налетели, как ужасающий шторм, и казалось, мир утонул в бездне под их огромной тяжестью. Окаменев, Зотулла стоял и смотрел, как рушится его империя. А гигантские жеребцы приближались с невероятной скоростью, и громче становился стук их копыт, которые уже топтали зеленые поля и фруктовые сады, раскинувшиеся к западу от Уммаоса. И тень от коней продвигалась, словно дьявольское затмение, пока не накрыла весь Уммаос. Посмотрев вверх, император увидел между землей и небом их огненные глаза, сверкающие сквозь парящие облака, словно табельные солнца.

В сгущающейся тьме он услышал перекрывающий невыносимый грохот голос Намирры, который кричал в безумном триумфе:

— Знай, Зотулла, что я призвал коней Тамогоргоса, повелителя бездны. И эти кони сокрушат твою империю, как твой скакун когда-то сбил с ног нищего мальчишку по имени Нартос. И знай также, Зотулла, что я был тем мальчишкой.

Глаза Намирры, наполненные тщеславием безумия и злобы, горели, словно гибельные звезды в час их зенита.

Для Зотуллы, ошеломленного ужасом и грохотом, слова колдуна прозвучали, как гул светопреставления; он их не понял. С громовым топотом, срывая крыши и разнося по крошкам каменную кладку, жеребцы ворвались в Уммаос. Храмы были раздавлены, как хрупкие ракушки, каменные здания разрушены и втоптаны в землю, как тыквы. Дом за домом город был сровнен с землей с таким ужасающим треском, словно весь мир погрузился в хаос. Далеко внизу, на темных улицах, люди и верблюды метались, словно муравьи, но им некуда было бежать. Копыта скакунов неумолимо поднимались и опускались, пока город не превратился в щебень и пыль, покрывшую все черным покрывалом. Дворец Зотуллы был снесен до основания, и теперь копыта коней мелькали рядом с балконом Намирры, а головы их возвышались далеко наверху. Казалось, они разрушат и дом волшебника, но в тот момент, когда печальный свет заката проник сквозь облака, они разделились на два табуна и понеслись в разные стороны. Кони умчались, неся разрушение на восток от Уммаоса. Перед Зотуллой, Обексой и Намиррой лежали развалины города, как куча мусора, и затихал страшный грохот копыт, удаляющийся в сторону восточного Ксилака.