Блеф - Борис Липатов

— Вижу. Земля! — горделиво заявил Пузявич.

— Ну-ка, попробуй прочесть «Отче наш».

— Зачем?!

— Да ты попробуй!

— Ну, изволь… «От…»

— Постой. Да ты на неё, на Землю гляди в это время.

— Ладно! — Пузявич повернулся в требуемом направлении.

— «Отче наш, иже еси на небеси!» Гм!

— То-то и есть! — назидающе-торжествующе подхватил Кошкодавов, — то тебе земли на Марсе захотелось, то тебе «небеси» на Земле подавай.

— Варсонофий!

— Беда, брат, сущая! Сам не знаю, как и молиться! Можно сказать, молитва не к адресату сразу посылается!

— Так выходит, с Марса и помолиться нельзя?

— Да как уж ты скажешь: — «горе имеем сердца-а». Тык! А сердцами в Землю упёрлись. Вот тебе и помыслы!

— Жить нельзя тут! — резко заметил Пузявич.

Оба крепко задумались.

— Эх! Нашёл выход! — воскликнул Кошкодавов.

— А ну?

— Надо к Земле стать… задом! Во! И в-вали молись с Марса! Прямо на небеси! Вроде как бы этажом только выше! Всё едино: далеко!

Пузявич вздохнул, как засорившийся инжектор, и с благоговейным жаром повернул к многогрешной Земле упитанный зад…

Разговор членов синдиката в двух словах:

— Нам нужны «марсианские» делегаты? — вопрошает Ирена, — нужны? Вот эти потерпевшие крушение и будут марсианскими делегатами! Всю инициативу я беру на себя. Я сказала. Я — директор!

10. Первый договор с Марсом. Вещь серьёзная

Надобность в «марсианах» скоро выявилась. Лорд Бриджмент, поддавшись лёгкому раздражению, вызванному исключительным желудочным саботажем, возымел желание вплотную, как говорят на митингах, заняться делами, побудившими его приехать на «Марс». Предупредительность марсианина Луфадука (в просторечии Луиджи Фамли-Дука) разгладила морщины недовольства на лордовой физиономии и демонстративный интерес Генри, как представителя земной прессы, к деловым переговорам двух планет наполнил лорда лёгким самодовольством, даже заставив распластать на тонких губах суррогат улыбки.

Из тщательной стенограммы, составленной Генри, можно сделать выборки, проливающие свет на план замечательного соглашения, приводящего к учреждению компании межпланетных сообщений, под именем «Эрз-Марс-Тревеллинг-Ляйн» или сокращенно — «ЭМТЛ». Прежде всего, по предложению Генри, в декларативную формулу соглашения была включена изменённая декларация конституции штата Нью-Йорк.

«Будучи проникнуты благодарностью к божественной благости, дозволившей нам избрать рамки нашего соглашения, мы, народ Реола (Марса) и поименованные представители Земли (Генеола), установляем настоящий договор.»

Достойны всемерного удивления пункты соглашения, где лорд Стьюпид весьма тактично провёл в жизнь соблюдение интересов, воистину, земных. Зная лорда Стьюпида за отъявленного флегму, приходится с искренним удивлением касаться таких положений, как-то:

…§ 12. В виду отсутствия на Марсе (Реоле) денежной системы, выручка от операций компании эквивалентируется в расчётах с Марсом из принятия ста долларов равными одному килограмму хлебных семян, неизвестных на Марсе и интересующих жителей Марса, склонных в большинстве к вегетарианству.

Прим.: Зерно понимается франко Марс.

…§ 14. Право выборки патентов и монопольная постройка аппаратов на земле переходит к г. Стьюпиду, причём в его распоряжение предоставляются марсианские конструктора.

…§ 15. Обмен учёными силами — бесплатно.

…§ 19. В виде компенсации за предоставление своих предприятий для оборудования аппаратов г. Стьюпид получает монопольное право эксплоатации радиоактивных месторождений Марса.

Прим: Гарантируется г. Стьюпиду право на добычу до 2-х кило радиевых солей в год.

…§ 23. Учреждение настоящего общества обуславливается непременною сдачей в аренду на 999 лет эмигрантам российского происхождения участка, удобного для поселения, разм. в 1000000 кв. километров.

Прим. I. Переселенцам гарантируется предоставление рабочей силы из расчёта 2 килограмма пшеницы или хлебных семян за 24 по земному счету рабочего дня.

Прим. II. Переселенцам гарантируется неприкосновенность их политического устройства…

Пузявич, узнав об этом, прослезился и поднёс Луфадуку трёхцветную розетку, а Кошкодавов с необыкновенной серьёзностью поцеловал лорда Стьюпида.

— Вашей твёрдости не забудет русская нация.

По парафировании договора Луфадук намеревается вылететь за правительственными делегатами, а соглашение между ним и лордом Стьюпидом немедленно передано по телеграфу.

Лорд Стьюпид с довольной физиономией пожал руку (жест, наконец, привитый на Марсе) марсианина, причём оное довольное выражение можно объяснить лёгким движением кишечника, крайне нерасторопной части организма лорда Стьюпида.

11. Философия лопнувших сейфов

К вечеру шестого дня пребывания на острове Ковбоев, справедливо предполагая, что Ирена может заскучать на неблещущем особыми внешними данными островке, не говоря уже о простом отсутствии мест развлечений, решил её чем-нибудь позабавить, кроме собирания ракушек с долговязым лордом.

— Пойдёмте, полюбуемся ихтиозаврами. — На недоумевающе-вопросительный взор Ирены Ковбоев показал ей в сторону эмигрантов, с высокого камня забросивших удочки в море.

Пузявич вскочил и галантно пододвинул плосикй камень, предлагая подошедшей Ирене сесть. Солодея, как всегда, в обществе хорошенькой француженки, Пузявич расторопно нёс всевозможный вздор застольно-гостино-пикникового характера на смеси английского с французским. В этом отношении надо отдать справедливость тому же Кошкодавову, весьма порядочно знавшему оба языка и употреблявшего их обыкновенно в розницу.

Варсонофий сидел, мрачно подпершись руками и прострационно глядя на поплавок.

— А-а! Господи! Ковбоев!.. — воскликнул он, обернувшись. — Есть ещё хоть русская душа, на лоно которой можно горечь излить!

Ковбоев поморщился. Излитие кошкодавовой горечи его мало устраивало. Ирена с любопытством взглянула на рыбака.

— Вы что думаете, Ковбоев, легко это всё? Нет! Это вот где! (Сокрушительный удар кулаком в рёберную клетку.) Я чистокровный русский дворянин! Я не какой-нибудь там Пузявич (благо сей последний отошёл с Иреной); пусть он тоже дворянин, да что в этом. Полячок! Сплошной мешок, набитый самолюбием! Он и хорохорится-то неправдоподобно. Разве так говорят истинно русские: «ещё русска не сгинела!»? Это вместо пороха-то в пороховницах? Нет, нет! Вот возьмите, — что есть такое эмигранчество? Вы скажете: два миллиона душ? Э-э, нет! Миллион — явно недостойных. Несть судии могущего козлищ отсортировать! А мы терпи, выноси всё на своих плечах! Непокорства много, бунтовщичества! — Кошкодавов уронил иерейскую слезу. — Взять, с позволения сказать, Николая Николаевича! Без малого — бомбист! Его величество, императора Кирилла, обозвал слюнтяем! Слюнтяем!.. А! Не зря, видно, его на Кавказ в своё время ссылали, вот и Кирилл Владимирович на него свою немилость простёр, — доведётся ему где-нибудь в Висбадене доживать, а чтоб по части престола — и не моги! Вот перелетим сюда мы, достойные, так вы думаете, на том и кончится? Ой, батюшки, ещё какая фильтрация-то пойдёт! Вы думаете, монархия это — статус-кво? Чорта-с-два! Эвольвента кривой и та правильнее! Кто полетит: ясно, возьмут от банковских правленцев списки заграничных вкладчиков в дореволюционное время и их, как кадровых людей, в первую очередь! Потом — имеющих ордена, о! это великая штука — орден! Вдохновение! Порыв! Иному за семьдесят — ленту через плечо, ого! Землю роет! Да-cl Там же следует корпус жандармов! Ну, как без них в новом месте? Невозможно. Ведь неизвестно, что человек в голове-то провозит! Обо всём подумай, умом пораскинь. Я бы сам… Ой! Извините! Клюёт… Эк, ведь я заболтался!.. Казимир! Каз-зимир!.. Друг сердечный, Ковбоев, сделайте милость, пошлите его, да скажите, чтоб крючочек новый принёс.

12. Разжёванный буржуй

Одним из краеугольных камней англо-саксонского темперамента является ощущение жизни через культ home'а.

В это идеально-собирательное понятие втиснуто всё: обеспеченность, домашний очаг, длиннозубая супруга, каминная решётка, тёплая уборная, геморрой, разведение кроликов и внешняя политика… Этот портативный багаж англо-саксы переволокли в Америку, и там понятие home'а вылилось в виде чековой книжки, из которой можно выписать и супругу желаемой масти, и герань на окна, и отчёты о действиях государственного департамента, в общем весь комплекс американского мещанского счастья. Падкие на масштабы американцы утвердили понятие home'а в беспредельных национальных рамках.

Ирена без труда сделала подобное заключение из методической речи Генри.