Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг. - Хрусталев Денис Григорьевич

«Ростовский» автор Повести максимально отдален от событий, но честно указывает на сомнения в достоверности приводимых им данных: «говорят» только киевлян убито 10 тысяч. Из погибших князей он знает только киевского и черниговского, а остальных отмечает числом 6, что согласуется с показаниями «киевской» Повести, но в целом неверно. Ведь, кроме погибших, при бегстве следует учитывать и тех, кто попал в плен: зять черниговского Мстислава Андрей и Александр Дубровицкий. Таким образом, погибли 9 князей, а не 8, как считали «ростовцы».

«Киевская» Повесть выглядит самой осведомленной о результатах и участниках. Святослав Каневский, Изяслав Ингваревич, Святослав Шумский и Юрий Несвижский упоминаются только там. Канев – это Киевская земля. Изяслав Ингваревич, вероятно, сын киевского и волынского князя Ингваря Ярославича, а удел у него, надо полагать, был на Волыни. Шумск входил во владения волынского князя. А Несвиж – это рядом, в Туровской земле. Видно, что указаны потери младших князей из Киевской земли и Волыни. Из черниговцев назван только великий князь с сыном, а про северские города можно узнать только из «волынского» текста.

Сопоставление данных позволяет расширить сведения о сражении. Скорее всего, характер информации «волынской» Повести свидетельствует, что волынцы Даниила Романовича в боевом построении оказались по соседству с отрядами из Северской земли, то есть черниговскими Ольговичами. Рядом с киевским князем назван Александр из Дубровицы – города Туровской земли, то есть туровские отряды примыкали к киевскому войску. С другой стороны, среди участников сражения «волынская» Повесть знает Всеволода Мстиславича, сына Мстислава Романовича Киевского, но он не упомянут в числе окруженных с отцом в «киевской» версии: либо он вынужден был бежать раньше, либо размещение отрядов не подчинялось только региональному принципу. Среди погибших князей также названы каневский из Киевской земли и несвижский из Туровской. Оба, следуя нашей логике, должны были входить в блокированный отряд Мстислава Романовича, но их там не было.

В советской историографии утвердилось мнение, что киевский князь занял пассивную позицию и не участвовал в битве, наблюдая за разгромом галичан и волынцев, а затем оборонял свой лагерь, удаленный от остальных. Современные популярные реконструкторы даже представляют дело так, что киевляне не пересекали Калку, но остались на западном ее берегу. Известный исследователь В. В. Каргалов договаривается до того, что «Мстислав Киевский так и не вступил в бой со своим многочисленным и хорошо вооруженным полком; он бесславно погиб, сдавшись в плен окружившим его монголам»[104]. Такие заключения являются следствием неверного прочтения источника. Когда «киевский» летописец сообщает, что «Мьстислав же, Кыевскыи князь, видя се зло, не движеся с места никамо же», он противопоставляет Мстислава бегущим с поля боя князьям, о которых говорится в предыдущем предложении: «…и съмятошася вся, и бысть сеця зла и люта. Мьстиславъ же…»[105] Мы цитируем Синодальный список Новгородской первой летописи. В Комиссионном списке той же летописи героическая позиция Мстислава представлена еще более рельефно: «…и смятошася вси, и бысть сеча зла и люта. Князь же Мьстислав Кыевьскыи, видящи таковое зло, не поступи ни камо с места того, но стал бе на горе <…> и ту угоши город <…> и бися с ними из города того по 3 дни»[106].

Именно как доблестную и стойкую позицию киевлян в ходе сражения понимали этот текст современники и первые русские историки. Н. М. Карамзин считал, что действия Мстислава Романовича: «достопамятный пример великодушия и воинской гордости!»[107] Ничто не говорит о том, что киевляне заняли какую-то «отдельную позицию» в результате ссоры с Мстиславом Удалым. Рассредоточение войск на два берега реки – нелепость, на которую не способен и едва сведующий в воинском искусстве. «Киевская» Повесть повествует об монгольской атаке на станы русских князей, которые были сметены отступающими половцами, – те, вероятно, просто обошли киевский лагерь, расположенный на скалистом холме и укрепленный частоколом. Но в сражении участвовали ВСЕ русские войска. Было кровопролитное сражение, а не разгром разрозненных отрядов рассорившихся княжичей.

Вполне вероятно, что русские недооценивали численности монгольской армии и их военного мастерства. На этот счет есть прямые указания Ибн аль-Асира. Он писал, что русские были «уверены в своем превосходстве над ними (татарами)», но «не успели они собраться к бою, как на них напали Татары со значительно превосходящими силами». Конечно, сведения о численном превосходстве можно отнести к разряду оправданий, ведь, как далее пишет Ибн аль-Асир, «обе стороны бились с неслыханным упорством и бой между ними длился несколько дней»[108]. Вероятно, основным фактором, приведшим к разгрому, была внезапность, а также нестойкость половецких войск. Вполне можно говорить и о несогласованности действий князей, но иного и не могло быть при неожиданной атаке противника, когда воины даже не успели изготовиться.

В целом позволительно реконструировать членение русской армии на три части:

1. Галицкий полк Мстислава Мстиславича. К нему примыкал полк с Волыни во главе с Даниилом Романовичем. В состав волынцев, вероятно, входили отряды князей из Луцка и Шумска. Здесь же располагались «галицкие выгонцы».

2. Черниговский полк Мстислава Святославича, к которому примыкали отряды северских княжичей из Курска, Трубчевска и Путивля.

3. Киевский полк с отрядом из Канева. С ним отряды из Туровской земли – из Дубровицы и Несвижа, а также, вероятно, смоляне.

О расположении частей судить сложно. Ясно, что волынский полк соседствовал с северским из состава черниговцев. Это заставляет заключить, что киевский полк, несмотря на статус главного, не занимал центрального положения в построении. Половцы действовали совместно с галицким князем Мстиславом, который, судя по всему, возглавлял авангард, так как руководил тактической разведкой. Странности построения можно оправдать внезапностью нападения.

Теперь о численности. Исследователи обычно с доверием относятся к показаниям «ростовской» Повести о гибели 10 тысяч киевлян, хотя сомневался даже сам летописец. Храпачевский основывает на этом свой расчет численности русских войск. Исследователь совмещает эти показания с данными «киевской» Повести о том, что из похода вернулся каждый десятый, то есть погибло 90 %. Потери других земель приравниваются к киевским, и обратным подсчетом получается, что русских было 22 тысячи. Плюс половцы 20 тысяч, так как их было «две орды» (Котяна и Басты), а в каждой половецкой орде обычно насчитывалось ок. 35–40 тысяч человек, из которых 20 % – 10 тысяч – воины. Таким образом, по мнению Храпачевского, монголам на Калке противостояла армия в 35–37 тысяч человек[109].

Такие подсчеты выглядят не вполне корректными. Непонятно, например, почему галицкий и черниговский полки вместе равнялись одному киевскому? И можно ли уверенно полагаться на оценку численности погибших киевлян в 10 тысяч? Попробуем иной расклад. Так, нам известно, что для блокады киевского лагеря было оставлено два монгольских военачальника. В «киевской» Повести они названы Чегыркан и Тешукан. Скорее всего, русский автор что-то перепутал и вместо имен воевод записал исковерканные имена верховных монгольских вождей – Чингисхана и его сына Джучи (Туши). Однако свидетельство таки отражает факт участия двух воинских подразделений. Отряд, отправленный Чингисханом в погоню за хорезмшахом, как известно, составлял ок. 30 тысяч всадников. Многие ли из них пересекли Кавказ – сказать затруднительно. Скорее всего, битвы в Иране, Ираке, Азербайджане и Грузии унесли тысячи воинов. С другой стороны, части Субэдея и Джэбэ могли пополняться из покоренных племен. Ибн аль-Асир писал, что после разгрома русских монголы отправились в Волжскую Булгарию, где потерпели сокрушительное поражение, потеряли большинство воинов («уцелели из них только немногие») и вернулось их менее 4 тысяч («говорят, что их было до 4000 человек»)[110]. Потери более половины армии в Средние века встречаются крайне редко. Если треть, то это уже разгром. Скорее всего, на Волгу прибыло не более 8-10 тысяч монгольских всадников, то есть на Калке их было от 10 до 30 тысяч. Храпачевский считает, что от 20 до 30 тысяч, что, по его мнению, в два раза меньше, чем русских.