Среди проклятых стен - Лорен Блэквуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В физическом плане церковь больше не была моим домом, но именно здесь впервые за последние недели я ощутила себя спокойно.
Главный алтарь занимал большую часть первого этажа. Его окружали расписанные колонны, которые создавали по периметру узкий проход с несколькими комнатами вдоль стен, чьи дверные проемы закрывали тяжелые белые шторы. В каждом проеме между колоннами стояли большие вазы, заполненные водой или всевозможными травами, – я поочередно пряталась то за ними, то за колоннами. Горстка людей стояла в молитве лицом к алтарю, где Джембер, сидя на ступенях, мастерил амулет.
На нем была официальная одежда дебтеры: белый тюрбан – чуть шире из-за дредов, которые он отказывался отстригать, – и белая мантия с красными, зелеными и желтыми полосками по подолу. А также официальный наряд Джембера: красные кожаные перчатки, высокий черный ботинок на левой ноге и протез из тусклого металла на правой. Борода растрепана, хотя сама одежда опрятная.
Пока я наблюдала за его работой, меня захлестнули смешанные чувства. В первую очередь я скучала по нему. Но не будь я свидетелем того, как он с мастерской скоростью вырезает сложные узоры, это чувство наверняка стало бы последним. Потому что лишь одно восхищало в нем – его работа.
И именно по этой причине с восхищением соседствовал гнев – чувство, которое мне необходимо подавить, если я собираюсь просить его о помощи.
Я старалась не шевелиться – не только из уважения к обряду, но и из нежелания показаться Джемберу на глаза раньше. Спустя несколько минут он начал петь – это был сигнал молящимся о том, что нужно выпить небольшую чашу святой воды, стоявшую на полу перед каждым из них. Я высунулась из-за колонны чуть дальше, чтобы разглядеть, для каких Воплощений предназначались амулеты, и это было ошибкой. Джембер глянул в мою сторону, не пропустив ни одной ноты исполняемого песнопения.
«Может, он меня не видел.
Конечно, Анди. А еще в пустыне не жарко».
Значит, мое появление ничуть его не удивило. Как только обряд закончится, мне придется подойти к нему. Никаких приветствий и пустой болтовни – Джембер их терпеть не мог. Я должна была говорить четко и быстро.
Наконец молебен завершился, и молящиеся осенили себя крестным знамением, коснувшись рукой лба, груди и поочередно каждого плеча. Джембер завернул каждый амулет в простую ткань и вручил всем нуждающимся. Те приняли их со склоненной головой, молча, слышался лишь шорох их удаляющихся шагов.
Я выскользнула из-за колонны, потому что хотела подготовиться к встрече. А еще мне было любопытно узнать, что же за амулеты он сделал. Для изгнания домашних призраков дебтере приходилось идти к самому источнику. А в случае, если кого-то вдруг постигала неудача, заболевал скот или не созревал урожай, от Сглаза избавлял обычный амулет.
Это были первые виды амулетов, которые я научилась делать, еще до того, как Джембер изъявил желание меня обучать. В процессе создания много времени занимало не само изготовление амулета, а обряд.
Я дождалась, пока последний прихожанин покинет церковь, и подошла к алтарю.
– Джембер, мне нужна твоя помощь.
Даже не посмотрев на меня, он продолжил собирать вещи.
– Просто назови мне имя, – произнес он натянутым голосом.
Я закусила губу. Выгоняя меня, Джембер дал мне четкие указания – предельно четкие, с такими же наглядными примерами последствий в случае моего неповиновения: беспокоить его, только если мне грозит опасность. Не можешь раздобыть еду? Разбирайся сама. Негде ночевать? Его это не волнует. А если кто-то угрожает мне или пытается причинить вред? Это одна-единственная причина, по которой мне позволено обратиться к нему.
За все это время мне неплохо удавалось избегать опасности – частично благодаря тому, что я маленькая и знаю свой физический предел, поэтому стараюсь держаться от людей подальше. Но в основном потому, что я не хотела просить у него помощи. Не хотела доставлять ему удовольствие, встречаясь с ним на его условиях.
Тем не менее у меня не было имени, мне казалось неправильным называть его лишь для того, чтобы он выслушал меня. Тем более тот, кого бы я назвала, уже к утру мог быть мертв.
– Я по работе, – добавила я быстро. – Это Воплощ…
Он зашагал прочь, даже не удостоив меня взглядом. Ноги у него были намного длиннее моих, так что мне, несмотря на его хромоту, приходилось бежать следом.
– Мне нужно знать, правильно ли я избавилась от него, – сказала я.
Он не остановился. Он уже почти достиг комнаты в дальнем конце коридора, куда мне, дебтере без разрешения, не позволялось входить. Именно здесь перед богослужением священники переодевались из повседневной одежды в священные мантии.
Я выскочила перед ним и преградила ему путь.
– Джембер…
– Отстань от меня, девчонка.
Вместо того чтобы позволить мне отойти самой, он ткнул меня в лицо корешком книги, которую держал в руках. Я отшатнулась в сторону, радуясь тому, что удар был не сильным, но злясь на себя за то, что не устояла на ногах.
В следующую секунду Джембер скрылся за шторой, а я осталась потрясенно стоять. Однако потрясение быстро сменилось молчаливой яростью, голова была готова взорваться, точно раздавленный помидор. Я думала позвать его по имени, но мне казалось нелепым просить о чем-то, стоя в коридоре.
Я сделала глубокий вдох. Оставался всего один вариант. Ну ладно, два. Можно было пойти долгим и спокойным путем: дождаться, пока он закончит все свои дела, и встретиться с ним дома. Это, скорее всего, заняло бы час или два, и я могла не получить желаемую информацию. И всегда имелся быстрый способ, весьма… сомнительный. Но у меня не было пары часов на ожидание.
Поэтому я втянула воздух…
Так истошно я не кричала уже очень давно. Когда я замолчала, крик, отразившийся эхом от каменных стен, поразил меня саму. Я тут же услышала нужную мне реакцию: пара священников за занавеской тихонько вскрикнули от страха и отчаянно зашагали по комнате. Но никто из них не вышел, поэтому я закричала снова.
Из-за шторы, отодвинув ее в сторону, показалась кроваво-красная перчатка Джембера, его глаза бешено сверкали, как у растревоженного льва. Он до сих пор не снял тюрбан, зато сбросил мантию, оставшись в одних белых штанах и нижней рубашке – той самой, которую носил с тех пор, как мне исполнилось пять лет, местами настолько изношенной, что она, казалось, вот-вот порвется. Он сжимал в руке макомию, длинный церковный посох, воткнув его в пол так,
