Особый отряд 731 - Акияма Хироси

Мне было очень приятно и радостно видеть, что Сагава и Коэда тоже радушно приветствовали его.

— С вашего разрешения, я заберу его у вас на некоторое время, — тихо сказал Акаси, обращаясь к Сагава, и ласково, словно любящий отец, поглядел на меня.

— Пожалуйста, сегодня у нас больше занятий нет, — ответил Сагава.

И я, провожаемый взглядами всех присутствовавших, гордо отправился вместе с Акаси.

— Еще жарко. Куда бы нам пойти? У меня на квартире и угостить-то тебя нечем. Жену я отправил на родину.

— На родину? Вы считаете, что здесь уже опасно? — спросил я, имея в виду предполагаемый переезд в Тунхуа.

— Нет, об опасности вряд ли приходится говорить, но ведь здесь я бываю редко… После нашей встречи я вскоре уехал из отряда и вернулся только вчера.

— Вот и Окинава пала… В каком мы сейчас положении? Где наша армия? — засыпал я его вопросами.

Задавая их, я надеялся узнать, применим ли мы когда-нибудь новое оружие, которое призвано устрашить весь мир, или нет. Кроме того, я рассчитывал услышать от Акаси какие-нибудь оптимистические прогнозы, но он ограничился только ничего не значащим «гм», а затем все же сказал:

— Очевидно, эта осень будет решающей для исхода войны.

Я понял, что Акаси взял меня с собой, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Ноги сами понесли нас в лавку. Войдя в нее с черного хода, Акаси вместе со мной прошел в маленькую комнату, где никого не было. Очевидно, здесь его хорошо знали.

— Подайте нам чего-нибудь такого… если, конечно, у вас есть, — обратился он к вошедшему мужчине.

Скоро перед нами появились шоколадные конфеты с виски. Некоторое время мы говорили о родной стороне. Под конец Акаси, смакуя виски, проговорил:

— Да, возможно, именно сейчас наступают для Японии самые тяжелые дни.

— Вы опять куда-нибудь уезжаете? — спросил я его после небольшой паузы.

— Гм!.. В последнее время работы неожиданно прибавилось. В Харбине кругом наши враги.

— Наверное, там опасно?

— И здесь и там — везде одинаково опасно, — засмеялся Акаси.

Я до сих пор не знал точно, сколько ему лет. Все вольнонаемные, которые рассказывали мне о нем, тоже точно не знали. На первый взгляд Акаси можно было дать лет сорок, а присмотревшись внимательнее — не больше тридцати. Удивительно, как он мог сохранить простое и мягкое выражение лица. Ведь на нем лежала вся ответственность за работу контрразведки, которая вылавливала шпионов, стремившихся проникнуть в наш отряд. Он свободно владел пятью иностранными языками, но без надобности никогда не показывал этого. Вероятно, в этом и была одна из причин того, что я испытывал к нему безграничное уважение и смотрел на него, как на героя.

Это была моя последняя встреча с Акаси. С тех пор и до августа 1945 года я больше ничего не слышал о нем.

Побег Хаманака

После того, как любимая девушка Хаманака вместе со своими родителями уехала в Тунхуа, он загрустил. По ночам он вдруг вскакивал с постели и как безумный выбегал на улицу. Возвращался обычно не скоро, несколько успокоившись.

Так шли дни.

Кусуно не стало, Хаманака сторонился нас, и мы с Морисима чувствовали себя одинокими и тосковали. Не зная, как успокоить Хаманака, мы решили оставить его в покое и ни о чем не спрашивать.

Однажды ночью после отбоя Хаманака, как обычно, выбежал из комнаты и долго не возвращался. Приближалась ночная проверка, которая проводилась ровно в полночь. Дежурным в этот день был добрый и тихий вольнонаемный Ногути.

— Где Хаманака? — спросил он.

— Только что вышел, — ответил я.

— Вечно он делает все, что захочет. Почему вы не смотрите за ним? — проворчал Ногути.

— У него опять плохое настроение, и мы не знаем, что делать. Как бы не вышло беды, — заметил я.

— Как только он вернется, немедленно доложить, — приказал Ногути.

Было уже час ночи, а Хаманака все не возвращался. Даже молчаливый Морисима наконец не выдержал и проговорил:

— Что же это с ним могло произойти?

Ему, наверное, казалось, что Хаманака или убежал, или покончил с собой.

Впрочем, если говорить прямо, мы тогда не очень беспокоились о нем. Однако на всякий случай я все же решил проверить полку с вещами Хаманака. Увидев его вещи, я понял всю серьезность случившегося.

Обмундирование было аккуратно сложено. Ни дневника, ни других записей не оказалось. Было ясно, что Хаманака ушел.

Морисима, подойдя ко мне, сказал:

— Ну что, будем докладывать? Или лучше поискать самим? Не знаю, что и делать.

Я побежал к Ногути.

Вероятно, у меня был встревоженный вид, так как Ногути, увидев меня, даже подскочил.

— Ну как?

— Хаманака не вернулся. Я просмотрел его вещи, но…

Глаза у Ногути округлились.

— Пошли быстрее, — сказал он и направился к выходу.

По дороге я объяснил ему положение.

— Быстрее, быстрее! Хорошенькое положеньице! И всегда так. Как только мое дежурство, обязательно что-нибудь случится, — досадовал расстроенный Ногути. Он тоже был уверен, что Хаманака сбежал или покончил с собой.

Мы разбудили всех из нашей группы и начали поиски.

Из городка Хаманака выйти не мог, поэтому мы решили прежде всего осмотреть территорию.

Так как наш городок в окружности имел около четырех километров, пришлось послать людей по одному в разные стороны. Ночь стояла темная, безлунная, и это усложняло поиски.

Имея в виду случай с Абэ, я и Морисима считали более вероятным, что Хаманака покончил с собой. Но где и как он мог это сделать? «Самоубийство!» У меня это слово вызывало ужас.

Прежде всего я подумал о бассейне. Мы иногда купались в нем, но я никогда не видел там Хаманака. Вероятно, он не умел плавать. Говорили, что он боится воды и не любит купаться.

— Посмотрим в бассейне, — сказал я, и Морисима молча последовал за мной.

Полный воды бассейн едва виднелся в слабых лучах света, которые доходили от главного здания.

Встав на бетонный край бассейна, я со страхом ждал, что сейчас в его глубине увижу труп Хаманака. Ноги у меня дрожали от волнения.

Тридцать человек бродили в поисках пропавшего по всей территории, но здесь, у бассейна, были только мы вдвоем. Морисима стоял рядом, вцепившись мне в плечо. «Сейчас увижу, сейчас увижу!» — мысленно твердил я, вглядываясь в воду. Раз мне даже показалось, что на неподвижной поверхности я увидел что-то похожее на труп. Легкое дуновение ветерка слегка всколыхнуло воду, и у меня пошли мурашки по спине.

— Нет, здесь не видно. Пойдем посмотрим у храма, — сказал я.

По дороге туда кое-где росла маньчжурская вишня и деревья местами образовывали небольшие заросли. Для самоубийства трудно было бы найти более подходящее место. Когда деревья слабо зашумели, я невольно вспомнил про одного повесившегося, которого когда-то видел в своей деревне. Он висел на дереве, как большая сосулька. Вспомнив эту страшную картину, я невольно вздрогнул.

Но и здесь мы ничего не нашли. Мы продолжали искать в тени зданий, на пустыре, однако нигде не было никаких признаков Хаманака.

— Там тоже нет? Как у вас? — раздавались кругом голоса.

Прошло больше часа, и люди начали выходить из себя. Теперь проснулся уже весь отряд — все пришло в движение. Из одного дома, к которому мы как раз подошли, вышел с электрическим фонариком вольнонаемный Оми.

— Ага, растерялись? Вот болваны! Нечего здесь искать, идите со мной. Вы все в этом виноваты, — угрожающе сказал он.

И действительно, если предположить, что Хаманака удалось бежать из расположения отряда, то это означало большую беду не только для охраны, но и для всего отряда. Все это чувствовали и старались искать как можно внимательнее.

Прошел еще час. Поиски продолжались в зданиях, у земляного вала и в поле.

Небо становилось светлее, и уже отчетливо была видна земля под ногами и лица людей.

У земляного вала встретились две группы, которые шли навстречу друг другу.

— Вот он! Сюда! Сюда! — вдруг раздались оттуда крики. Все бросились на эти голоса.

У самого вала, где росла густая трава, темнело что-то похожее на камень. Это был Хаманака. Увидев Хаманака, я почувствовал к нему острую жалость: уж лучше бы он был мертв! Я с горечью думал о том, какой невыносимой станет теперь его жизнь. Бегство считалось позором.

— Этот мерзавец всех переполошил! Бежать вздумал, негодяй! — ругались подходившие вольнонаемные и рабочие и со злобой пинали Хаманака ногами.

А он сидел, съежившись и не поднимал головы…

— Вставай, вставай! Проси прощения. Если попросишь прощения, тебя не будут наказывать, — сказал Оми и, взяв Хаманака за воротник, попытался поднять его на ноги. Хаманака весь был в пыли и грязи. Очки и фуражка его куда-то исчезли, лицо было искажено ужасом.