Шлиман - Моисей Ликманович Мейерович

Вместо ста посылаю вам двести франков, заплатите за переплет и раздайте оставшиеся бедным».

Итак, вот в чем смысл задуманного развода: не просто освободиться от связывающего брака, но жениться на гречанке! Интернационалист по самой своей сути, путешественник, полиглот, с необычайной легкостью акклиматизирующийся в разных странах, он хотел жениться только на гречанке, потому что в Греции он нашел свое великое увлечение, смысл и содержание своей жизни.

Он не мог изучать Гомера аналитически, «со стороны». Он уже чувствовал себя греком, гомеровский мир должен был окружать его в ненарушимой гармонии. Любая греческая девушка может стать его Пенелопой, если разделит с ним любовь к Гомеру и Греции. Поэтому он спокойно доверил деловитому и услужливому архиепископу выбор невесты.

Архиепископ решил оправдать ожидания и устроить дело ко всеобщей выгоде. Его двоюродная сестра, чьими достоинствами так восхищался Шлиман, была замужем за небогатым лавочником Кастроменосом. В семье были три дочери, все на выданье. Собрался семейный совет. Девушкам устроили смотр. Выбор пал на младшую. Она, несомненно, была самой красивой и умной. Несмотря на свои шестнадцать лет, она уже готовилась сдать экзамен на учительницу начальной школы. Ее звали Софьей – хорошее имя, означающее по-гречески «мудрость».

Много хлопот доставило путешествие к фотографу. У Софьи не было хорошего платья. Пришлось надеть платье старшей сестры, не по росту длинное. Кое-как платье подкололи, затянули, и девушка неподвижно выстояла несколько минут перед фотоаппаратом. Лицо получилось напряженное, улыбка не вышла, но Вибос был доволен. Он раздобыл несколько фотографий самых уродливых афинских девиц и послал их Шлиману вместе с портретом племянницы. Мог ли кто-нибудь колебаться в выборе? Шлиман получил эту необычайную коллекцию уже в Америке, в Индианополисе. Увидев портрет Софьи, он с отвращением выкинул все остальные карточки.

Вспомнил ли он старую бродячую сказку о принце, который влюбился в портрет таинственной незнакомки? Пересняв с фотографии двенадцать копий, он одну послал Дорис в письме, где сообщил о своем твердом намерении жениться на Софье Кастроменос.

Но сначала нужно было покончить с первым браком. Как Шлиман и рассчитывал, в Америке это оказалось нетрудно. Адвокаты быстро оформили развод – вызов второй стороны не понадобился.

В августе 1869 года Шлиман уже вернулся в Афины и немедленно отправился в гости к своей нареченной.

Вначале он испугался: ему навстречу высыпала вся многочисленная семья Кастроменос – какие-то тетки, дяди, кузины. Все жали ему руки, усаживали, смотрели в глаза. На столе стояло лучшее вино, какое только можно было достать.

Невеста смотрела дичком, но крепилась и заставляла себя отвечать на вопросы.

А вопросы были испытующие:

– Хотелось бы вам совершить длительное путешествие?

– Вы не помните, когда император Адриан посетил Афины?

– Что вы знаете наизусть из Гомера?

Софья прочитала несколько строк. Ее забавлял и немножко пугал нареченный жених. Невысок, худощав, немолод, подтянут. Миллионер. И, кажется, добрый человек, хотя и со странностями. Лучше было выйти замуж за него, чем за какого-нибудь полуграмотного мануфактурного торговца из числа приятелей отца.

Но Шлиман хотел, чтобы его любили. Через несколько дней, сидя с Софьей в саду, он спросил напрямик:

– Почему вы хотите выйти за меня замуж?

Софья пристально посмотрела на жениха. Лгать она не умела.

– Потому что… родители говорят, что вы богач.

Чего мог Шлиман ожидать, задавая свой вопрос? И все-таки он почувствовал себя тяжело удрученным. Он встал и ушел. Снова деньги стояли у него на пути. В молодости у него не хватило денег, чтобы купить свое счастье с Минной. Теперь он мог получить счастье, но тоже только за деньги. Сам он, независимо от денег, ничего не стоил для этой глазастой девочки с черными косами.

В тот же день посыльный принес ей письмо:

«Меня очень расстроило, дорогая Софья, что вы, образованная девушка, дали мне такой рабский ответ. Я честный, простой человек. И если я хотел на вас жениться, то затем, чтобы вместе заниматься раскопками, вместе упиваться Гомером. Послезавтра я уезжаю в Неаполь, и, вероятно, мы никогда больше не увидимся. Но если когда-нибудь вам понадобится друг, вспомните и обратитесь к вашему преданному Генриху Шлиману Dr. phiiosophiae, Place St. Michel 6, Paris».

Письмо это вызвало страшный переполох. Немедленно собрался семейный совет. Папаша Кастроменос, человек геркулесовского сложения, сгоряча едва не отвесил дочке пощечину. Софья тихо плакала. Родственники предлагали десятки способов вернуть утерянного жениха, вплоть до похищения. Наконец остановились на том, что надо написать письмо. Сбегали в лавочку, купили пачку почтовой бумаги. Под диктовку дяди Софья писала, и искренние слезы падали на бумагу.

«Дорогой Генрих! Мне грустно, что вы уезжаете. Не сердитесь на ответ, который я вам дала сегодня утром. Я думала, что молодая девушка не должна была ответить иначе. Я и мои родители будем рады, если вы завтра снова к нам придете».

Второпях с письмом сунули в конверт всю купленную чистую бумагу, запечатали и отнесли в гостиницу.

Шлиман не уехал. Несколько дней он провел в колебаниях. И, наконец, написал Софье несколько слов. Она ответила – опять под диктовку дяди. Через несколько дней Шлиман согласился на встречу. Софья была бледна и сдержанна – гораздо сдержанней, чем ее письма. Но рассказы о Трое слушала по-прежнему с интересом…

Осенью Генрих и Софья Шлиман уехали в свадебное путешествие по Европе. Собственно говоря, это была одна бесконечная экскурсия по музеям. Шлиман водил молодую жену от картины к картине, от статуи к статуе, вкладывая в свои объяснения все знания, почерпнутые из книг и лекций сорбоннских профессоров. Бывали курьезы. Однажды в галерее Мюнхенского дворца они увидели портрет Какой-то дамы в греческом национальном головном уборе. На следующий день Шлиман заставил Софью надеть такой же убор и притащил ее в галерею, чтобы все посетители наглядно убедились, насколько фрау Шлиман красивей дамы на портрете. Софья простояла минуту у картины, расплакалась и убежала.

Зиму они провели в Париже. Снова в гостиной на Place St. Michel стало собираться избранное общество – ученые, художники, путешественники. Гостей принимал хозяин, Софья лишь смиренно улыбалась всем и молчала. Она не умела говорить по-французски, ей было скучно. Всем парижским развлечениям она в душе предпочитала цирк и гастроли знаменитого фокусника Гудена. Она познакомилась с двумя молодыми гречанками, которые приходили к ней по утрам, когда Шлиман работал у себя в кабинете. Молодые женщины тайком играли в куклы.

Но Шлиман твердо решил сделать свою жену образованной женщиной, достойной своего мужа. Конечно, нужно было начать с языков. Софье пришлось засесть за французские, а затем немецкие