Мой любимый киллер - Татьяна Полякова

— Мне лишь бы деньги вернул. Вся в долгах, а толку? Убила бы мерзавца…

— Ты поосторожнее, тут народ всякий ходит, словечками бросаются, чего только не услышишь…

— И что? — нахмурилась я. — Говори, если начал.

— Вроде он с местными братишками на короткой ноге. Как бы вместо тыщи всего не лишиться.

Я глубоко задумалась, нахмурилась и совсем забыла про чай.

— Похоже на то, уж больно наглый, — заявила я через некоторое время. — А с кем конкретно, не слышал?

— Нет. Видел пару раз, как к дому Мухач подъезжал, но в дом не входил, врать не буду.

— А кто такой Мухач?

— В городе живешь и не слышала?

— Я в детском саду работаю, у нас там все больше о зарплате говорят.

— Мухач — приятель Севы Креста. О нем ты слышать должна, или ты газет не читаешь, телик не смотришь и вообще живешь не здесь?

— А как его по-настоящему зовут? — Это я зря спросила. Артем насторожился и даже посмотрел на меня с подозрением, сообразив, должно быть, что наболтал лишнего.

— Откуда мне знать? Я что, с ними водку пью? — проворчал он и посмотрел на чай с сожалением. А вот я о нем вспомнила и принялась торопливо пить, испугавшись, как бы хозяин, чего доброго, меня не выгнал.

— Ты не злись, — сказала я примирительно. — Я от всех этих дел очень далека, говорила уже: в детском саду работаю, но, может, кто из знакомых знает этих типов и поможет получить назад баксы. Для меня тысяча «зеленых» — сумасшедшие деньги.

— Само собой, — кивнул Артем, подумал и добавил:

— Мухача зовут Андрей, фамилия Мохов, он, между прочим, в трех шагах отсюда живет, дом рядом с Военторгом.

— Леню я несколько раз видела с противным коротышкой: худой, ростом с меня, а глаза… в общем, на психа здорово похож. При нем у меня конечности немеют. Не встречал? Я, когда встречала его с Леней, только диву давалась: неужто, думаю, тоже адвокат?

— Видел я его, — кивнул Артем, посмотрел в окно и Добавил:

— И сейчас вижу. Вон из «мерса» выходит, вместе со Старосельцевым,

Я тоже в окно выглянула, однако аккуратно, чтобы меня с улицы не могли засечь.

— Что-то мне с ним расхотелось встречаться, — сказала я не очень уверенно. — Они сюда зайдут?

— Нет, зачем? — удивился Артем. — К лифту потопают. А видеться тебе с ним и вправду ни к чему: морда у Лени злая, видно, жизнь сегодня не радует, от разговоров вряд ли толк выйдет. Да и мне попадет.

Дверь подъезда хлопнула, послышались шаги, потом лифт заработал, а до нас долетел обрывок фразы:

— Надо это немедленно прекратить, — говорил Леня. Интересно, что он имел в виду? Если немного пофантазировать, они, к примеру, хотят прекратить преследование симпатичной особы по имени Елена, которая таковым преследованиям подверглась со стороны ребят одного авторитетного товарища по кличке Баклан. Этот самый товарищ может состоять в дружеских отношениях с еще одним авторитетным товарищем по кличке Мухач, хотя очень возможно, что они любят друг друга, как кошка с собакой. В первом случае «прекратить» будет нетрудно, во втором — крайне затруднительно. Хотя, может, зря я голову ломаю и Ленина фраза ко мне никакого отношения не имеет.

Лифт замер, хлопнули двери, и все стихло, а я поставила чашку на стол и сказала Артему «спасибо». Он почему-то опять насторожился, посмотрел с подозрением, но до двери проводил, буркнул «привет» и с заметным облегчением щелкнул за мною замком.

А я оказалась под дождем, правда, пока я распивала чаи, дождь поутих, но прогулка пешком не доставила мне удовольствия.

Я взглянула на часы, в ближайшем магазине купила бутылку водки и направилась на свою новую квартиру.

Хозяйка (звали ее Надька) возлежала на диване в компании пьяного усатого парня лет на двадцать моложе ее, парень храпел, а трезвая Надька пялилась в телевизор и тяжело вздыхала: по второму каналу шел какой-то бесконечный сериал.

— Красиво живут, — заметила она, поудобнее устраиваясь на диване.

Я поставила на стол бутылку и сказала:

— У нас тоже неплохо. Картошка есть? Жрать хочу…

Картошка нашлась, и огурцы к ней тоже, а также хлеб и горчица. Мы сели за стол, будить парня Надька не стала.

— И так на ногах не стоит, только добро переводить. — Покосилась на бутылку и добавила:

— Давай, со свиданьицем.

Мы выпили и принялись закусывать, парень храпел, я задала вопрос, кивнув на спящего:

— Муж?

— Какой, к черту, муж? Сосед. Ходит… Только что с него взять: что ни день, то пьян до беспамятства. Это тебе не кино… Ох, свихнешься от такой жизни.

— Участковый вас часто навещает?

— Не боись, — отмахнулась Надька. — Нашему участковому все до лампочки, пьянь подзаборная, вот он кто, с утра зенки зальет и спит где-нибудь, чтоб начальство не застукало. Я его жену хорошо знаю, Любка, соседка, учились вместе. Говорит: убила бы… да ведь разве ж толк от этого будет?

— От убийства? — удивилась я.

— Нет, от разговоров. Взаправду кому ж своего мужика убивать охота? Хотя есть такие, что и допекут… В общем, живи — не дергайся, и соседи слова не скажут. Тут у всех кто-нибудь да притулился. Вон, напротив, восемь человек живут: граждане кавказской национальности, чем здесь заняты, одному богу ведомо, и никому до них дела нет.

— Да, веселая у вас улица, — кивнула я.

Через некоторое время бутылка опустела, и я отправилась спать. Комната моя была узкой и темной, метров девять, не больше, крохотное окно с куцей занавеской. Правда, постель чистая, я легла, блаженно вытянув ноги и прикрыв глаза. От тепла и водки меня разморило, и через несколько минут я уже спала.

Пробуждение было не столь приятным: под окном нещадно материлась Надька, я выглянула, покачала головой и пошла умываться. Как выяснилось, скандалила Надька с соседкой, чья курица пробралась в Надькин палисадник, за что и была схвачена моей хозяйкой и переброшена через забор на свою законную территорию. Пока бабы орали, а куры кудахтали, я доела вчерашнюю картошку и тихо Удалилась через заднюю калитку, направив свои стопы в гостиницу.

Идти туда не очень хотелось, но, чтобы план мой сработал (точнее, не план вовсе, а его слабое подобие), надо было заставить разных людей побольше двигаться, так что хочешь не хочешь, а есть такое слово «надо».

Возле гостиницы я была около десяти, обежала ее по кругу и устремилась к облюбованной мною вчера двери. Тут меня ждал сюрприз: дверь была заперта.

— Ну надо же, — обиделась я и устроилась на скамейке неподалеку от входа. Попасть в белы рученьки к суровым ребяткам я не планировала и поэтому соблюдала осторожность, на скамейке провела не меньше часа, но ничего подозрительного углядеть так и не смогла. Хотя заинтересованные лица могли укрыться в глубине холла или дежурить на этаже, где находился мой номер. «Что ж, — с грустью подумала я. — Придется идти. Надеюсь, Толстяк не оплошает и с меня не успеют содрать всю шкуру».

И я пошла. Надо признать, шла довольно нагло, чего-то насвистывала и пыталась улыбаться: то есть демонстрировала безмятежность, хорошее настроение и счастливое примирение со всем миром. Администраторша на этаже отсутствовала, что, с моей точки зрения, было весьма кстати. Площадка перед лифтом и коридор пустынны, вдали у запасного хода тоже никто не маячил, я шла по длинному ядовито-красному ковру, подбрасывая ключ и размышляя.

Ни одного врага. Выходит, Баклан с Мухачом подружились. А может, у моих знакомых из ресторана нашлись дела поважнее, чем меня караулить, дабы свершить надо мною праведную месть.

Я открыла дверь и закрывать ее не стала, для начала решив проверить: не ждут ли меня в номере. Прошла узким коридором, заглянула в комнату: ни души.

— Очень мило, — кивнула я, заперла дверь и только тогда заметила, что включен телевизор. То есть ни изображения, ни звука не было, так как на кнопочку нажать не поленились, а вот из розетки провод не выдернули. — Так, были гости, — сказала я вслух, абсолютно точно помня, что телевизор не был включен в сеть, не люблю я телевизор, да и не до того мне. — Интересно, кто меня посетил, — почесала я за ухом и даже вздохнула. — Хоть бы записку оставили.

Они оставили кое-что занятнее записки, я перегнулась вперед, желая выдернуть провод из розетки, и заметила кровь. Совсем немного, на самом углу тумбочки. Присела, потрогала это место рукой, а потом суматошно принялась кружить по комнате. Завернула дорожку, встала на четвереньки и еще в нескольких местах смогла обнаружить крохотные подсохшие пятнышки.

— О, черт! — вскрикнула я, потом употребила слово покруче и бросилась в ванную, ощутив, как холодеет спина в дурном предчувствии.

Труп лежал в ванне. Крови почти не было, так, несколько капель, и выглядел парень совсем не страшно, скорее нелепо: лежит человек в ванне полностью одетый, а сверху из плохо завернутого крана на плечо ему тонкой струйкой падает вода.

— Ну надо же! — взвыла я и подошла ближе. Лежал он на правом боку, плечи парня были приподняты, а голова вывернута. Правый висок выглядел крайне неприятно: конечно, я не патологоанатом и даже не следователь со стажем, но скорее всего именно этим виском парень налетел на острый угол тумбочки. С летальным исходом, как говорится. Я присела на край ванны и потерла лицо ладонью. — Ну надо же, — повторила я обиженно. — Скажи на милость, что мне с тобой делать?