Соль и сирень (СИ) - Раш Грета

Ждёт, когда ты ошибешься…

— Не повезло? — фыркнул мне в ухо Сократ, одновременно оставив на нем мокрый след. — Не повезло — это когда палец прищемил, а она едва не оторвала мне мои бубенчики, когда я попытался смыться.

— Дай угадаю, — я потерла ухо, одновременно отодвигая от него котяру. — Ты собирался растаять как утренний туман над Араратом, не попрощавшись и даже не сообщив, что вы расстаетесь?

— Ну, да! — воскликнул кот, недоуменно уставившись на меня своим целым глазом. — А как же иначе смыться?

— Ну, не знаю, — деланно пожала я плечами, ускоряя шаг, потому что сердитая мадам свернула направо и пропала из виду. — Можно было сесть, поговорить, всё объяснить, попросить прощения.

— Ага, — презрительно закатил глаз мохнатый, выдергивая из-под моей руки свой хвост. — И выдержать сначала истерику, потом обвинения, потом упреки, а потом поупражняться в уклонении от летящих в тебя предметов. Знаю, проходил. Нет, уж лучше просто собраться лапы в кучу и свалить в закат.

— Главное, потом с бывшими не пересекаться, — пробормотала я, сворачивая туда же, куда и мадам Мелинда и с удивлением обнаруживая совершенно пустой коридор. — Ой, а где она?

Глава VIII

— Кто? — кот вновь завертелся колбаской, пытаясь вывернуться назад.

— Эта твоя бывшая подруга, мадам…как её там? — я тоже завертелась на месте, оглядываясь по сторонам. Но меня окружали лишь безмолвные стены и длинный узкий коридор, уходящий в глубь здания как по правую, так и по левую сторону от меня.

— Может, она направилась туда? — Сократ мотнул головой направо.

— Там темно, — пробормотала я, напряженно всматриваясь в темноту, собравшуюся далеко впереди. В отличие от того места, где мы с Сократом стояли, там, дальше по проходу освещение отсутствовало. Круглые лампы, похожие на подвешенные к потолку миниатюрные копии луны не горели, как и не доставал проникающий из атриума дневной свет. Там царила концентрированная и определенно пугающая темнота, в объятия которой совершенно не хотелось устремиться.

— Это странно, — пробормотала я. — Мы словно находимся в двух разных зданиях. Вошли через одно, прошли через холл и оказались в другом. Смотри, здесь даже стены другие.

И я указала Сократу на выложенные небольшими, размером с мою ладошку, черными матовыми кубиками стены, которые разительно отличались от монолитных мраморных стен в атриуме.

— Скорее всего, так и есть, — заявил Сократ, пощекотав мне шею усами.

— Что ты здесь делаешь? — раздался над ухом незнакомый мужской голос.

Непроизвольно вскрикнув, я подпрыгнула на месте от неожиданности и, стремительно развернувшись, едва не выронила Сократа. Тот падать мохнатой задницей на твердый каменный пол явно не желал, а потому всеми четырьмя лапами вцепилась в меня. И ладно, еще задние, они уцепились за одежду, но когтями передних он вонзился мне прямо в шею, заставив уже буквально завопить от боли.

— Сократ! — выдала я на эмоциях. — Етишкина ты мышь!

И схватив обе лапы одной рукой отодрала мохномордого от своей шеи.

— Мышь? — насмешливо переспросил всё тот же голос. — Ты слепая, глупая иди сумасшедшая?

— Что? — растерянно переспросила я, а после, потирая поцарапанную шею, подняла взгляд.

И обомлела.

Передо мной стоял самый красивый парень из всех, которых я когда-либо видела. В моей школе для богатеньких было много симпатичных ребят, но все они были какими-то…рафинированными. Фальшивыми. Плоскими, словно картинка в дешевой детской раскраске. Глядя на них я чувствовала себя как искусствовед, который пришел в музей в ожидании увидеть величайшие произведения мирового искусства, а ему вместо этого показали выставку плохих поделок из мятых пластмассовых бутылок и использованных носовых платков. Я смотрела на этих парней и видела лишь дорогую разноцветную обертку, под которой скрывалась бездонная пустота, глупость и полное отсутствие личностей, как таковых.

Этот же парень был совершенно иным. Безумно красивым, да, но красивым той настоящей красотой, которой хочется любоваться. Красотой не статичной, а нуждающейся в движении, потому что базировалась она, прежде всего, на силе личности, сквозящей во взгляде, в движениях, в манере склонять голову и выгибать бровь. Той красотой, от которой трудно оторвать взгляд. От которой захватывает дух, потому что за внешней привлекательностью скрывается характер. Вот, что всегда привлекает, притягивает, как магнитом. Мощь, стержень, несгибаемая гора, что внутри. А внутри этого парня скрывалась гора нехилых таких масштабов. Это чувствовалось, расходилось словно волнами, бурля, переливаясь и ослепляя ореолом чего-то такого, от чего замирало сердце.

— Простите, что вы сказали? — еще раз переспросила я вдруг резко севшим голосом.

Это еще что такое?!

Парень криво усмехнулся, смерил меня взглядом антрацитовых глаз, в которых не видно было зрачка, и сложил руки на груди с таким превосходством, будто он буквально снизошел до общения с такой незначительной особой, как я.

— Я спросил, — медленно, как для умственно отсталой проговорил он, нарочито громко и четко выговаривая каждое слово, — ты без мозгов или не в себе? Вариант со слепотой я отмел, так как, меня ты прекрасно рассмотрела.

Я моргнула, сглотнула липкий ком, образовавшийся в горле и тихо ответила:

— С чего вы сделали такие выводы?

— Разве не очевидно? — парень небрежно пожал широкими плечами. — Ты назвала кота мышью.

Я шумно вздохнула, чувствуя себя крайне неуютно под этим пристальным, не моргающим взглядом, и посмотрела на внезапно затихшего Сократа, который вдруг решил притвориться ветошью и не отсвечивать. Причем, он не только не отсвечивал, он не шевелился и кажется даже не дышал. Он просто уткнулся носом в мой плащ-накидку и не подавал никаких признаков о том, что он вообще-то разумный.

— Это просто поговорка такая, — слабо выдохнула я. — К реальным мышам она не имеет никакого отношения.

— Первый раз слышу такую поговорку, — хмыкнул парень.

— А много ты их слышал? Поговорок? — вдруг сорвалось дерзкое с языка, который надо было бы прикусить, да на некоторое время моя притихшая натура вновь начала рваться в бой.

— Теперь начинаю думать, что не очень, — иронично отозвался парень. Чуть прикрыв глаза и поглядывая на меня из-под длинных черных ресниц, он неожиданно ласково поинтересовался, словно намеренно растягивая гласные: — Ты кто такая?

— Я? — вырвалось у меня изумленное. Его внезапная перемена из грубого парня с несокрушимой уверенностью в себе в меланхоличного человека с ленивыми повадками и улыбкой того самого дьявола, что повадился в райский сад, сокрушила меня окончательно. — Я — никто!

— Никто? — переспросил парень и одним медленным, но безумно плавным движением шагнул ко мне. — Никто не ходит по этой школе просто так. По моей школе.

— По твоей? — икнула я и отступила на шаг назад. Почему-то вдруг стало очень душно.

— Ага, — и парень растянул губы в широкой улыбке, блеснув поражающими своей белизной зубами и не менее поражающими острыми клыками.

— Прости, — пискнула я, уже откровенно пятясь спиной вперед. — Я не знала… в смысле… я просто пришла, потому что мне так сказали… Они не говорили, что…

— Что? — изобразил удивление парень, придвигаясь все ближе ко мне и вынуждая меня отступать все дальше и дальше, пока я не уперлась спиной в стену. Все, дальше отодвигаться было некуда.

— Что? — попугаем переспросила я. Кажется, диалог окончательно зашел в тупик. Я вдохнула, задержала на пару секунд дыхание, крепко зажмурилась, а после решительно выдохнула, распахнула глаза и… вздрогнула, потому что лицо парня вдруг оказалось в нескольких сантиметрах от моего!

— Что… ты… делаешь? — прошептала я, глядя в угольно-черные глаза и ощущая себя так, как чувствует тонущий человек.

Испуганно.

И обреченно.

— Ничего, — подражая мне, прошептал в ответ парень. Его руки уперлись в стену по обе стороны от моей головы, отрезая пути для побега. А сам он медленно, начал склоняться ко мне все ниже и ниже. Этот процесс длился долго, не только потому, что он никуда не спешил, но и потому, что у нас имелась значительная разница в росте. В том смысле, что парень, в отличие от меня, был очень высок, примерно на полторы головы выше меня. Но и я зря столбом не стояла.