Тайна визиря Шимаса - Шахразада

О да, это было именно то, чего от него ждали. Первый советник довольно усмехнулся – визирь и сам признавал, что ни на что, кроме мелочей, не годится. И потому следует его неловкими словами воспользоваться незамедлительно.

– Твоими словами говорит сама мудрость, о визирь! Воистину, есть дела, достойные размышления одного лишь владыки, и есть дела, которые оскорбят его светлый и высокий разум.

Визирь улыбнулся и приглашающе взглянул на первого советника.

– Я слушаю тебя, уважаемый Хазим, воистину мудрейший из мудрецов.

Первый советник опустил глаза. Увы, лесть была приятна и ему. А потому он подумал, что, быть может, составил о новом визире неверное представление; быть может, тот вовсе не такой уж тупой солдафон, раз умеет почтительно говорить и разумно слушать. О да, Хазим не знал сейчас, насколько он сам себя наказал, не прислушавшись к собственным мыслям.

– Дозволено ли будет мне, ничтожному, обратиться к визирю с описанием нового проекта?

– Конечно, уважаемый Хазим, конечно.

– Знай же, мудрый наш визирь, знайте и вы, братья, – нараспев заговорил первый советник. – Страна наша, процветающая не одно поколение под щедрым солнцем и благодатными дождями, достойна того, чтобы ею управляли и вели ее к дальнейшему процветанию люди самые разумные, ответственные и дальновидные…

«Аллах великий, неужели первый советник решил сам сложить с себя все полномочия?»

– О да, – кивнул Шимас, – это воистину правильно.

– Разумно также рассудить, что этим ответственным и дальновидным людям нужны помощники, которые смогут собрать необходимые сведения и правильно осветить их для того, чтобы принятые здесь, в диване, решения были наилучшими, направленными на дальнейшее процветание великой нашей державы.

«Ах вот ты о чем… Собираешься плодить новых нахлебников… Должно быть, и иноземцев тоже…»

Визирь кивнул, соглашаясь со словами первого советника. Он преотлично видел второй смысл витиеватых рассуждений достойного Хазима, но считал, что разумно пока будет прикидываться тупым дурачком.

– Мысль о том, что каждый из нас, мудрецов, достоин разумных помощников, советников, конечно, не нова. Более того, такие советники у нас уже есть. Но, увы, штат их весьма немногочислен, они люди занятые, и потому не всегда разумно отрывать их от их повседневных дел.

– И это несомненно, мудрый Хазим.

– Более того, отрывать их от этих дел не только неразумно, но даже погибельно, ибо каждый из них уже давно следит за всеми подводными течениями и знает о каждом из своих поручений все, что только может узнать об этом человек.

Визирю Шимасу становилось все веселее. «Когда же этот воистину болтливейший из болтливых мудрец перейдет наконец к делу? Или диван для того и создан, чтобы любое настоящее дело забалтывать до полного абсурда, заставляя правителя отказаться даже от самого разумного из своих намерений после того, как долгие часы он будет слушать все за и против, высказываемые этими ленивыми бездельниками?»

Первый же советник продолжал разливаться соловьем.

– Таким образом, поняв, что наши помощники – люди более чем загруженные и что отрывать их от повседневных дел погибельно для страны, я пришел к выводу, что мне следует ходатайствовать перед диваном и тобой, мудрейший из мудрых, о том, чтобы число наших помощников было увеличено.

– Это разумная просьба. И я готов удовлетворить ее немедленно.

– Благодарю тебя, о визирь, за это решение, стократно благодарю! – поклонился первый советник, не веря, что одержал первую из побед столь легко.

«Быть может, я все же переоценил этого глупца. Должно быть, весь его разум лишь в том, что он научился учтивым словам и уважению старших…»

– Продолжай, мудрейший.

Первый советник, вновь поклонившись, продолжил:

– Светел тот день, когда в диване царит согласие и понимание…

– И это так… – закивали чалмами молчавшие до того советники.

– Позволю себе продолжить нить рассуждений, о визирь. Итак, убедившись, что штат наших помощников следует увеличить и, убедив в этом самого мудрейшего из мудрых, я продолжаю размышлять о том, что это должны быть за люди. Я спросил себя: «Хазим, должны ли это быть умудренные сединами люди или следует отдать предпочтение молодым, надеясь, что их усердие компенсирует во многом незрелый еще разум…»

«Болтун и глупец! Незрелый, выходит, разум… А у тебя, должно быть, он уже созрел… И потому ты печешься только о своем благополучии, наплевав на тех, за кого обязан радеть… О Аллах, воистину светел будет тот день, когда я выведу тебя пред светлые очи истины… О, должно быть, тогда запоешь ты совсем иные песни!»

– …И, задав себе этот вопрос, я вскоре смог получить и ответ – да, то должны быть люди совсем молодые. Ибо над ними не довлеют предрассудки, ибо разум их свободен от ограничений, и это и есть наилучшая рекомендация в тех случаях, когда надобно некоторые сведения добыть и без искажений передать их мудрым для правильного их истолкования.

Визирь более чем внимательно слушал велеречивые и затейливые рассуждения первого советника, и в душе его нарастал нешуточный гнев. Вернее будет сказать, что Шимас просто кипел изнутри. Он запоминал каждое слово, чтобы потом, когда придет его, визиря, час, вернуть их первому советнику. Вернуть с лихвой.

Первый советник на миг замолчал. Он ожидал хоть какой-то реакции на резкие и недостойные, с его точки зрения, слова в адрес молодых и неразумных людей. Но визирь молчал. И это еще больше убедило Хазима, что Шимас не более чем солдафон, по нелепой прихоти халифа поставленный руководить диваном. Но следовало продолжить хотя бы для того, чтобы как можно скорее избавиться от этого глупца.

– Итак, убедившись, что следует избрать молодых, я задал себе следующий вопрос: разумно ли то, что сбор сведений мы доверим лишь единоверцам и соотечественникам? И, поразмыслив, пришел к выводу, что это неразумно. Ибо зачастую взгляд соотечественника пристрастен. И он не замечает неких вещей, более чем весомых для принятия решения, только потому, что привык к этому с малолетства. А значит, разум наблюдателя и помощника должен быть свободен от привычек и пристрастий. Этим требованиям отвечают многие из иноземцев, нашедших здесь, в нашей прекрасной стране Аль-Миради, вторую родину.

«Ну наконец… Я уж думал, что солнце закатится раньше, чем ты доберешься до сути…»

Должно быть, эти слова оказались новостью для мудрецов – ибо они стали переглядываться и перешептываться, выйдя из полусонного состояния, в котором пребывали до сего момента. Но возражать первому советнику не стали.