Великий посев - Владимир Михановский

К вечеру чаша превратилась в маленький цветок, который свободно бы уместился в его кулаке. Наконец она стянулась в розовую почку, которая вскоре исчезла, словно растворилась в воздухе. Сколько ни вглядывался, запрокинув голову, Атагельды, он так и не сумел ее обнаружить.

Когда он собрался возвращаться в кишлак, в воздухе пронеслось что-то вроде вздоха – и земля под ногами задрожала. Прогремел гром, более явственный, чем тот, с неделю назад, заставший его в кишлаке. Однако в небе и на этот раз не было ни облачка.

Идея Зерена была столь же проста, сколь и неожиданна. Она получила окончательную завершенность после того, как Атагельды, находясь в оазисе, руками показал размер кузнечного молота, который необходим.

Теперь Зерен знал подлинные размеры предметов, которые необходимы Курбану для кузницы.

Форму он тоже умеет выдерживать – это подтвердил сделанный им из атомов стального ножа молоток, который дед и внук единодушно сочли точной копией кузнечного молота.

Суть замысла Зерена была такова. Он хочет получить предметы для кузницы. Но для этого нет необходимости плавить, строгать, обтесывать другие предметы, как, по всей вероятности, поступают эти примитивные существа где-то там, вне зоны видимости Зерена. Для этого есть гораздо более простой путь…

Ведь что такое предмет, рассуждал Зерен, любой материальный предмет? Это застывшее расположение определенного сорта атомов в определенной конфигурации пространства.

Пусть одна из конфигураций имеет форму кузнечного молота, другая – наковальни, третья – мотыги, четвертая – кетменя и так далее. Остается заполнить эти формы атомами определенного сорта, и задача будет решена.

Нужную форму можно будет получить из силовых полей, соответствующим образом искривив их и задав достаточную интенсивность. Тогда атомы будут описывать необходимые траектории, прежде чем каждый займет ту точку пространства, то единственное место, которое ему положено.

Оставалась, правда, еще одна загвоздка. Не было металла, который нужен был для осуществления замысла. Нигде больше вещей, подобных стальному ножу, Зерен не обнаружил. Не было в окрестности ни железа, ни прочих металлов.

Правда, на большой глубине неподалеку от колодца поисковые корни Зерена наткнулись на кумган из обожженной глины, в котором оказались плоские кругляшки из желтого металла, который не взяла даже ржавчина. Зерен решил было его использовать, однако счетная система рассудила, что металла слишком мало, и космический пришелец велел подвижным корням оставить сосуд в покое.

Имелась еще одна возможность. Погружаясь все глубже, все те же подвижные корни, снабженные чувствительными анализаторами, обнаружили вслед за поясом глины залежи железной руды. В принципе можно было бы ее использовать для получения металла, но Зерен подсчитал, что энергии на выплавку и синтез не хватит: нужно было выбирать что-то одно. И он выбрал второе.

В качестве рабочего вещества для синтеза Зерен решил выбрать собственные листья, конечно опавшие, предварительно измельчив их и уплотнив образовавшуюся массу. При надлежащем воздействии, Зерен проверил экспериментально, получалось вещество, не уступающее по твердости железу.

Этот опыт Зерен провел, когда реципиент находился неподалеку, на поверхности.

Для осуществления своего замысла Зерену пришлось с помощью корней создать под оазисом пустое пространство, похожее на сферическую пещеру. Песчинки из этого пространства отсасывались по полым трубкам, пролегающим внутри корней и стволов растений.

Когда помещение достигло нужной величины, Зерен велел пропитать его стенки тягучим соком, который схватил их намертво, предотвращая осыпи и оползни.

После этого иногалактический мозг приступил к монтажу хитроумных силовых полей…

Все это время Зерена беспокоила одна вещь. Хотя он залечил рану, нанесенную стволу местным существом с помощью ножа, боль от нее все время возвращалась.

…Это, разумеется, была вовсе не та боль, которой порой подвержены человек или прочие существа Земли. Болевые разряды, отдаленно напоминающие электрические, пронизывали все невероятно разветвленное тело Зерена, от верхушек растений и до кончиков корней. Да, все это было единое тело, которое все еще продолжало разрастаться, шаг за шагом отвоевывая у пустыни.

Боль возникала в том месте, где была глубокая рана, нанесенная безжалостной сталью. Рану Зерену удалось затянуть, зарастить слоем клетчатки, но, видимо, нож Анартая перерубил важный нерв, срастить который полностью Зерену не удалось. Потому-то внезапно и вспыхивали болевые разряды, которые заставляли тихо трепетать листья, еле заметно раскачивали верхушки растений, а главное, мутили сознание Зерена, туманили его, заставляли ошибаться в расчетах.

Происходило, увы, и то, чего с самого начала опасался Зерен. Как только его пронизывал разряд от не до конца залеченной травмы, болевой приступ охватывал и Атагельды.

Мальчик стойко переносил свалившееся на него несчастье, хотя и не в силах был понять, откуда оно взялось. Помогал деду по дому, играл на улице с ребятишками, строил с Анартаем песчаную крепость – в те нечастые часы, когда они не враждовали, – и вдруг дикая боль схватывала левую руку, словно огненный обруч сжимал ее. Однако проходила минутка-другая – и боль постепенно отпускала.

Больше всего он боялся, чтобы дед не заметил его внезапного недуга, но Курбан, поглощенный своей кузницей, казалось, ничего не замечал вокруг.

Он натаскал во двор из оазиса листьев, выбрав пошире и попрочнее, и надумал сшить из них мехи. После нескольких неудачных попыток работа получилась. Внешне, правда, мехи выглядели неуклюже, напоминая чешуйчатое доисторическое животное. Когда Курбан с внуком попробовали качать воздух, «животное» зашевелилось, зашуршало, словно даже приподнялось с утрамбованного земляного пола. Но работало приспособление хорошо, а это было главное. Правда, воздух пока качать было некуда, но, как говорится, лиха беда начало.

Атагельды с дедом вырыли во дворе яму, размесили в ней глину, приготовили кирпичи и выложили в углу кузницы печь. Протопленная сухими стеблями и листьями, которые Атагельды собрал на краю оазиса, печь показала неплохую тягу, и тепло хорошо хранила, не остывая до конца в течение холодной ночи.

– Славный материал, – заметил Курбан однажды, разглядывая сухой стебель. – И гибкий, и прочный. Его бы в дело пустить, а не в печь заталкивать.

– Разве печь топить – не дело? – спросил Атагельды и посмотрел на деда.

– Таким добром – не дело.

– А что из него можно сделать?

Курбан задумался, стоя перед потрескивающим пламенем, которое весело полыхало в печи.