Пассажир «Полярной лилии» - Жорж Сименон

Лоцман, стоявший у компаса, указал Петерсену рукой на запад и объявил:

— Ночью похолодает. Если так пойдет и дальше, в Киркинесской бухте придется пробиваться сквозь лед, как в середине зимы.

На ветру лицо Вринса совсем побелело. Крылья мостика с двух сторон забраны стеклами, чтобы служить укрытием вахтенному, но молодой человек оставался на не защищенной ничем середине, хотя жестоко мерз в своем тонком реглане. Он не повернул головы, услышав лоцмана. Губы у него посинели, руки без перчаток вцепились в поручни.

— Что я приказал? — рявкнул Петерсен.

Вринс остолбенело взглянул на него, напрягая память:

— Я приказал вам, заступая на вахту, брать теплое пальто у кого-нибудь из коллег. И перчатки!

— Есть, капитан.

Вринс не шелохнулся.

— Сколько оборотов?

— Сто десять.

— Сколько сажень под килем?

— Восемьдесят.

Этого мальчишку со впалой, слегка вздымающейся грудью и синевой под глазами хотелось отхлестать по физиономии или оставить без сладкого — столько немыслимо ребяческого было в том, с каким отчаянным усилием воли он стискивал челюсти, чтобы выглядеть как можно более лихо в новенькой форме с золотыми, еще не потускневшими нашивками.

9. Племянник Штернберга

Сумерки наступали быстрей, чем обычно. Было всего три часа дня, а уже пришлось включить свет.

— Пусть задраивают люки — так спокойней, — распорядился капитан.

Он все еще стоял на мостике, украдкой наблюдая за Вринсом, когда увидел инспектора Йеннингса с листком бумаги в руке. Вид у полицейского был взволнованный.

— Простите. Нам нужно поговорить — не здесь, конечно. Судовой экспедитор только сейчас вручил мне телеграмму, хотя валялась она у него с часу дня.

Вринс, который, несомненно, услышал полицейского, не обернулся и не вздрогнул. Капитан зашел в штурманскую рубку и углубился в чтение.

«СТАВАНГЕР ПОЛИЦИЯ ИНСПЕКТОРУ ЙЕННИНГСУ БОРТУ «ПОЛЯРНОЙ ЛИЛИИ»

ПАРИЖСКАЯ СЮРТЕ[7] УВЕДОМЛЯЕТ УБИЙЦА МАРИ БАРОН УСТАНОВЛЕН ЗПТ РУДОЛЬФ ЗИЛЬБЕРМАН ИНЖЕНЕР ДЮССЕЛЬДОРФА ПЛЕМЯННИК СОВЕТНИКА ШТЕРНБЕРГА ТЧК СВЯЗЬ ОБОИМИ ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ НЕСОМНЕННА ТЧК ВЕРОЯТНО ЗИЛЬБЕРМАН ЧУЖИМ ИМЕНЕМ ОТБЫЛ «ПОЛЯРНОЙ ЛИЛИИ» ГАМБУРГА ТЧК ПОИСКИ РЕЙДЕ СТАВАНГЕРА БЕЗРЕЗУЛЬТАТНЫ ТЧК УСИЛЬТЕ НАБЛЮДЕНИЕ СУДНОМ ЗПТ ДЕЛО ПОЛУЧИЛО БОЛЬШУЮ ОГЛАСКУ ГЕРМАНИИ»

— Что вы на это скажете?

Телеграмма совершенно сбила Йеннингса с толку.

— Вы полагаете, убийца до сих пор прячется в трюме?

Петерсен перечитал сообщение и выглянул из рубки: «Полярную лилию» неожиданно качнуло так сильно, что он забеспокоился.

— Нет, здесь Эриксена нет. Во-первых, пароход дважды обыскали, причем один раз силами бергенской полиции и со всей возможной тщательностью. Во-вторых, трюмы почти разгружены и не могут больше служить убежищем. В-третьих, Эриксена видели на борту только Катя Шторм и Вринс.

— А вы сами?

— За два часа до отхода я со спины видел человека в сером пальто, и третий помощник сказал мне, что это Эриксен. Но у того было достаточно времени покинуть «Полярную лилию».

— Зачем? Проезд он оплатил, багаж его был на борту…

— Вот именно — зачем? И таких «зачем» немало.

— Докуда он взял билет?

— До Ставангера.

Капитан снова подошел к двери и хмуро спросил лоцмана:

— Люки задраены?

Тот указал ему на горизонте подозрительно светлое серо-аквамариновое пятнышко.

— Но вы ведь проверили их паспорта, — продолжал Петерсен, вернувшись назад.

Инспектор тоже забеспокоился — нет, он, конечно, не предвидел шторм, но усиливающаяся качка рождала в нем смутную тревогу.

— Вопрос о паспортах лучше не поднимать, — возразил он. — Отличить фальшивый от подлинного почти невозможно. Во всех больших городах, особенно портовых, вроде Гамбурга, существуют лавочки, где вас снабдят любыми удостоверениями личности, подчас даже подлинными: их либо крадут у владельцев, либо при помощи тайных связей добывают в официальных учреждениях.

— Значит, Зильберманом…

— Может оказаться кто угодно: Эриксен, Вринс, Эвйен, Шутрингер, Петер Крулль.

— Эвйена исключите: я знаю его восемь лет.

— Остаются четверо.

— Долой Эриксена: даю голову на отсечение, его никогда не существовало.

— Для чего тогда Катя Шторм и ваш третий помощник упорно пытаются внушить, что он здесь, на пароходе?

— А для чего мешок из-под угля? — в тон ему подхватил Петерсен. — А кража? А почему в саквояже Вринса, который мог бы приискать хоть сотню тайников понадежней, найдено только сорок тысяч?

Первый вал взметнулся над форштевнем и разбился о бак. Тем не менее инспектор попытался изобразить улыбку.

— Надеюсь, это не шторм?

— Еще нет.

— Что же вы посоветуете делать?

— Не взглянуть ли вам на пожитки Петера Крулля?

— Это в самом низу?

— Да. Его койка слева от машинного отделения. Старший механик вас проводит.

Температура падала с такой удручающей быстротой, что, выйдя из рубки, капитан дважды обмотал шарфом шею.

Перегнувшись через поручни, он разглядел четырех матросов, забиравших люки под брезент. Но было уже поздно. Пароход обогнул какой-то островок, и ветер внезапно навалился на него прямо с траверза. «Полярная лилия» сильно рыскнула, и, сломав крепежные рымы, тяжелый комнатный ледник, который не успели дополнительно принайтовать, покатился по палубе на левый борт.

Одного из матросов чуть не задавило. На мгновение все опешили, а тут судно легло на правый борт, и махина размером два на два метра, сделанная из тяжелых дубовых досок да еще выложенная изнутри свинцом, угрожающе поползла в обратном направлении.

Петерсен кубарем скатился с мостика, схватил трос и вместе с четырьмя матросами бросился в погоню за ледником. Когда им уже почти удалось остановить его, он вдруг вырвался, налетел на ванту, перевалился через борт и исчез в волнах.

Авария прошла бы незамеченной, если бы с носа не донесся отчаянный вопль.

Лопнув от удара, ванта щелкнула, как бич, хлестнула лапландца, все еще сидевшего на кабестане, и сломала ему лопатку.

Несчастный не заметил аварии и, не понимая, что случилось, совершенно обезумел.

— В каюту его! Живо!.. Позовите Эвйена.

— В Киркенесе нет врача, и Беллу Эвйену частенько случалось оказывать первую помощь пострадавшим рабочим.

Судно шло по узкому проливу между двумя островами. Волна была низкая, но в нескольких кабельтовых простиралось открытое море, где вздымались головокружительно высокие валы.

К Петерсену бежал старший помощник, проснувшийся от грохота на палубе.

— Займитесь раненым… Я на мостик.

Вринс не шелохнулся. Прижавшись спиной к крашенной эмалью штурманской рубке, он смотрел вперед. Фуражку с него сдуло, белокурые волосы упали на лоб.

Он щурился, чтобы его не слепила ледяная пыль, которую нес с собой ветер.

— Что же это творится? — проворчал капитан, глядя на компас.

Снова одно к одному, как в Гамбурге! Сперва ледник, потом лапландец.

Мало того! Лампочка подсветки компасной картушки вдруг начала меркнуть. Нить ее стала красноватой, потом коричневой и, наконец, потухла.

Петерсен посмотрел вниз и убедился, что такая же