Стража Реальности - Алексей Евтушенко

— Эй, ты где? — засмеялась Марта и помахала рукой перед моим носом. — Вернись!

— Извини, задумался, — улыбнулся я в ответ.

— И о чём, если не секрет?

— Хм. Не поверишь, но о нас с тобой, — неожиданно для самого себя решил я идти ва-банк.

— Ух ты! — Её глаза блеснули. — А нельзя ли подробнее.

— Можно. Видишь ли, ты мне понравилась. Очень. А…

— Стой-ка, — перебила она меня. — Ответь мне на один вопрос, пожалуйста. Ты женат или холост?

— Разведён, — честно признался я. — И довольно давно. Лет восемь как. А что?

— Ничего. Просто, когда мужчина говорит женщине, пусть даже и проститутке, что она ему очень нравится, большое значение имеет, женат он или нет. Неужели не понятно?

— Наверное, понятно. Но, честно сказать, я не думал, что в данном случае это особо важно.

— Это важно в любом случае. Впрочем, ты не женщина, поэтому тебе и в самом деле никогда до конца не понять. — Она вытряхнула из пачки на столе сигарету и закурила. — Ладно, проехали. Не женат, значит, не женат. Что там у нас дальше?

— Я сказал, что ты мне очень понравилась, — напомнил я и тоже закурил.

— Ты мне тоже, — чуть насмешливо, как мне показалось, прищурилась она. — И я тебе об этом уже сообщила. Сказать ещё разок? Мужчины любят, когда их хвалят.

— Можно подумать, женщины не любят, — хмыкнул я. — Но я не об этом. Скажи, ты очень дорожишь своей… э-э… работой?

— В каком смысле? — нахмурилась она. — Ты предлагаешь мне сменить занятие?

— Скорее взять отпуск, — сказал я. — Для начала. И провести его со мной. Говорю же, ты мне понравилась. Ты как, вообще, свободная или под кем-то работаешь?

— Хочешь спросить, есть ли у меня сутенёр?

— Что-то в этом роде.

— Нету.

— Это хорошо.

— Как сказать…

— Я имею в виду, что ты сама себе хозяйка. А значит, и разрешение на отпуск ни у кого просить не надо.

— Отпуск, вообще-то, такая штука, что требует денег. Уж извини. Они у тебя есть?

— Сейчас.

Я сходил в комнату, вернулся и выложил на стол 50-граммовый мерный слиток золота:

— Годится?

Марта взяла слиток и подбросила его на ладони.

— Недурно. Продать хочешь?

— Хочу. Так вышло, что я остался без наличных. Ты можешь это быстро устроить?

— А что тут устраивать? — удивилась она. — Едешь на Хитровку и продаёшь. Там скупщиков хватает. Но учти, больше чем по три рубля за грамм никто не даст. Сколько здесь, грамм пятьдесят?

— Ровно пятьдесят.

— Вот и считай. Сто пятьдесят рублей. Это нам с тобой на неделю, если без особого шика. А что за отпуск без шика?

— Будет и шик, — пообещал я. — На Хитровке, значит… Это в Китай-городе, что ли?

— Да уж не в Замоскворечье… Ты что, никогда на Хитровке не был?

— Очень давно, — честно признался я. Знаменитый Хитровский рынок, столь ярко описанный Гиляровским в книге «Москва и москвичи», сохранился только в одной известной нам альтернативке. Той самой, где не было никакой Октябрьской революции и Российская империя, правда, утратив часть территорий, дожила до наших дней. Я был на этом рынке в порядке ознакомления. Ничего общего, кроме названия, с Хитровкой Гиляровского он не имеет. Интересно, а как здесь? Судя по тому, что на этой Хитровке можно нелегально купить и продать золото… Впрочем, пока сам не увижу — не узнаю.

— До Китай-города подземкой, а там рукой подать, — сообщила Марта. — Сам справишься, большой мальчик. Да ещё и детектив в придачу.

— Конечно, справлюсь, — заверил я. — Прямо сейчас и съезжу.

— Давай. А я, пожалуй, ещё посплю часок. Отпуск, значит, отпуск.

— Так ты согласна?

— Почему бы нет? Я же говорила тебе вчера, что мне это всё обрыдло. Ты же вроде мужик хоть и странный какой-то, но в целом неплохой. И в койке мне подходишь, что немаловажно, и зла я в тебе не чую, а это главное. Давай попробуем.

— Отлично, — улыбнулся я. — Тогда, если не трудно, дай пару рублей на проезд. Веришь, вообще ни копейки в кармане нет.

— Как интересно, — усмехнулась она. — Золото есть, а денег ни копейки?

— Говорю же — проблема с наличными. Бывает, — сказал я. — Не волнуйся, верну с лихвой.

— Да я и не волнуюсь, — сказала она тихо. — С чего бы? Только ты всё равно возвращайся, хорошо? Я буду ждать.

Мне нравится сравнивать Москву из разных альтернативных реальностей. Искать различия и общие места. Восхищаться и ужасаться. Испытывать чистую детскую радость и взрослую привычную грусть. В равной степени удивляться человеческой глупости и мудрости, недальновидности и прозорливости, жажде наживы и чувству прекрасного. Я вообще люблю Москву. Она — давняя моя слабость. И хотя во всех реальностях и на всех континентах есть немало городов, которые милы и любы моему сердцу, Москва держится среди них особняком. Не только потому, что она столица России и я прожил в ней много счастливых и не очень лет и зим, нет. Просто Москва, как мне кажется, и в самом деле уникальный по внешней красоте и внутренней силе город. Город, который всегда щедро платит тому, кто с ним честен. И не всегда эту плату можно выразить в денежном эквиваленте. Говорят, Москва высасывает из человека всё хорошее, превращает его в жадное и эгоистичное существо, способное беспокоиться лишь о собственном благополучии.

Не согласен.

Да, подобное случается, не спорю. И случается нередко. Особенно с теми, кто приезжает Москву, что называется, «покорять», и готов ради этого на всё. Что ж, они и получают именно ту плату, которой достойны и которую заслужили: деньги и сомнительную славу пополам с жадностью и насмерть задавленной совестью. Только при чём здесь Москва, совершенно не понятно. Она ведь никому ничего не обещала, верно? И никого зря не обнадёживала. Нет. Она всегда честно предупреждала: «Получишь то, что заслужил. А слезам я не поверю, так и знай».

Эта Москва, как и все прочие, имела свои отличия. Главное из которых состояло в том, что к старой исторической застройке здесь относились гораздо бережнее, чем, например, в Москве моей, изначальной реальности или той альтернативке, в которой я работал последние два года. Это стало ясно сразу, как только я доехал за десять копеек на местной подземке (весьма отличается от нашего метро, весьма) до центра, а именно до площади Лермонтова, располагающейся точно на пересечении улицы Тверской и Страстного бульвара.

Всё-таки к этому невозможно привыкнуть… Я присел на случившуюся незанятой скамейку тут же на Страстном и неторопливо закурил, разглядывая бронзового поэта на другой стороне площади, стоящего лицом ко мне. За моей спиной высилось восьмиэтажное здание газеты «Русский вестник» с явными следами конструктивизма на фасаде, а рядом негромко шелестел листвой, хрустел шагами и шуршал шинами Страстной бульвар. Без Страстного монастыря и с большим красивым фонтаном на месте кинотеатра «Пушкинский» в нашей реальности.

Значит, площадь Лермонтова. Очень интересно. Такого нам раньше не попадалось.

Неизвестный скульптор изобразил Михаила Юрьевича в военном мундире. С саблей на левом боку и с раскрытым томиком в правой руке. Надо понимать, собственных сочинений. Впрочем, в книгу великий русский поэт не смотрел, взгляд его был устремлён поверх площади его имени куда-то в недоступную нам, простым смертным, поэтическую или какую-то иную даль. Выглядел Лермонтов немногим моложе меня с моими сорока семью годами, и я подумал, что если в этой альтернативке Лермонтов стоит выше Пушкина на лестнице народного признания, то впереди нас всех ожидает масса интереснейших сюрпризов. Это было понятно и раньше, но, так сказать, теоретически, а теперь стало совершенно очевидным.

Надо было идти. Я бросил окурок в урну, спустился в подземный переход, вышел на Тверскую и, не торопясь, двинулся по направлению к Кремлю.

Я специально выбрал этот длинный пеший маршрут: от Страстного — через Красную площадь — в Китай-город. Потому что только так, в пешей прогулке, можно было набраться впечатлений и сделать необходимые наблюдения. На первый взгляд сам собой напрашивался вывод о том, что события 1917 года с захватом власти большевиками, Гражданской войной и последующим строительством нового во всех отношениях общества здесь если и произошли, то не имели столь разрушительных последствий для города в частности и России в целом, как в уже упомянутых мной реальностях. Собственно, не нужно было обладать какой-то особой проницательностью, чтобы это понять — сама по себе архитектура может рассказать многое тому, кто хочет и умеет читать каменные книги городов.

Впрочем, архитектура архитектурой, а исторические факты историческими фактами. Предполагать я мог всё, что угодно, но точное знание о прошлом и настоящем этого мира скрывалось в тех источниках, доступ к которым у меня пока был ограничен. То есть на данный момент из всех возможных источников я мог в полной мере воспользоваться только одним — свежим номером газеты «Русский вестник», купленным мной в киоске неподалёку от дома Марты. Но и его просматривать я не спешил — слишком много впечатлений на меня сразу навалилось в этом мире, и все их следовало хоть как-то упорядочить. Что сделать было весьма нелегко, ибо количество этих самых впечатлений по мере моего приближения к Китай-городу не уменьшалось.