Тропа Исполинов - Феликс Петрович Эльдемуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она: "Так ведь ты и говоришь со мной, и куришь в кулак, сама видала". Я: "А подкрадется кто к обозам в это время?" "Не бойся, миленький, — отвечает, а сама, сладко так, за шею обняла, — не бойся ничего, солдатик. Я пришла к тебе как ветерочек, тихою-незваною, я и уйду как ветерочек, ты и не заметишь…"
Ну что тут поделать… Очнулся я — ни рукой, ни ногой. Она за плечо трясет: "Проснись, солдат, твои идут!" Я вскочил, она мне в руки карабин сует. "Давай, — говорю, — хоть обнимемся напоследок". "Некогда уже", — отвечает. Поцеловала коротенько в губки и — пропала. Слышу — шаги скрипят по снегу, ближе, ближе. Ору: "Стой! Кто идёт! Пароль!" Идут наш капитан Бустар и разводящий со сменой. "Молодец, — говорят, — Колдун, (меня за мои украшения иногда Колдуном прозывают). И как это ты в темноте нас обнаружил? Мы к тебе неслышно подойти хотели, да ты, видать, не дремлешь…"
— А к утру, — продолжил, помолчав, Гурук, — замела позёмка, не оставила мне на память ни следочка, ни солнышка… Эх, женщина, женщина! Она ведь, если как по-настоящему полюбит — сквозь камень пройдёт…
— Ну, — усмехнулся он, — мне в таких-то вещах везло не очень. Лицом не вышел, да и года не те. А кто из наших помоложе — не удержишь. Дорвались! После элтэннских трясин да чаттарских снегов, и вдруг такое… Иной не то, что по одной — по две, по три невесты имел. В карты на них играли — до чего доходило. И всё это — малой кровью, на всём готовом! Разбаловались, конечно, ребята. Но Даурадес терпел до времени. А как добрались до Бугдена — собрал сход. "Вы, — говорит, — солдаты или хмельные коты? Ради того мы пришли сюда, чтобы по дороге превратиться в стадо?" Словом, баб из отряда — вон. Оставили нескольких временно лишь при кухне, госпитале, да жену капитана Верреса. Вёз он ее с самого Элт-Энно и довёз бы, если б вчера… Ей пока ничего не сказали… жалеют, а она его, ты слышал, честит по-элтэннски и так, и разэтак… Бывает у них такое, говорят. Говорят ещё, что оттого к роженицам доктора отцов и не допускают…
— В Бугден мы заходить не стали, — продолжал Гурук. — Так, тишком, мимо прошли. В дороге привели в порядок себя, снаряжение, оружие. На солдат стали похожи. Кто хотел уйти со своими женщинами — тех тоже не обидели. Дорвались люди до мирной жизни! Суточный паёк, жалованье до "жерновка", вещи, оружие. Я сам подумывал уйти. Только с кем останется Даура, если мы разбежимся?
Гриос прервал молчание и бросил:
— В Коугчаре, в чаттарских кварталах одна женщина пускала на ночку солдат гарнизона. Потом у неё в огороде, за домом соседи раскопали целое кладбище из новорожденных младенцев. Распяли бабу на воротах ее собственного жилища, били чем попало, страшно били, пока не убили. Кричала ужасно… А коугчарская солдатня и прочие, кто лазил в её окна по ночам, стояли здесь же, хлопали ладонями по коленям, веселились, паскуды!
Гурук крепко-крепко взял его за руку:
— Будешь говорить с полковником — просись к нам, гвардеец. Обязательно просись!
— Зачем? — горько спросил Гриос.
— Затем, что совесть в тебе не подохла, как в некоторых. Затем, что то, во имя чего мы идём, стоит слишком дорого. Затем, что, — как говорит наш Маркон Стальная Лапа, — свободу, как знамя, должны или нести самые достойные, или — чихал я на такую свободу!
5
Полковая столовая размещалась в помещениях торговых рядов. Дежурные расставляли по длинным деревянным столам посуду, а из-за кухонной перегородки доносились приглушенные фырканье и женский хохот. В окно раздаточной они увидели трех или четырех молоденьких женщин, что возбуждённо приплясывали среди котлов и груд посуды. Из огромной кучи сарделек, наваленных на разделочные доски, девицы извлекли одну, по очереди приставляли её себе и, восклицая: "я — мужик! я — мужик!" — заливались счастливым смехом.
— Эгей, барышни! — вмешался Гурук, до половины вдвигаясь в кухню. — А тагркосские сардельки вам не подойдут?
— Гурук! — радостно откликнулась одна из них. — Ты ведь уже ел… вчера. Так чего же ты хочешь?
— Тебя хочу, — томно отвечал Гурук, просовывая лапы.
Барышни поприседали, схватившись за животы, а одна, более стойкая, ухватила плоский щит и принялась закрывать окошко, что было нелегко — двум изголодавшимся мужчинам с той стороны было не до соблюдения приличий.
В конце концов состоялось примирение и на одном из столов возникли две жестяные миски с похлёбкой, хлеб, кувшин душистого пива и одна на двоих тарелка с теми же сардельками.
Грохнула дверь и в столовую, гремя сапогами, вошёл низенький морщинистый офицер с нашивками капитана.
— Капитан Теверс, — объяснил Гурук.
— Тоже какая-то "тень"? — спросил Гриос.
— Нет, заместитель по снабжению… Доброго здоровья!
— Привет, Колдун! Доброго здоровья… Сидите, сидите! — забеспокоился Теверс, хотя никто и не думал вставать. — Что, как кормят?
— Хороша кашка, да мала чашка, — весело отозвался Гурук.
— Тебе никогда не угодишь. А тут на тебя жалоба поступила. Опять в караулке всю ночь доски строгал.
— Какие доски? — спросил Гриос.
— Да храпел!
Гурук пожал плечами.
— Немудрено с моей-то переносицей. А жалобщикам этим передай, что надо на посту поменьше дрыхнуть, тогда и в караулке ничей храп мешать не будет. Нашли время разоспаться!
— Чеснока многовато в похлёбке, — осторожно заметил чаттарец. Он только сейчас почувствовал, как сильно проголодался, но под взглядами тех, в ком уже начинал понемногу надеяться найти новых друзей, старался есть неторопливо, смакуя каждый глоток. — И соли, пожалуй, изрядно.
— Это чтоб тухлой свининой не пахло, — тут же отозвался Гурук.
Гриос вспомнил о сушёном мясе, куске сала и луковицах — его припас так и остался в дорожной сумке, притороченной к седлу. Ничего, может на обратную дорогу сгодится… Хотя, какая там дорога, и куда…
Теверс покачал головой и присел рядом.
— Келлангийцы со вчерашнего дня прекратили поставки, — сказал он. — Наших запасов и на сутки не хватит. Полковник приказал после обеда рассчитать и отпустить всех женщин.
— Выгнать, — обронил Гурук.
— Это понимай как хочешь. Они-то, может и не пропадут без нас.
