Моя чужая жена - Ольга Карпович

– Вот, совсем промокла, — устало протянул Редников. — Возьми зонтик. До вечера обещают проливной дождь.

Редников нашарил на заднем сиденье темно-синий зонтик, протянул его Але через окно. В ту же секунду «Волга» плавно двинулась с места, будто бы уже никуда не торопясь.

7

Дождь начал стихать, и небо над Москвой просветлело. Гром ворочался уже где-то вдалеке, на землю падали редкие капли, оставляя в лужах расходящиеся круги. Отовсюду: из подворотен, подъездов, из-под козырьков домов — посыпались люди, захлопали разноцветные зонтики, затопали по лужам мальчишки.

Аля медленно брела босиком в общежитие. Промокшие босоножки она несла в одной руке, темно-синий заграничный зонтик — в другой. Капли отступающего дождя путались в волосах и стекали по шее… Аля считала их про себя: «Одна, две, три…» Она свернула на улицу, ведущую к общежитию, прошла мимо железнодорожного моста. Внизу, тревожно стуча колесами, пронеслась электричка, прогудел в рассеивающемся тумане ливня паровоз.

Впереди уже показалось знакомое кирпичное здание. Аля локтем вытерла глаза, постаралась изобразить на лице приветливую улыбку. Невыносимо было бы сейчас отвечать на участливые расспросы. Она медленно подходила к деревянным дверям. Навстречу попадались спешившие по своим делам однокурсники, Аля здоровалась, кивала в ответ на приветствия, машинально, почти не обращая внимания на тех, с кем говорила.

Она поднялась по лестнице, прошла по коридору и толкнула дверь своей комнаты.

Под потолком плавал, свиваясь в колечки, сизый сигаретный дым, стол был выдвинут на середину комнаты. На застиранной скатерти громоздились разнокалиберные плошки со снедью: банка тушенки, нарезанный черный хлеб, сковородка жареной картошки, пузатая склянка с домашними маринованными огурцами, на блюдце кильки в томате. Здесь же выставлены были тонкогорлые бутылки водки, и среди них, как император в толпе подданных, плоская бутыль французского коньяка. На придвинутых к столу металлических общежитских койках расселись Алины сокурсники. Они говорили сразу все одновременно: кто-то, завывая, читал соседу собственные стихи, кто-то рассказывал сдавленным шепотом свежий анекдот, в углу тренькали на гитаре. Со складной табуретки навстречу Але поднялся Никита.

«Опять он!» — устало вздохнула девушка.

После празднования отцовского дня рождения Никита не оставлял ее в покое. Он появлялся будто случайно то у общежития, то во дворе института, оказывал Але шутливые знаки внимания, сопровождая их пошловатыми шутками. Однокурсницы завидовали ей — еще бы, завела себе кавалера — сынка известного папаши, симпатичного, богатого, к тому же только что из-за границы. Никитина клетчатая кепка вкупе с клешеными джинсами, французскими сигаретами и нагловатыми манерами действовали на девиц безотказно. Половина института уже вздыхала по Редникову-младшему, Алю же считали недальновидной кривлякой.

«Как он сумел в общежитие пробраться, мимо комендантши проскочить?» — рассеянно подумала Аля.

Она прошла в комнату, щурясь от табачного дыма, бросила в угол босоножки, оглянулась по сторонам, не зная, куда поставить сушиться зонтик. Никита суетился рядом, приговаривая:

– Ничего, что мы тут сабантуй организовали? Я подумал, устроим триумфальную встречу будущего лауреата Ленинской премии. Первой степени, разумеется. Даже чужой студак выпросил, чтобы в общагу к тебе пробраться. Ты, надеюсь, прониклась всей степенью моего геройства?

Аля пожала плечами. Никита говорил слишком громко, быстро, у нее начинала болеть голова.

– А ты чего-то невеселая, — заметил Никита. — Устала?

Он стащил с ее плеча сумку, ногой сдвинул в сторону ботинки гостей, освобождая место на полу, раскрыл зонтик и удивленно крутанул его:

– Гм, знакомый зонтик, — хмыкнул он. — Я его на Таити покупал.

Никита с выжидательным интересом уставился на Алю, та, вскинув голову, выдержала его взгляд. «Кто ты такой, почему я должна что-то тебе объяснять, отчитываться? Думай что хочешь…» — приготовилась ответить она на расспросы. Но парень ничего не спросил, лишь перестал ухмыляться обычной нахально-игривой усмешкой и, приобняв за плечи, повлек ее к столу.

– А ну-ка, товарищи, двигаемся, двигаемся, — скомандовал он. — Не видите, у девушки головокружение от успехов.

Усадив Алю на кровать, он пристроился рядом, незаметно для окружающих обхватил горячей ладонью ее запястье и шепнул:

– Ну-ну, ничего…

Никита раздобыл где-то чистый стакан, плеснул коньяка, всунул его ей в пальцы. Аля вскинула руку, выпила. Темно-янтарная жидкость обожгла рот, сбила дыхание, но почти в ту же секунду по телу растеклось тепло и дрожавшие пальцы согрелись.

Аля отставила стакан и попробовала одними губами улыбнуться Никите. И он прямо-таки расцвел в ответ, стал теребить ее, расспрашивать:

– Ну расскажи теперь, как все прошло. Ребята говорили, вроде удачно? И предок мой тебя хвалил…

Время как будто остановилось. То казалось, что бесконечно долго тянется этот дурацкий бессмысленный день, то вдруг замечалось, что солнце, заглядывающее в окно, отражается в еще не высохших после дождя каплях. А Никита все подливал коньяк и гудел над ухом что-то очень смешное. И темное пьяное веселье булькало в голове, и Аля сгибалась пополам от хохота.

– Пойдем, покажу что-то, — предложил Никита.

Аля поймала на себе завистливый взгляд Гришиной, противной сплетницы с третьего курса, уже нашептывавшей что-то соседке, и решительно встала из-за стола, лихо вскинув голову, — подавитесь своей злостью, сволочи:

– Ну пойдем!

Никита, таинственно подмигивая, затащил ее в темный закуток под лестницей, опустился на колени, расстелил на полу газету, достал из кармана спичечный коробок. Аля взяла коробочку, открыла, на ладонь высыпалась какая-то сухая трава.

– Что это?

– Тсс, — Никита приложил палец к губам, состроил смешную гримасу. — Обезболивающее. Исключительно натуральный продукт. Никакой химии. Рекомендую!

– А, я знаю, — обрадовалась Аля. — Это…

– Да тише ты, — поспешно перебил он. — Образованная какая.

Никита принялся деловито потрошить на бумагу «беломорину», затем с комичной старательностью засыпал в пустую папиросу марихуану. Аля опустилась на пол, прижалась спиной к стене. Темный низкий потолок плавал и покачивался над головой. Никита наконец закончил свои осторожные манипуляции и с гордостью продемонстрировал Але плотный косяк:

– Ну вот, готово!

Воровато оглянувшись по сторонам, он прикурил папиросу, глубоко втянул в себя дым и, не разжимая губ, протянул косяк Але. Та, взглянув на Никитины надутые щеки, расхохоталась. Никита принялся быстро жестикулировать, бешено вращая глазами — мол, кури скорее, не переводи драгоценный товар. Аля послушно взяла косяк, затянулась глубоко, закашлялась. Необычный едкий дым щипал в горле, разъедал глаза. Девушка поморгала, вытерла ладонью выступившие слезы.