Неживая вода - Елена Ершова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Добро пожаловать, гости дорогие! – нараспев произнесла она с характерным акцентом, присущим коренным северянам.
– Спасибо за прием, – отозвался Витольд и слегка поклонился. – Не побеспокоили бы, кабы не нужда.
– Ко мне с нуждой и приходят, – мягко произнесла ведьма и повернула к Игнату красивое светлое лицо. – Быстро ли добрались? Не испугали мои стражи верные?
«Стражи… это она о мертвых волках», – догадался Игнат, а вслух сказал:
– Не испугали. Не мужское это дело – мертвых бояться.
Ведьма хрустально зазвенела – засмеялась, отчего на ее щеках появились ямочки. Отбросила назад разметавшиеся по плечам светлые и легкие, как лен, волосы.
– Верно ты говоришь, – согласилась она. – Глупо тому мертвых бояться, за кем мертвые по пятам следуют.
Игнату показалось, что свет в избушке померк. Стены задрожали и стали зыбкими, текучими, как поток. Поплыло и лицо ведьмы: ее белые волосы подернулись позолотой, скрутились в пшеничные жгуты.
– Откуда знаешь? – хрипло спросил Игнат.
– Чтобы знать, не нужны ни глаза, ни окна, – отозвалась ведьма, и голос ее донесся будто через многие слои воды и тумана. – К частоколу вы подошли вчетвером, но в калитку вошло только трое: а все потому, что волчьи головы мой двор от мертвых охраняют. Вот и навка твоя снаружи осталась. – Ведьма наклонилась вперед и дотронулась до Игнатовой руки, будто обожгла каленым железом. – Ждет она тебя, мой болезный. Как верная собачонка ждет.
6
Горе похоже на океанскую волну: накатывает неожиданно, разбивает в щепки пустые надежды, опутывает водорослями, а когда легкие наполняются соленой водой, то человек цепенеет, камнем идет на дно. Потом наступает отлив, будто само время откатывается вспять. И кажется, что ничего не случилось…
…Званка сидела на обочине дороги и плакала, придерживая разорванный свитер покрасневшими пальцами. Не слушая больше ни предупреждающих криков бабки Стеши, ни ругани Касьяна, Игнат бежал к девочке по обледенелой дороге, и в голове стучала только одна мысль: «Жива… жива…»
Она подняла на него заплаканные глаза, ставшие от слез еще синее, шмыгнула покрасневшим носом.
– Я разбила коленку…
Игнат остановился, словно налетел на невидимую преграду. С шумом втянул воздух, наполненный запахами железа и гари, и растерянно спросил:
– Больно?
Она улыбнулась, утерла рукавом измазанное слезами и сажей лицо.
– Немного… – потом вздохнула и попросила робко, будто боясь услышать отказ: – Пойдем домой, Игнаша? Зябко мне… пойдем, а?
Он помог девочке подняться и старался не смотреть туда, где в прорехах свитера белело голое тело. Званка одернула подол до середины бедер, подобрала с земли и натянула порвавшиеся пимы, вздохнула – до весенней ярмарки было далеко, а другой обуви у нее не было. Но это совершенная мелочь по сравнению с главным – Званка осталась жива.
Она прихрамывала и опиралась на плечо Игната, то и дело поправляла сползающий с плеча свитер. Мальчик и хотел, и боялся спросить, что произошло с ней в эти страшные часы, пока она находилась в лапах нави. А сама Званка не спешила раскрывать перед ним душу – всему свое время.
– Родители, должно быть, волнуются! – пожаловалась она. – Но я не могу идти к ним в таком виде. Ты должен найти мне новую одежду!
Игнат пообещал, а потом вспомнил, как горел Званкин дом, и подумал: «Живы ли твои родители вообще?» Но про себя решил, что если девочка осталась сиротой, то он обязательно уговорит бабку Стешу взять ее на воспитание. Будто прочитав эти мысли, Званка прижалась к пареньку и спросила встревоженно:
– А что скажет твоя бабушка? Вдруг прогонит?
– Ну что ты! – успокоил ее Игнат. – Бабуля добрая, не откажет.
Он одобряюще погладил девочку по плечу и почувствовал, как дрожит ее тело. Дом был уже рядом. Игнат чувствовал запах пекущегося хлеба, слышал, как бабушка Стеша гремит посудой, накрывая на стол, но Званка почему-то медлила.
– Что же ты? – спросил Игнат.
Она поежилась, зябко кутаясь в обрывки свитера, прошептала:
– Страшно мне, Игнаш. Чую, не рада мне будет твоя бабушка. Ох не рада…
– Это еще почему?
Званка переступила с ноги на ногу:
– Живое к живому тянется. А мертвое – к мертвому.
Откуда-то налетел холодный ветер, забрался Игнату под ворот, надув его старенькую парку, будто парус. Но на Званке не шевельнулось ни волоса, только лицо омрачилось печалью.
– Вот и ты к Марьяне льнешь, – горько произнесла она. – Знаю, как на нее смотришь. Знаю, как она к твоему плечу прижималась. Покинуть ты меня хочешь, Игнаш. Забыть.
– Откуда знаешь о Марьяне?
Разом потемнело вокруг, за спиной Званки все заволокло белесой пеленой и земля начала покрываться ледяной коростой.
– Не покину я тебя, – попытался оправдаться парнишка. – И никогда не забуду!
Он протянул ладонь.
– Пойдем же! Ну? Холодно становится.
– Холодно-о… – на выдохе повторила Званка.
И от этого свистящего шепота по коже Игната градом рассыпались мурашки. Так и застыв с протянутой к Званке ладонью, он видел, как девочку словно кто-то толкнул в спину. Она с болезненным хрипом втянула воздух, ставший резким и колючим, и в горле ее что-то заклокотало, захлюпало, как хлюпает под сапогами болотная водица. Верхняя часть Званкиного тела накренилась и начала сползать на бок, словно внутри нее сломался какой-то удерживающий стержень.
– Нельзя мне войти, – пожаловалась она. – Не пускают меня.
– Кто не пускает? – эхом отозвался Игнат.
И тогда он увидел волков.
Они проступили из тумана темными пятнами, будто тлен на саване мертвеца, и шли медленно, неуклюже припадая на лапы. Круглые головы казались слишком тяжелыми для их высохших тел, с которых клочьями слезала шкура. Из ощеренных пастей капала слюна, и там, куда падали капли, чернела земля. Волки не пытались приблизиться, но образовали за спиной Званки полукруг и остановились, поблескивая угольками глаз.
– Не пройти мне, Игнат, – сказала девочка и заплакала. Ее лицо пошло трещинами, как на старом фотоснимке. – Не подойти к тебе. А так холодно… Холодно и страшно лежать одной в темноте…
Под ее свитером расплывались кровавые пятна. Слезы текли по щекам, оставляя дорожки изъязвленной плоти.
– Найди мертвую воду, – повторила она, и с почерневших губ сорвались багряные капли. – Мертвое – к мертвому.
Волки подняли высохшие узкие морды и завыли – горько, страшно, будто жалуясь на невыносимую стужу и вечный мрак. Высокий саднящий звук разносился в промозглом воздухе. Игнат протянул руку, пытаясь ухватиться за расползающийся туманом Званкин свитер…
…И открыл глаза.
Реальность нахлынула волной, ударила наотмашь и принесла с собой горечь и боль разочарования. Все повторилось снова – и покосившийся деревянный крест, и тени в лесу, и укус ножа между лопатками, и ревущая за срубами стен вьюга. Игнат хотел выглянуть в окно, где мололи метельные жернова, а снег заметал одинокую фигуру мертвой девочки, которая плакала где-то за воротами, умоляя впустить ее в дом. Но окон не было, и подле себя Игнат видел лишь строгое лицо Марьяны. Она подносила к его губам душистый отвар и ласково уговаривала:
– Еще совсем немного. Видишь, как он тебе помогает? Скоро совсем поправишься, только еще чуть-чуть…
Игнат оттолкнул ее руки, приподнялся на подушках. В спине кольнуло, будто хвойными иголочками, но прежней изнуряющей боли не было.
– Где?.. – прошептал он.
Марьяна вздохнула и оставила варево, в ее глазах блеснули влажные искры.
– Нет здесь никого, – терпеливым тоном произнесла она, как, должно быть, не раз говорила своим прежним пациентам. – Лекарница за хворостом вышла. А Витольд уехал, в новолуние обещал вернуться, когда ты совсем на ноги встанешь.
– Где Званка? – хрипло повторил Игнат и попробовал подняться.
Марьяна обвила его мягкими руками, удержала на подушках.
– Тише, тише, – заговорила она. – Тебе лежать нужно.
– Званка…
– Нет никакой Званки.
– Она жива, понимаешь? Ждет меня там, за воротами… Почему ее никто не пустит?
– Нет никого за воротами, – ответила Марьяна. – И не было.
– Да как же? – Игнат посмотрел в ее глаза недоверчиво, с надеждой. – А ведьма сказала… Ведь видела она ее! – Он вцепился в шерстяное одеяло, на лбу проступила испарина.
Марьяна поджала губы, выпрямилась, привычным жестом перекинув косу через плечо, после чего произнесла четко и уверенно:
– Никого она не видела, Игнат. Не может ведьма никого увидеть – слепая она.
– То есть как это? – начал он и запнулся. В ушах шумело, стонала за воротами Званка или это вьюга жаловалась и скреблась под дверью?