Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон Ле Карре

И он вышел из комнаты слегка шаркающей походкой, которая появилась у него после приезда в Голландию. Вернулся он с парой листов разлинованной бумаги, вырванных из дешевой тетрадки.

– Занялся этим прошлой ночью, – объяснил он. – Подумал, что сэкономлю нам немного времени.

Петерс взял листки, прочитал их медленно и внимательно. Казалось, они произвели на него должное впечатление.

– Хорошо, – сказал он. – Очень хорошо.

– А потом я вспомнил нечто под названием «Роллинг стоун». Мне под эту дудочку удалось даже дважды слетать за границу. Сначала в Копенгаген, а потом в Хельсинки. Просто чтобы сбросить в банках деньги.

– Сколько?

– Десять тысяч долларов в Копенгагене, сорок тысяч марок в Хельсинки. Западных, разумеется.

Петерс опустил карандаш.

– Для кого?

– А бог его знает. При осуществлении этой операции мы использовали систему депозитных счетов. Цирк выдавал мне фальшивый британский паспорт. Я шел в Скандинавский королевский банк в Копенгагене или в Национальный банк Финляндии в Хельсинки и клал деньги на совместный депозитный счет, получая взамен две чековые книжки. Одну на мое фальшивое имя, другую на такое же фальшивое имя, но, как я понимаю, то, которым пользовался агент. В банке я оставлял образец подписи второго держателя счета. Меня им снабжали еще в Лондоне. Позже агенту передавали чековую книжку и фальшивый паспорт, чтобы он мог снять деньги. Поэтому его настоящая фамилия оставалась мне неизвестной. – Он слушал сам себя и думал, насколько неправдоподобно и даже нелепо звучит его история.

– Это была обычная процедура?

– В том-то и дело, что нет. Это были какие-то специальные платежи. И к документам крепился список допущенных.

– То есть?

– Об операции под этим кодовым наименованием знало лишь ограниченное число людей.

– Каким кодовым наименованием?

– Я же его вам только что назвал – «Роллинг стоун». Операция предусматривала строго секретные платежи в эквиваленте десяти тысяч долларов США в столицах разных стран мира.

– Но всегда только в столицах?

– Насколько я знаю, да. Помню, мне на глаза попался документ, из которого следовало, что платежи в рамках операции «Роллинг стоун» проводились и раньше, еще до моего прихода в отдел, но в тех случаях деньги вносили не представители банковского отдела, а сами местные резиденты.

– Те платежи, которые произвели до вашего прихода… В каких городах?

– Один в Осло. А вот про второй ничего не помню.

– Для агента использовали одну и ту же фальшивую фамилию?

– Нет. Была принята дополнительная мера безопасности. Позже мне говорили, что мы позаимствовали эти трюки из арсенала русских. Это была самая мудреная схема оплаты, с какой мне приходилось сталкиваться. Точно так же и я сам пользовался в каждой из поездок разными псевдонимами и разными фальшивыми паспортами.

Вот это Петерсу понравится, поскольку кое-что для него прояснит.

– Что вы знаете о фальшивых паспортах, которые выдавались агенту, чтобы он мог снимать деньги? Где и как их изготавливали? Каким образом передавали?

– Ничего. Нет, постойте. Знаю, что в них непременно имелась виза той страны, где снимались деньги, и штамп о пересечении границы. Тоже фальшивые, разумеется.

– Фальшивые штампы пограничников?

– Да. Как я понял, эти паспорта никогда не предъявлялись для въезда в страну. Они были нужны исключительно при снятии денег с депозита. Агент путешествовал по своему настоящему паспорту и совершенно легально пересекал границу. А потом уже в банке предъявлял фальшивку. По крайней мере такое у меня сложилось впечатление.

– Вы поняли, почему раньше платежи осуществлялись резидентами, а потом для этого стали отправлять людей из Лондона?

– Причина мне известна точно. Я спрашивал об этом у моих любимых Четверга с Пятницей. Дело в том, что Шеф опасался…

– Шеф?! Вы хотите сказать, что операцией руководил лично Шеф?

– Да, он возглавлял ее, и у него появились опасения, что резидента могут знать в банке в лицо или запомнить. Вот почему он решил использовать почтальона, то есть меня.

– Когда вы совершили эти поездки?

– В Копенгаген я летал пятнадцатого июня. Вернулся в тот же вечер. А в Хельсинки был в конце сентября. Там я провел два дня и в Лондон прибыл числа двадцать восьмого. В Хельсинки я позволил себе немного поразвлечься.

Он ухмыльнулся, но Петерс словно не заметил этого.

– А прежние платежи? Когда были открыты депозиты для них?

– Вот этого не помню, уж извините.

– Но один определенно производился в Осло?

– Да, в Осло.

– А не помните разницу во времени между двумя первыми платежами? Теми, что осуществляли резиденты. Сколько времени прошло между первым и вторым?

– Точно не скажу, но, по-моему, немного. Быть может, около месяца. Или чуть больше.

– Как по-вашему, этот агент уже работал на вас достаточно долго, прежде чем ему впервые выплатили вознаграждение? В досье это было как-то отражено?

– Понятия не имею. В досье указывались только произведенные выплаты. Первая относилась к началу 1959 года. Никаких других данных. По этому принципу всегда осуществляются операции с ограниченным кругом лиц, имеющих доступ к информации. В разных папках содержатся лишь отдельные фрагменты по одному и тому же делу. И только тот, кто обладает возможностью иметь копии всех папок, видит картину в целом.

Теперь Петерс строчил в своем блокноте непрерывно. Лимас не сомневался, что где-то в комнате работает магнитофон, но последующая расшифровка записи потребует времени. То, что Петерс писал сейчас, ляжет в основу более или менее краткой телеграммы, которая отправится в Москву уже вечером, а потом девушки в советском посольстве в Гааге проведут бессонную ночь, передавая дословный текст многочасовых допросов.

– Я хочу знать ваше мнение, – произнес Петерс. – Речь идет о крупных суммах. Причем сама по себе организация их выплаты была предельно усложнена и тоже стоила немалых денег. Что вы сами думали по этому поводу?

Лимас пожал плечами.

– А что мне оставалось думать? Я посчитал, что у Шефа появился чертовски хороший источник, но поскольку я сам никогда не видел его донесений, то ничего не мог знать наверняка. Мне изначально не нравились используемые методы – слишком высокий уровень, слишком сложно, слишком умно. Почему они не могли просто назначать ему встречи и платить наличными? Неужели ему было так легко пересекать границы по своему подлинному паспорту, держа в кармане фальшивый? Все это очень сомнительно.

Настала пора напустить тумана и заставить их преследовать добычу вслепую.

– Что-то я не совсем понял вас. Поясните свою мысль.

– Я считаю, что деньги с депозитов еще никто не снимал. Предположим, речь идет о высокопоставленном агенте за «железным занавесом». Тогда деньги будут дожидаться на счетах, пока у него не появится возможность без труда получить их. По крайней мере такой вариант выглядел бы для меня логичным. Но нельзя сказать, чтобы я так уж много размышлял об этом. С чего бы? В том-то и заключалась суть нашей работы, чтобы знать лишь отдельные фрагменты целого. Вы же понимаете. А если хотите разобраться во всем до конца, то бог вам в помощь.

– Если придерживаться вашей версии, что деньги никто до сих пор не снимал, то чего ради вся эта суета с паспортами?

– Когда я работал в Берлине, мы наладили специальную систему для Карла Римека на случай, если ему понадобится срочно бежать, а связи с нами не будет. На конспиративной квартире в Дюссельдорфе лежал заготовленный для него фальшивый западногерманский паспорт. Он мог забрать его в любое время, следуя определенной и заранее оговоренной процедуре. Срок действия паспорта не мог закончиться. Этим занимался наш особый транспортный отдел, который обновлял и сам паспорт, и все необходимые визы в нем. Шеф мог применить ту же тактику в отношении своего человека. Но точно я не знаю – это всего лишь догадки.

– Тогда откуда такая уверенность, что паспорта вообще существовали?

– Об этом упоминалось в папке, курсировавшей между банковским и особым транспортным отделом, который как раз и занимается изготовлением поддельных документов и виз.

– Понятно. – Петерс ненадолго задумался, а потом вдруг спросил: – Под какими именами вы путешествовали в Копенгаген и Хельсинки?

– Роберт Ланг, инженер-электрик из Дерби. Это для Копенгагена.

– Когда именно вы были в Копенгагене? – задал новый вопрос Петерс.

– Я же сказал, пятнадцатого июня. Прилетел туда утром, примерно в половине двенадцатого.

– Каким банком вы воспользовались?

– О, ради всего святого, Петерс! – Лимас начал заметно злиться. – Королевским скандинавским. У вас все это уже записано.

– Хотел лишь дополнительно перепроверить, – невозмутимо отозвался собеседник, продолжая писать. – А в Хельсинки? Под какой фамилией вы летали туда?