Бегущая под дождем - Анатолий Чупринский

— Красавицы мои! — пел Жигора, поднимаясь из-за стола, хотя смотрел при этом только на младшую. Пристально и оценивающе.

«Бесаме-е, бесаме-е мучо-о-о!» — загудело у него в голове. Что неудивительно. Ведь слова этой некогда популярной во всем мире песенки написала такая же четырнадцатилетняя особа. Только жившая в другое время, на другом континенте.

— Здравствуйте! — строго повторила младшая.

В это мгновение Жигоре захотелось схватить эту рыжую девчонку за руку, выбежать из тесного кабинета и… побежать с ней по пустынному песчаному пляжу, чтоб упругий речной воздух бил им в лица, свистел в ушах и лохматил им волосы. А она чтоб смеялась. Беспричинно, беззаботно, весело! Просто так! От молодости и здоровья. Чтоб они бежали, бежали, заглядывая друг другу в глаза и все громче смеялись.

«Я готов целовать пе-есок! По которому ты ходила-а!».

Они мчались бы и только ветер гудел бы в ушах. Только гулко стучали бы пятки по плотному, как городской асфальт песку туда, где река делает плавный поворот и под кронами раскидистых деревьев уже дожидается сооруженный его умелыми руками шалаш. А перед ним на затухающем костре в котелке бурлит ошеломительного вкуса уха.

«Милая моя! Солнышко лесное!».

Они будут по очереди зачерпывать ложками прямо из котелка уху и осторожно, ощущая зубами непривычную твердь деревянных ложек, жадно глотать, как первобытные люди куски белой рыбы. Их зубы будет ломить… Зубы, зубы!

Жигора встряхнулся. И незаметно провел языком по своим собственным зубам. Как и многие стоматологи, Ефим наплевательски относился к своим персональным зубам. Все откладывал визит к своему другу, с которым когда-то вместе грызли буквари в первом медицинском. Сапожник, как известно, всегда без сапог. А ни у одного приличного писателя никогда не найдется в кармане и завалящего карандаша. Не говоря уж о шариковых или перьевых ручках. Се ля ви!

— Жигора! Миленький! Выручай! — донесся до его ушей голос той, что постарше.

Она решительно подталкивала вперед рыжую девчонку.

— Так, красавица! Прошу на трон!

Жигора широким жестом, вежливо и уважительно, пригласил Надю в кресло. Начал перекладывать на стеклянном столике свои никелированные предметы из арсенала средневековой инквизиции.

Надя, тяжело вздохнув, уселась в полу-кресло полу-кровать. Она с детства панически боялась стоматологов и мышей. Стоматологов больше.

Две безмолвные помощницы, (за все время пребывания Нади и Натальи в кабинете они не произнесли ни звука!), моментально укутали Надю какой-то шелковистой тканью зеленого цвета и подвязали под подбородок слюнявчик, как грудному младенцу.

— Откроем ротик, красавица! — журчал над ней Жигора. Как сытый кот.

— Так, так, так… Все ясно. Что будем делать? — не оборачиваясь через плечо спросил он Наталью, сидевшую на стуле возле двери.

— Голливудскую улыбку! — ответила Наталья.

— Легко! — кивнул Жигора. И улыбнулся Наде.

Лучше бы он этого не делал. Не улыбался. У него самого зубы были сплошь кривыми и желтыми, как клыки у моржа. Лучшей антирекламы не придумаешь.

Надя набрала в легкие побольше воздуха и зажмурила глаза. Будь что будет. Раз надо, придется потерпеть.

— Поставим пару коронок, — журчал Жигора, — Сделаем три пломбы. Тут и вот тут. Может быть, придется месяц другой поносить пружину.

Надя молчала. Терпела и молчала. С открытым ртом не много возразишь.

— Ничего сверхсложного! — весело заключил Жигора. — Все в наших руках.

— Все? — враждебно спросила Надя.

И сплюнула в специальную плевательницу.

— Песенка такая есть, слышала? «Все в твоих руках! И даже я!». На сегодня все.

Надя моментально вскочила с кресла и отошла от него подальше. К окну.

— Надя! Выйди, подожди меня в коридоре, — строго сказала старшая.

Надя презрительно фыркнула, бросила яростный взгляд на подругу и медленно вышла из кабинета.

Она терпеть не могла когда ей указывают. Выйди, подожди, помолчи и все такое. Но приходилось терпеть.

— Погоди, Наташенька! — раздраженно шептала Надя, спускаясь по лестнице.

— Скоро все это кончится. Мне осталось потерпеть совсем немного. После первого же успеха на сцене у нас состоится серьезный разговор. Очень серьезный. Мы расставим все по своим местам. Раз и навсегда.

Надя спустилась по обшарпанной лестнице, толкнула скрипучую дверь и вышла во двор поликлиники. Здесь можно спокойно посидеть на скамеечке. В тени под деревьями. Вокруг ни души. Только озабоченные голуби с шумом и хлопаньем крыльев штурмовали мусорные баки в углу двора.

Вчера в ее жизни свершилось то, о чем каждая женщина помнит всю жизнь.

— Жигора! Миленький, помоги!

Наталья пересела на другой стул поближе к столу, закинула ногу на ногу так, чтоб он мог максимально лицезреть ее достоинства и начала откровенно канючить. Всем друзьям и знакомым было доподлинно известно, у Жигоры можно выпростить что угодно. Главное, давить на жалость, на сострадание и сочувствие.

У Жигоры женский характер. Он и сам неоднократно объявлял, что если бы был женщиной, кончил бы на панели. Он не умел сказать «Нет!».

— У тебя друзей пол-Москвы!

— Что достать?

— Надо устроить девочку на эстраду. Петь, — пожав плечами, так, словно речь шла о сущей безделице, сказала Наталья.

— Легко!

— Это серьезно. Это очень серьезно! — даже зачем-то понизив голос, продолжала напирать Наталья. — У нее талант. Без дураков.

— Прости, я запамятовал. Ты ей кто? Сестра?

— И сестра, и мать, и подруга и поклонница. Все сразу. Не в этом дело. Я ничуть не преувеличиваю. У девчонки талант.

— Ну, если так… — нахмурившись, протянул Ефим. — Какое-какие связи есть, конечно. Меня многие знают.

— Для начала сойдет любой вокально-инструментальный ансамбль. Но солисткой.

— Замашки у тебя, девушка… — усмехнулся Жигора и слегка передразнил, — Любой инструментальный… Знаешь, какая у них там конкуренция? За место солистки идет всегда борьба без всяких правил. Только кости соперниц хрустят на зубах. В шоу бизнесе ведь огромные деньги вращаются…

— Денег у нас нет! — жестко сказала Наталья. — У нас только талант.

— Что же мне с вами делать, девочки? — задумчиво протянул Жигора. — Талант, говоришь? У нее хоть голос-то есть?

— Еще какой! — взвилась Наталья. — Эдит Пиаф и Жанна Агузарова в одном флаконе!

— Я в этой эстраде, честно говоря, мало что поминаю… — улыбнулся Жигора. — Со слухом у меня… не очень. Медведь в детстве на ухо наступил. Но слушать хорошую музыку люблю.