Цветок мака - Бронислава Вонсович

Неожиданно ко мне начали приставать курсанты Военной Академии, на спутника моего внимания они не обращали. Обращал ли он сам внимание на кого-нибудь, кроме себя, не знаю, но я слушать подобное была не намерена, поэтому повернулась и высказала все, что думаю о таком недостойном поведении. Мне показалось, что они смутились, а один, довольно приятный светловолосый парень, покраснел так, что стал похож на заходящее солнце. Курсанты извинились и больше меня не преследовали.

Магическую Академию мне тоже показали, но так, мельком, без особых подробностей. Все, что мог сказать принц Эвальд о данном учебном заведении — «А кровати здесь не очень». Похоже, знакомство его с этим местом было довольно однобоким. Интерес к Академии я показывать не стала, все равно спутник мой ничего о ней рассказать не сможет. Видимо, жизнь он вел очень праздную. На мой вопрос о своих обязанностях он ничего вразумительного из себя не выдавил. Это было совсем не похоже на то, что рассказывала мама об обязанностях Гердера, моего единоутробного брата и нынешнего туранского короля, на то время, как тот был кронпринцем. По ее словам, большая часть забот по управлению государством легла на его плечи еще в подростковом возрасте, а уж когда он закончил обучение в Академии, то свободного времени уже и не видел. Я даже ощутила легкое презрение по отношению к Эвальду. Неужели ему самому нравится жить вот так — поел, поспал, поразвлекался? И что ждет Гарм при таком правителе? Хорошо, если советники толковые подберутся, а если нет? Ведь он сам ничего не знает и не умеет, кроме как «быстро убивать орков».

Но при всем при этом, было в Эвальде что-то такое, что меня привлекало безмерно. Его рука, крепкая и теплая, казалась такой надежной опорой, хоть я и прекрасно понимала, что это совсем не так, и идти рядом с ним было неожиданно приятно. Радовало, что он под личиной, так как я прекрасно помнила, как на меня действовал его взгляд, но и сейчас спокойствия в моем сердце не было. Зря я согласилась на эту прогулку по городу в его компании. Что бы он ни говорил, вряд ли он оказывает подобную любезность всем прибывшим в Гаэрру, и не думаю, что корона так уж заинтересована в моих консультациях. Значит, у принца есть свой интерес, и, боюсь, не такой благородный, как он хочет показать. Интересовать его я могла только в одном качестве, что мне совершенно не подходило.

Держался он в рамках приличия до обеда, на котором стал мне указывать, что следует заказать. Конечно, приглашал и платил он, но подразумевалось, что право выбора остается за мной. Я и выбрала то, что посчитала нужным. Но Эвальд остался весьма недоволен и всячески пытался мне показать, что вкусы мои не слишком возвышенны. Но мои вкусы — это мои вкусы, менять их в угоду даже такому высокопоставленному лицу я не намерена.

А после обеда начался сущий кошмар, он потащил меня по столичным модным лавкам. Никогда бы не подумала, что принцы могут о таком всерьез думать. Но он явно увлеченно прикидывал ко мне то одну, то другую вещь и предлагал купить, купить, купить… Он даже не понимал, как оскорбительно для меня звучат его предложения, ведь посторонний мужчина, каковым он был, может проявлять подобного рода заботу о девушке только в одном случае — если они состоят в более близких отношениях, чем позволяют приличия. Не знаю, что думал по этому поводу Эвальд, но я хотела только одного — оказаться от него как можно дальше. Не нужны мне были от него ни дорогие платья, ни украшения, и сам он мне был не нужен.

Гаэрра действительно оказалась очень красивым городом, шумным и живым, особенно в своей центральной части, где сосредотачивались торговые лавки. Только теперь я поняла пренебрежительный отзыв мамы о нашем Радае. Да, по сравнению с гармской столицей он был мал и неказист, но, с другой стороны, Радай ведь очень молод, он только начинает строиться. Посмотрим, что из него получится лет хотя бы через пятьдесят. Я вздохнула. Гаэрра, несмотря на всю свою красоту, была для меня чужой, впрочем, как и я для нее. Я чувствовала себя ужасно одинокой, здесь у меня не было не то чтобы родных, но даже просто знакомых. Мама говорила, что со временем я обживусь, и у меня появятся друзья. Мама… Я опять вздохнула. Думаю, ей тоже не хватает наших ежедневных разговоров и занятий. Она и папа любили меня просто потому, что я есть. Возможно, Шуграт тоже любил по-своему, пытаясь устроить мою жизнь в соответствии с теми правилами, что были для него важны.

Мы шли уже по району, где не было никаких торговых лавок, только уютные домики, с легкими прозрачными заборами, впрочем, как я тут же присмотрелась, окутанные защитными заклинаниями от постороннего проникновения очень тщательно. Даже тот, что был выставлен на продажу. Похоже, в нем давно уже никто не жил. Дом выглядел одиноким, почти как я. Обо мне тоже сейчас никто не заботится, даже совета спросить не у кого, но это был мой выбор. Я попыталась отбросить грустные мысли, и заметила у стены одинокий цветок мака. Как его туда занесло? Цветок этот совсем не подходил ни этому запущенному саду перед домом, ни самой Гаэрре.

— Тебе нравится этот дом? — внезапно спросил меня Эвальд

— Нравится, — ответила я. — Только не надо говорить, что ты мне его купишь.

Принц обиженно надулся. Видно, именно это он и хотел предложить. А я со всей ясностью поняла, что нас ничего связывать не может, он попросту пытается меня купить, хоть и не называет вещи своими именами. Но в мои планы собственная продажа не входила. Завтра с утра покину этот постоялый двор, и на этом наше общение с представителем гармского правящего дома закончится. Думаю, за те несколько лет, что я собираюсь провести в Гаэрре, мы с ним больше не встретимся. Немного пугало, что Эвальд явно не привык получать отказы, но, с другой стороны, у него уже была возможность взять, что хотел, которой он не воспользовался. Я с трепетом в груди вспомнила пальцы на моей щеке и глаза с золотистыми звездочками, так близко от моих собственных глаз. И так далеко.

Ужинала я с мыслями только о том, как бы мне повежливее отделаться от своего экскурсовода. Намеков он не понимал, и даже прямое указание на то, что я устала и хочу остаться одна, было им проигнорировано. Он был полон энтузиазма устроить подаренный им букет в моей комнате. Был бы он настоящим котом, получил бы шлепок полотенцем по пушистой заднице, но, увы, принцев бить полотенцами не принято. Розы он разместил явно со знанием дела, целую лекцию мне при этом прочитал. Я даже несколько удивилась — ведь до сих пор глубоких познаний он не проявлял ни по одному вопросу. Но для принца постижение цветоводства не является такими уж важным предметом, так что сердце мое он не смягчил совершенно, и я уже направлялась к двери с твердым намерением открыть ее и пригласить своего гостя на выход, как внезапно он спросил:

— Джансу, можно тебя поцеловать?

«Иди и целуй Джансу, если так уж хочется,» — чуть было не ответила я, но вовремя опомнилась и просто сказала ему «Нет». Но Эвальду мое согласие совсем и не требовалось. Мне кажется, он меня даже и не услышал, просто облапил и полез целоваться. Я отчаянно вырывалась, злясь, что он настолько меня сильней, что даже противопоставить-то ему мне нечего, как вдруг его губы встретились с моими. И я просто перестала себе принадлежать, полностью растворившись в этих совершенно новых и неожиданных для меня ощущениях. Меня как будто захлестнуло лавиной, захлестнуло и понесло, не давая ни выбраться, ни подумать, ни даже вдохнуть лишний раз. Поцелуй дал такое чувство единения, такую потребность именно в этом мужчине, что дальнейшие действия Эвальда показались мне такими естественными, такими правильными и не вызвали ни малейшего протеста. Да что там! Я сама целовала его с неменьшим пылом, гладила гладкую жаркую кожу, мне хотелось обвиться вокруг него, стать с ним единым целым, принадлежать ему безраздельно, так же, как и он принадлежал мне сейчас. И не было ничего и никого в этот миг, кроме нас двоих.

В себя я пришла уже на кровати. Осознание того, что произошло, накрыло меня с головой. Неужели прав был брат, считая, что нельзя женщине быть одной, что она легко поддается всем соблазнам? А мама говорила, что люди не животные и вполне могут контролировать свои инстинкты. Но ведь я не смогла. Я не понимала, как такое могло случиться со мной, ведь я же этого не хотела, совсем не хотела. Я чувствовала себя гадкой и грязной. Внутри разливался холод, который рвался наружу, заливая не только душу, но и тело. Меня начало трясти.

— Ты замерзла, дорогая. Сейчас я тебя согрею.

Заботливый голос Эвальда заставил меня в ужасе отпрянуть, но он собственническим жестом притянул меня к себе, укутал нас обоих одеялом и обнял так, что при всем своем желании вырваться я не могла. Да и имело ли это сейчас хоть какой-то смысл? Ведь я уже отдала мужчине то, что порядочная девушка дарит супругу после свадьбы. Значит, прав был Эвальд, считая, что я гожусь лишь на роль содержанки? Ведь я даже не нашла в себе сил сказать ему «нет». Он бормотал мне на ухо какие-то глупости о том, какая я красивая и страстная, но от его слов мне было только гаже. Хотелось смыть с себя все случившееся, но я была лишена даже возможности встать. Речь принца становилась все более бессвязной, пока он не уткнулся мне в макушку и не засопел, как человек, честно выполнивший свой долг. Но и во сне он продолжал держать меня все так же цепко, не давая ни встать, ни даже отодвинуться, оставалось только лежать, глотать слезы и думать, какая же я дура.