Партия свободных ребят - Николай Богданов

Обеими руками схватился Петя за гриву коня, зажав эстафету в зубах. Но грива не спасла его, когда конь на спуске с горы поскользнулся. Оба всадника кубарем скатились в овраг.

Пока они опомнились, пока поднялись на ноги, конь не стал ждать. Повернулся, радостно заржал и махнул обратно, отделавшись от седоков.

Что делать? У коня четыре ноги, разве его догонишь!

Павлик вытер нос, разбитый при падении, махнул рукой и сказал:

- Бог не выдаст, свинья не съест, пойдем коней воровать.

- А где они?

- Вот здесь, в каменоломне, есть пара кляч... Сегодня праздник, каменоломщики в Темгеневе гуляют. Я знаю, они прямо из церкви к самогонщице направились, а коней в сарае оставили...

- Попадет нам!

- Ничего, я на себя беру... Они верующие, а я сын попа, глядишь, бить не станут.

Друзья прокрались к каменоломне и вывели из сарая каких-то невзрачных кляч с боками, вымазанными в известняковой пыли.

Взнуздали их веревочными уздечками и поехали. Клячи, привычные возить камень, шли не спеша. И сколько ребята ни били их пятками по бокам, сколько ни понукали, ничего не помогало. Лошади, помаргивая белесыми ресницами, только иной раз оглядывались на своих седоков удивленно и не прибавляли шага.

- Да вы понимаете, из-за вас мы опоздаем? Беда может произойти! возмущался Петя на ухо коню.

Павлик юлой вертелся на спине клячи и утешал его:

- Нам только бы до Глядкова добраться. Там в третьем доме с краю живет комсомолец Митя Рябов. Знаменитый человек, потому что у него есть велосипед. И он ездит на нем в Устье к тамошней учительнице на свидания. Всех собак с ума сводит... Как засверкает спицами!

Теперь вся надежда была на знаменитый велосипед комсомольца Рябова. А вдруг его нет дома?

Когда клячи добрели, наконец, до третьего с краю дома, всадники чуть не свалились с них.

- Мити нет дома, он в Сасове, - сказала его мать.

Она сидела на крылечке и грызла семечки, давно наблюдая приближение двух всадников.

Петя онемел. Но хитрый попович не растерялся. Позади хозяйки, в открытой двери сеней виднелся знаменитый велосипед. И у Павлика мелькнула дерзкая мысль:

- Так ведь я же сказал: мы от Мити! Это вам послышалось, будто мы спрашиваем, где Митя? Я говорю, где велосипед Митин?..

- А что? Зачем вам? - переспросила мать Мити.

- Он послал нас к учительнице. До вас на конях, а дальше на велосипеде.

- Это еще почему?

Тут опомнился Петя и, поняв, о чем идет речь, поднял руку с красным свертком и закричал:

- Подарок шлет невесте! Срочный!

На лице женщины отразилась какая-то догадка.

- А я вас знаю, вы сынок батюшки темгеневского? - улыбнулась она Павлику.

- Ну да, - вдохновился вдруг Павлик. - Отец их повенчает тайно. Чтобы комсомольцы не узнали. Мы везем ей обручальное кольцо!

Павлик слышал, что Митина мать настаивает на церковной свадьбе, а он желает сыграть красную, по-комсомольски. И ловко сыграл на этом, сочинив тут же басню про обручальное кольцо.

- Обручальное кольцо? - глуховатая Митина мамаша так и подскочила. Она с необыкновенной расторопностью свела с крыльца велосипед и, торопливо крестясь, сказала:

- Слава богу, слава богу, послушался, наконец, родную мать, женится по христианскому обычаю! Ну, поспешайте, хлопчики, поспешайте! Передайте Клавочке мое родительское благословение...

Ребята схватили велосипед и, боясь оглядываться, побежали рядом с ним прочь от Митиного дома, бросив у забора лошадей из каменоломни.

А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ В МЕТЕЛКИНЕ...

А тем временем в Метелкине все было безмятежно спокойно. Село словно заснуло под звон жаворонков, окруживших его со всех сторон. Кузница в праздники не работала. Парни с девушками на улицах не шумели. На гулянье выходят вечером. На завалинках мирно сидели старики и старухи, греясь в лучах весеннего солнца. Только иногда этот покой нарушали какие-то тревожные резкие звуки.

Это Степан обучал Сережку, бывшего Урвана, играть на коровьем рожке сигналы тревоги.

- Ну, какой же из тебя дежурный, если ты не можешь тревоги проиграть! сердился Степан. Сережке как раз сегодня выпало дежурить у пожарного сарая, оберегать трактор.

Зажав крепкими губами рожок и надув щеки, Степан показывал, как издавать резкие, призывные звуки.

Сережка пытался подражать ему, но, кроме писка, у него ничего не выходило.

Ребята, толпившиеся тут же за околицей, так и падали на землю от смеха.

- Если ты не научишься, я тебя отставлю от дежурства, - грозился Степан, - другого пошлю!

- Да нынче ничего не случится, все кулачье на базаре, - говорил Сережка, - вот когда они вернутся - другое дело.

Так же думал в эти дни и Иван Кочетков. Вместе с учительницей они вышли к мельнице полюбоваться разливом.

Анна Ивановна была почему-то задумчива, а он весел.

- Посмотрите, какая красота у нас, какой простор!

И дышится как легко. Может быть, потому, что кулачье, словно воронье, на базар отлетело и воздух стал чище? - И он засмеялся.

Анна Ивановна промолчала.

- А когда станем здесь полными хозяевами, красиво заживем - вот увидите! Вот только не уезжайте, не покидайте нас.

Она молчала.

- Конечно, вас ничем и не удержишь, вы перелетная птица, мысли ваши где-то от нас далеко. Я знаю. Где-нибудь за Днестром-сердце оставили... А к нам так залетели, на время.

- Оставьте, Иван Петрович, у меня за Днестром родина пока еще под тяжелой неволей. Вам это известно. Снова идти на подпольную работу - это ведь не на веселье...

- Значит, отогрелись у нас немного, набрались сил, перелетная птица, и снова в южные края? Конечно, если позовут... это ваш долг... Но зачем же самой так рваться, как же ребята наши без вас? Разобьете вы многие сердца!

- Сердца эти принадлежат не только мне, но и вам.

Она замолчала и прислушалась, как играет тревогу неугомонный Степан.

...Наступил вечер. Девушки и парни вышли на берег.

Заиграла гармонь, послышались песни, припевки. Маша покормила своего Ивана ужином, и он задумчиво спросил ее:

- Может, поночую нынче дома, вроде спокойно, можно поспать?

- Как знаешь, Ваня, - сказала Маша, - только ведь немного осталось до пахоты, земля на ветру да на солнце сохнет, как на сковороде. Я бы уж на твоем месте эти дни особо трактор поберегла. Уж очень на него кулаки ненавиствуют... Словно горло каждому из них твой трактор грозится перепахать.

- Хорошо, будь по-твоему, подежурю и нынче. Трактор для нас дороже всего... В нем вся наша будущая жизнь, все надежды.

И, набросив на плечи полушубок, он ушел к пожарному сараю.

Проходя мимо Алдохиных, Иван заметил мать Силана, нырнувшую в баню с ведром.

"Что это они, в праздник баню, что ли, задумали топить? Или самогон гнать? Нет, самогон они до праздника гнали, с собой на базар готовили... И зачем это лазит не вовремя по баням старуха?" - так подумал Иван и прошел своим путем.

Дежурили в эту ночь надежные мужики. Дед Кирьян, исконный бедняк, и кузнец Агей. В праздник он не работал в кузнице и решил в эту ночь исполнить свою очередь.

"Кремни, этих железом не возьмешь! - подумал Кочетков. - От таких дежурных можно и отлучиться".

Ему очень хотелось еще поговорить по душам с учительницей. Неужели она задумала после окончания школьных занятий покинуть Метелкино? По-видимому, так.

Что-то стала очень задумчива. Не заскучала ли в деревенской глуши? Не собралась ли в дальние края, как залетная ласточка? Как было бы хорошо уговорить ее остаться.

Но хорошо ли в темную ночь идти под ее окно?

А ночь становилась все темней. И все теплей. С юга незаметно привалили сырые, густые облака. Слились с темной, оттаявшей землей. Закрыли звезды. Окутали село чернотой. Лишь кое-где в овражках чуть белели остатки снежных сугробов.

Заметил Иван мальчишку, притаившегося в телеге под мордами лошадей, жующих овсяную солому. И на сердце стало теплей: тоже караулит - жизни за трактор не пожалеет. Ну и правильно - здесь их будущее. Кто же это?

А не все ли равно? У нас таких мальчишек много!

Походил Иван, побродил, совсем было собрался пойти к учительнице, да вдруг огонек в ее окне погас. Кочетков вздохнул, зашел в сарай и, улегшись на деревянный ларь, в котором хранилось разное пожарное имущество, накрылся с головой полушубком.

Наган, как всегда, положил в головах по старой военной привычке. Он не знал, и никто не знал, кроме старухи Алдохиной, что в этот час три неизвестные личности уговаривались, как отправить на тот свет его душу.

Кривой человек в полушубке, усатый в драной кожаной куртке и егерь Родион, которого давно считали покойником, сидели наготове в бане, ступеньки от которой вели к реке.

Старуха с ведром, таясь в темноте, потихоньку откачала воду из затопленной лодки, в которой они приплыли откуда-то из лесных дебрей. Теперь им нужно было сделать свое дело и уплыть на ней по темной реке в черную ночь.

При свете коптилки они проверили оружие. У одного был наган, у другого - кавалерийский карабин с обрезанным стволом, у Родиона - кожаный мешок и нож, каким колют свиней.