Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий

И еще. Неужели Вы с А. Н. всерьез полагали, что человечеству для того, чтобы стать таким, как Вы его описывали, потребуется столь малое время (судя по хронологии событий в Ваших произведениях — не более трехсот лет)?

Попович Алексей. Сочи, Россия — 21.06.98

Мы уже в конце 60-х недолюбливали свои ранние вещи и в особенности — «Страну багровых туч». Наверное, мы плохие родители.

Что касается «хронологии», то я и сейчас полагаю, что триста (и даже двести) лет — это ОЧЕНЬ большой срок для человечества. И хотя сам человек за это время изменится незначительно (а может быть, и вовсе не изменится), но человечество станет существенно другим. Сравните Россию (и тем более — Америку) времен Павла Первого с сегодняшней Россией (а тем более — Америкой). Различия видны невооруженным глазом. Впрочем и определенное сходство — увы! — тоже.

Не возникало ли у Вас на поздних этапах творчества желания вновь написать что-то совсем светлое и чистое — такое, чего пока нет в жизни, но можно создать в книге?

Konstantln Korzunov. Абакан, Россия — 27.05.99

Мы всегда писали тот мир, в котором нам хотелось бы жить, и населяли его нашими знакомыми. В этом смысле мы НИЧЕГО не выдумывали. Еще в начале 60-х нам казалось, что Мир Полудня достижим, хотя бы теоретически. Потом мы поняли, что дело плохо: в окружающей нас реальности нет никакой почвы, из которой могли бы появиться хотя бы ростки этого мира. И в дальнейшем МЫ использовали Мир Полудня просто как удобный и уже готовый антураж, на фоне которого развивались интересующие нас идеи-события. Светлого и чистого в наших вещах (в лучших наших вещах) ровно столько, сколько его в реальном мире. Поэтому читатель-эскапист, ищущий в книге способ уйти от реальности (а таких — великое множество), разочаровался в поздних Стругацких. Но никогда у нас не возникало даже тени желания «написать светлое-чистое — такое, чего нет в жизни, но можно создать в книге». По-моему, не для того книги пишутся, чтобы уводить читателя в иллюзорные миры. По-моему, книга только тогда по-настоящему хороша, когда жестко сцеплена с реальностью и не содержит внутри себя ничего, кроме правды.

Люди, читавшие Ваши книги в далекие 80-е годы, просто не знали других авторов (я имею в виду фантастическую литературу), Вас не с кем было сравнивать. Нет, конечно же, были писатели, но серьезных альтернатив я так и не нашел. Ваши книги очень интересны, но есть ли у Вас уверенность, что, начни свой путь сейчас, с поправкой на время и нашу действительность, Вы смогли бы достигнуть той же славы?

Денис. Екатеринбург, Россия — 07.04.01

АБС добились успеха потому, что сильнее многих были недовольны существовавшим тогда положением в фантастике и лучше многих понимали, как из этого положения надо выходить. Сегодня же полным-полно хорошей фантастики, нет никакого кризиса, не видно никакого «нового пути» и нет никакой нужды в этом новом пути. Поэтому сегодня АБС, скорее всего, вообще не стали бы писателями, а остались бы прилежными читателями-энтузиастами. АНС стал бы, скорее всего, астрономом, а БНС — физиком — этим бы все и кончилось.

А вы бы жалели об этом?

Петрофф. Россия — 14.05.01

Наверное. Жалею же я сейчас (изредка), что не остался астрономом. Такое было замечательное время! Интересная работа, славные люди вокруг, молодость, солнце… Полдень 22-й век.

Были бы Вами написаны некоторые из Ваших произведений, если бы в славных 60–70—80-х Вас бы свободно печатали?

Илья. Milwaukee, USA —21.01.03

Нет, конечно. Ни «Малыша», ни «Повести о дружбе…», ни «Парня из преисподней» мы бы — в более благоприятной обстановке находясь — писать бы не стали. Но вообще таких, «проходных», повестей у нас было немного, да и те писались «от души», а не корысти ради, все-таки.

Я знаком с мнением, что Ваши книги, связанные с советской действительностью, устарели. Как Вы к этому относитесь? Считаете ли Вы, что они применимы и к настоящему?

Балакин Олег. Киев, Украина — 26.01.03

Наверное, некоторые из книг, действительно, устарели. Но не «Град обреченный», например, и не «Второе нашествие марсиан». И не «Хромая судьба»… и еще добрый десяток названий. Эти еще «поработают». Лет тридцать.

Насколько была возможна «степень прогиба» писателей (и Вас, в частности) перед всевозможной цензурой в «те времена»?

Лев. Москва, Россия — 31.05.05

В каких единицах прикажете измерять эту «степень прогиба»? Знаю, что приходилось вырабатывать некую систему принципов и строго следовать ей. Например: «Вычеркивать можете все, что вам угодно, но вставлять — ни-ни». Вставлять автор должен сам — руководствуясь чутьем своим, вкусом и мерой допустимого унижения. Это — очень субъективно и вообще зависит от множества обстоятельств, в том числе от настроения.

Ваши ощущения баланса чувства собственного достоинства и желания быть читаемыми (в смысле издаваемыми).

Лев. Москва, Россия — 31.05.05

Приходилось внимательнейше следить за «чертой подлости», пересекать которую нельзя было ни в каком случае. Это опять же было очень субъективно и индивидуально. Грубо (очень грубо) говоря: вставить в «Полдень, 22-й век» золотую статую Ленина было еще можно, а статую Хрущева — уже нельзя.

В ряде произведений у Вас фигурирует космический археолог Август-Иоганн Бадер. Хотелось бы узнать — существовал ли у этого персонажа реальный прототип? Дело в том, что создателем Камской археологической экспедиции (1947 г.), сотрудником коей я являюсь, был Отто Николаевич Бадер, известный археолог, впоследствии работавший в Москве, в Институте археологии АН. Учитывая единство фамилии, фонетическое сходство имен, а также то, что Вы или Аркадий Натанович, судя по всему, бывали в археологических экспедициях, я делаю вывод о связи между реальным археологом и литературным персонажем. Насколько он, вывод, обоснован?

Григорий П. Головчанский. Пермь, Россия — 15.06.98

Увы! Ни я, ни АН (насколько я знаю) никогда не слыхали об О. Н. Бадере. Это совпадение столь же замечательно, сколь и случайно. Впрочем, можно, наверное, найти совпадения и не менее удивительные. Например, республика Соан (из «Трудно быть богом»), которая не имеет и никогда не имела ничего общего с СОАН (Сибирское отделение Академии наук). Или, скажем, взятое нами исключительно по соображениям благозвучия имя Нава («Улитка на склоне»), которое означает, как мы узнали несколько лет спустя, «утопленница», «русалка». Или наш Александр Привалов из «Понедельника» — двойной тезка прорезавшегося совсем недавно журналиста-известинца. Наверное, есть совпадения и покруче — я называю наугад, что первое в голову приходит.

Для меня (а я уже не первый год живу-работаю в Японии), японцы, обрисованные АБС, кажутся (увы!) фигурами весьма схематичными. В то время как Андрей с Изей или Привалов с Выбегаллой — личности живые, объемные и вполне достоверные, изредка мелькающие на страницах любимых книг японцы (с моей точки зрения), «полупрозрачные изобретатели». Ну не такие живые люди здесь, совсем не такие. Не говорю «хуже», «лучше» — другие. В связи с чем вопрос — а вообще-то АБС имели контакты с «живыми» японцами, были ли реальные прообразы у Васеды или Кондратьевой?

Khenner Karl. Tokyo, Japan — 26.12.99

АБС встречались с японцами неоднократно — как правило с писателями, издателями и переводчиками. БН — реже, АН — гораздо чаше (вдобавок он еще в 1946 году в качестве военного переводчика участвовал в допросах японских военных преступников, в порядке подготовки Токийского военного трибунала — восточного аналога Нюрнбергского процесса). Но, разумеется, все наши знания были поверхностными и, скорее, даже теоретическими — даже у АН, хотя он и был специалистом по японскому языку и литературе. Так что, наверное, Вы правы и наши японцы вполне «полупрозрачны» — хотя, честно говоря, я очень неплохо представляю себе, например, Кэнси из «Града обреченного»: для меня он — личность ничуть не в меньшей степени, нежели Изя или, скажем, Андрей, — пусть у них обоих есть совершенно конкретные прототипы, а у Кэнси — нет.

Вами были созданы десятки непохожих друг на друга образов. А к каким героям своих книг Вы относитесь с наибольшей симпатией и почему?

Светлана Максименко. Москва, Россия — 16.02.00

По-моему, я уже отвечал здесь на похожий вопрос. И писал, что наиболее симпатичны нам те герои, которые более всего нам удались (по нашему мнению). Банев нам симпатичен, Горбовский, молодой Максим Каммерер, старик Сикорски, Феликс Сорокин… А вот к Саше Привалову мы всегда были равнодушны. Увы. Не получился он у нас.

Ваша жизнь и жизнь героев в произведениях — большое отличие или есть что-то схожее?