Никого нельзя обижать! Семестр І - Yelis
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и хорошо! Я хочу, чтобы ты меня не боялся, и мы с тобой подружились, – за произнесёнными словами последовало новое перекидывание ножек и доверительный наклон вперёд, приковывающий моё внимание к потрясающей глубине её декольте. – Мы же будем друзьями?
– Угу! – кивнул я, провально стараясь не выдать направление помыслов и желаний, тестостероном пробравших меня с ног до головы, комментируя мысленно своё согласие: «Счаз! Таких друзей – за х…й и в музей!»
Впрочем, эта нецензурная поговорка непосредственно к моей, явно подготовившейся, гостье, счастливо улыбающейся во все тридцать два отбеленных зуба, относиться никак не может, так как просто не за что проделать всё предписанное.
Хм, губы её хоть и улыбаются, но глаза при этом зорко отслеживают все мои произвольные и, главное, непроизвольные реакции. Особенно движения зрачков, на которых я уже трижды или четырежды попался. Да и фиг с ним! В конце концов, я нормальный юноша пубертатного периода своей молодой жизни и мне по возрасту положено так реагировать на демонстрирование красивой женщиной своих самых интересных мест.
После всего увиденного и оценённого следовательница, вновь удобно откинувшись на спинку стула, приступила непосредственно к той части разговора, ради которой сюда и пришла.
– Вот смотри, – проговорила она, – чтобы ты мог полностью мне доверять, я специально отключаю функцию записи на моём планшете.
Развернув оный ко мне лицом, гостья пальчиками потыкала в его экран, словно я должен разбираться во всех их следовательских прибамбасах, и отложила его на соседний с нами стол.
Дальнейший диалог, которого, чего уж скрывать, я откровенно боялся, и на который всё это время лихорадочными темпами настраивался, начался с обмена быстрыми вопросами:
– Ну, рассказывай, зачем моих подруг обидел?
– Каких подруг? – озадаченно почесал я затылок, гадая какую из патрульных двоек женщина имела ввиду. Или в её подругах числилась ещё одна парочка – Опалова Слава и Покровская Марина, которых я тоже потенциально как бы обидел?
– Ты что, никаких девчонок никогда не обижал?
– А надо?
– Не знаю, это ты мне скажи.
– Ну, каких-то девочек за всю свою интересную жизнь я, определённо где-то когда-то обидел. Но не специально и не со зла. И всё разрешилось на прямо месте, – сообщил я, вспоминая все случаи моего здешнего избиения, и задумчиво потирая шею и другие пострадавшие от девичьих рук, ног и магических способностей места. – Или обиженные потом были без претензий. По крайней мере, мне о таких ничего не известно.
– Ещё бы тебе было известно. Ведь услали их далеко и надолго в северном направлении. Не предоставив возможности эти претензии предъявить.
– Кого услали? – не понял я, перестав поглаживать ушибленные когда-то места.
– Обиженных тобой девочек.
– Каких? – одна из моих рук сама собой снова переместилась на затылок.
– Вот этих, – мне продемонстрировали две женские фотографии на вновь оказавшемся в руках сыщицы планшете.
С его экрана осуждающе, как показалось, на меня смотрели портреты запертых ночью в сторожке невоспитанных охранниц. «Ага, тема проводимой со мной беседы проявилась во всей своей красе. Значит, о пятничных моих приключениях госпожа сексуальный следователь ничего не знает. И одноклассницы мои тут не причём. Или просто пока ещё не вечер?» – потирая от возбуждения ноги, думал я.
Ответить, что первый раз вижу этих женщин в чёрной униформе, было б явной неправдой, потому что всех сотрудниц ГСО, кроме недавнего пополнения, я, как, наверное, и все мои одноклассницы, уже знаю в лицо. В том числе и эту памятную парочку. Поэтому решил говорить правду, только правду и ничего кроме правды:
– Как я могу обижать уважаемых сотрудниц государственной службы, которые, не щадя своего живота, а особенно ног и глаз, днём и ночью бдительно оберегают мир и покой, ограждая юных школьников и школьниц, а также их мудрых учителей, от потенциальных угроз Быковского зазаборного мира? Мне совесть моя не позволит как-то некрасиво поступить с такими отважными и добросовестными людьми. Скорее они меня могут обидеть.
– Чем? – тут же ухватилась за мою оговорку следовательница.
– Да мало ли, что может прийти в головы маловоспитанных элементов, случайно затесавшихся в ряды доблестных стражей гимназического правопорядка, заскучавших от однообразной рутины каждодневной нелёгкой службы, – претворял я в жизнь выбранную линию поведения.
Тем более что за давностью дней, если что и было записано камерами видеонаблюдения, то наверняка уже затёрто новыми записями. А если и не так, то в очередной раз пофиг! Ибо ничего криминального в моих сегодняшних разглагольствованиях и описываемом прошлом не было и нет.
– Например, если фантазия позволяет, – продолжил я свои философствования, – то можно попугать ради развлечения или ещё чего одного гимназиста и его маму. Или без веской причины обыскать какого-то школьника, глумливо над ним насмехаясь. Вообще, мало ли какие причины могут быть для унижения слабого сильным? А можно ещё, вместо несения дежурства, спать по ночам.
Вот последнее я точно, увлёкшись, ляпнул зря! Из этой фразы можно сделать явный и однозначный вывод, что я таки проводил слежку за показанными нерадивыми охранницами, причём в такое время суток, когда все нормальные гимназисты должны крепко спать. Эх, язык мой – враг мой. Жаль, конечно, но сказанного уже не воротишь. Остаётся только надеяться, что любопытная по должностным обязанностям гостья не обратит на мою оговорку своего внимания.
– Так ты из-за этого всё проделал? – задавшая новый вопрос следовательница тотчас показала, что заметила-таки мою оплошность и теперь попытается на неё поймать.
– Что проделал? – ушёл я в несознанку, располагая сжатые от досады ладони в подмышечных впадинах и отказываясь признавать любую свою вину.
На что мне продемонстрировали видеоролик, снятый с большого расстояния, на котором тёмный лохматый куст поздней ночью опасливо приник к двери знакомой сторожки и что-то рядом с ней несколько минут сосредоточенно делал. После чего также осторожно растворился в темноте Воронцовского парка.
– А причём здесь я? – не знаю, насколько у меня получилось во время просмотра сохранять невозмутимость лица, но после него я постарался незаметно облегчённо выдохнуть. – Вы меня подозреваете в совершении этого возмутительного деяния? Так там же ничего не видно. Как можно выдвигать такие подозрения на основании одного мутного ролика?
– Никто тебе не
