Черный пепел на снегу (СИ) - Спасибко Яна Анатольевна

Асоф нес их на своей спине, почти не увязая в снегу, оставалось только удивляться, как такой крупный зверь, да еще и с ношей, умудряется так легко двигаться. Несколько раз они видели волков — они провожали их равнодушными взглядами. Богданку каждый раз передергивало от этого — вряд ли они отказались бы перекусить одинокой девочкой, не будь Агне рядом.

Ночевать они остановились на совсем маленькой поляне.

Пока Богданка разводила костер, Агне чертила вокруг их маленького лагеря линию с символами, каждому из которых полагалось по несколько капель крови из проколотого пальца. Асоф, который слонялся вокруг осторожно переступал начерченные на снегу линии, высоко поднимая длинные ноги. В отличие от ведьм, он из видел. Как и другие лесные звери. Только близкое знакомство с Агне позволяло ему войти в круг — ей он доверял.

Они быстро поужинали и устроили себе ночлег на шкурах, прихваченных из лесного дома.

Спать на промерзшей земле было не комфортно, и Агне жалела, что еще рано для обильного снега с шапками, чтобы можно было вырыть небольшую нору и греться там.

— А почему ты не сделаешь как тогда, в селении? — Богданка жалась к ней всем телом, чтобы согреться.

— Управление силами природы требует много сил, которых у меня нет.

— Но ты сделала…

— Я взяла твою силу. Ты помнишь? — Агне почувствовала, как рядом ложится Асоф. Острое копыто впилось ей в бок, и она легонько толкнула его локтем. — Подвинься.

Богданка помнила. Боль, которую силы Агне словно протягивали по ее венам. Испытать такое снова не хотелось. Но и мерзнуть тоже.

— А твоей силы недостаточно?

— Нет. Ты не задумывалась, почему нечисть идет за тобой?

Девочка замолчала. Ей приходили в голову такие мысли, но она всегда думала, что такая охота ведется за каждую молодую ведьму. Оказывается, нет? И все же спросила:

— Нет, почему?

— Потому что в тебе много силы. Она манит ётунов как огонь мотыльков. До тех пор, пока ты не научишься закрываться, защищаться — ты желанная добыча для них. Пока тебя охраняю я. И амулет, что висит у тебя на шее.

— Ты не будешь заставлять меня снять его?

— Нет конечно. Не бывает плохих верований. Их искажают злые люди.

Глава 4.4

Они лежали, прижимаясь друг к другу, чтобы не выпускать из под шкур накопленные крохи тепла. Потрескивающий рядом костер дышал жаром, но за ним все время приходилось приглядывать — поднявшийся ветер то и дело норовил задуть огонь.

У Богданки все равно получалось передремать отрывками. С одной стороны, ее грел огонь, с другой — бок ведьмы. Вой ветра и потрескивание деревьев совершенно не мешали, наоборот, можно было закрыть глаза, и представить, что она дома. Почему так спокойно на душе? Она не могла ответить на этот вопрос.

Девочка повернулась к Агне. В отблесках пламени можно было заметить, как ведьма едва заметно улыбается. Наверное, ей снится что-то очень хорошее.

Но что-то все равно было не так. Звенящая тишина была настолько неестественной, что слышно было как колотится сердце.

В какой-то момент девочка почувствовала на себе чужой взгляд. Она обернулась. На поляне был кто-то еще. Из-за света костра не разглядеть. Богданка приподнялась на локте.

По ту сторону стояла девушка. Светловолосая и ясноглазая, она куталась в легонький полушубок.

— Пусти меня погреться у костра. — Прошептала она одними губами. От чего у девочки мурашки побежали по спине.

Богданка подозрительно смотрела на нее.

С одной стороны, ей мало верилось в одинокую путницу в такой час. С другой — не оставлять же человека мерзнуть.

— Подходи, грейся. — Разрешила она.

— Не могу. — Чуть громче. В голосе послышались плаксивые нотки. — Круг меня не пускает. Сотри.

— Не стану. — Богданка совсем проснулась, но голова оставалась словно ватной.

— Ну пожалуйся. Тут темно, страшно и холодно… пусти меня погреться… — Голос незнакомки, грудной, теплый, родной, завораживал, и все же девочка нашла в себе силы отрицательно мотнуть головой. — Или ты позволишь мне тут замерзнуть насмерть? Оставишь меня на съедение волкам? Этой добродетели учат тебя твои священники?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Богданка почувствовала острый укол совести. Ей было больно видеть, как несчастная девушка перед ней замерзает заживо, и все же остатки здравого смысла кричали ей, что ни в коем случае нельзя подпускать к себе незнакомку. Она пихнула локтем Агне в бок, но та, прошептав что-то недовольно, только перевернулась на спину, продолжая улыбаться сквозь сон.

— Ты не разбудишь ее. — Голос стал немного громче. И вместе с тем, слаще, его хотелось слушать как музыку и наслаждаться им. — Она крепко спит. Позволь ей отдохнуть, она устала.

— Не буду будить. — Завороженно повторила Богданка. — Но и тебя не пущу.

— А ты знаешь, почему она устала? — Незнакомка больше не делала вид, что ей холодно, или что она замерзает, губы ее порозовели, глаза заблестели. Как есть, Снегурочка. — Она устала от тебя. Ты постоянно задаешь ей неудобные вопросы. Ей пришлось из-за тебя бросить свой дом, человека, к которому была привязана. Все что произошло с людьми в селении — тоже из-за тебя. Если бы она не вынуждена была тебя защищать — все эти дети были бы живы и здоровы, не приехал бы лекарь, не стал бы им пускать кровь… ничего бы не случилось. Она бы спокойно перезимовала, встретила новую весну, потом следующую…

Каждое слово незнакомки болью отдавалось в сердце Богданки. Она все отчетливее понимала, что является корнем всех бед Агне. Все сказанные слова были страшными, злыми, а голос лился словно мед, располагая к себе.

Незнакомка окинула девочку оценивающим взглядом и запела.

Грустная колыбельная сотней хрустальных колокольчиков разносилась по лесу, заставляя Богданку расслабиться. Тело ее сделалось тяжёлым, голова словно ватной, а руки — оловянными. Она так и не поняла, в какой момент встала, чтобы стереть линию, начертанную ведьмой. Ну разве может быть создание с таким голосом злым?

— А ну заткнись! — В щеку певицы впечатался снежок, стекая грязными комьями. — Пошла отседава! Ну, давай же! Далеко же забралась от своей лужи, пакость такая!

Певица глянула на того, кто пустил снежок, в глазах ее мелькнул страх.

— Иди-иди. Чего уставилась? — Со стороны леса к ним спешила старая бабка. Скрюченная в три погибели, она бодро семенила к ним, используя корявую клюку как третья ногу. — Пошла, пока я тебя тростью не протянула! Потом до весны отлеживаться будешь!

Девушка хмыкнула, и растворилась в воздухе, словно ее и не было. Даже снега примятого не оставила.

— Тебя тоже за круг не пущу. — Богданка мотнула головой, сбрасывая с себя наваждение.

— Да больно нужна ты мне. — Старуха презрительно хмыкнула. — Кожа да кости, даже бульон с тебя не сварить. Ну и дуреха же эта нёкка!

Бабка уселась прямо на снег, вытянув вперед кривые босые ноги с длинными обломанными ногтями.

— Кто такая нока?

— Нёкка? Утопленница это. Русалка, по-вашему. Живет тут недалеко, в ближайшей заводи. — Старое лицо, испещренное морщинами было тяжело разглядеть во тьме, едва разгоняемой костром. Только глаза-щелочки плутовато блестели. Больше всего выделялся нос. Длинный, крючковатый. Он был непропорционально большим.

— И что ей надо было от меня?

— Ясно что. Сила твоя. Про тебя тут только даже деревья судачат — что сила тебе дана большая. Вот ётуны [навьи] за ней и идут.

— Тебе тоже нужна моя сила?

— Зачем? Что я с ней делать стану. Не нужна она мне. Но и терпеть кого под боком с такой силой тоже не хочу. Так что иди. Иди своей дорогой. И больше не возвращайся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты — Баба Яга? — Боганка наконец задала вопрос, который вертелся у нее на языке с самого начала разговора.

— Еще чего не хватало! Но ты ей вполне можешь стать. Силенок хватит. Вон, у наставницы своей спроси лучше. Как проснется.

Богданка обернулась. Агне все так же безмятежно спала.

Она открыла рот, чтобы спросить у старухи что-то еще, но так и замерла с раскрытым ртом — на месте бабки был бесформенный валун, лишь силуэтом отдаленно напоминающий силящую на земле тучную и сгорбленную женщину. На востоке занималась заря.