Клавдия Партичелла, любовница кардинала - Бенито Муссолини

Но не надо предаваться печальным мыслям, — продолжала она, помолчав. — Природа смеется и приглашает нас принять участие в ее радости. Человек сам портит и отравляет свою жизнь.

Клавдия присела на садовую скамью и вынула из кармана небольшую книжку в переплете, — работу терпеливого венецианского печатника. Автором книги был какой-то певец любви, слава которого умерла вместе с его веком. Стихи были посвящены Гебе, богине Юности. Клавдия начала читать вслух. Рахиль внимательно слушала. Почитав некоторое время, обе молодые женщины отправились обратно в замок.

Наутро Рахиль снова явилась к узнику. Мартелли за ночь сильно изменился. Он приветствовал девушку глубоким поклоном и, прежде чем она заговорила, сказал:

— Я решил.

— Что же ты решил?

— Я уйду в монастырь.

— Очень хорошо, — ответила Рахиль, — пусть же прощение Клавдии явится для тебя началом новой жизни. Через несколько часов тебя освободят.

— Позволь мне поцеловать твою руку. Вечно буду чувствовать признательность и благодарность к тебе.

Губы узника коснулись руки девушки, Рахиль ушла.

В полдень Мартелли был отпущен на свободу. Один из алебардщиков вывел его на дорогу. Через два дня Мартелли прибыл в монастырь, находившийся близ Брешии. Здесь он остался до конца своих дней.

Дня через два после освобождения Мартелли Клавдии захотелось прогуляться вечером по озеру.

Солнце еще не скрылось за горами, когда Клавдия в сопровождении Рахили и солдата высадилась на островке. Здесь они принялись искать в траве кинжал, которым была ранена девушка. Тогда алебардщики не могли найти оружия, хотя убийца не успел бросить его в воду. Все трое старательно продолжали розыски.

Наконец, Клавдии посчастливилось найти кинжал. Рахиль с содроганием взглянула на лезвие, на котором еще виднелась запекшаяся кровь.

— Сохраним его на память, — молвила Клавдия, пряча кинжал за пояс.

— Печальная память! — прошептала Рахиль.

Молодые женщины пробыли еще некоторое время на острове, собирая маргаритки, и вскоре возвратились в замок.

Клавдия начала вести обычный образ жизни: ездила верхом, каталась ночью на лодке, стремясь успокоить душу и развлечься. Разве она не пила за забвение?..

Глава XVIII

К концу мая в Тренте произошли серьезные события.

Папский и императорский легаты, вызванные кафедральной коллегией, прибыли в город и поселились в замке. Их прибытие пробудило преувеличенные надежды у врагов Партичеллы.

Горожане толковали о высылке Клавдии и о низвержении Людовика Партичеллы, как о совершившемся событии. Час возмездия пробил. Как всегда, люди обманывали себя, преувеличивая полномочия и власть легатов, приехавших для приведения в порядок дел княжества.

Клавдия была уведомлена о прибытии этих важных послов особым вестником, прибывшим от Эммануила. Кардинал просил любовницу оставаться спокойной. Ей ничего не грозит. Кардинал отстоит ее всеми способами. Папские легаты были людьми податливыми. Из пяти человек трое были личными друзьями кардинала. А из императорских легатов трое не представляли опасности.

Но эти сообщения мало успокоили Клавдию. Она слишком хорошо знала, до какой степени ненавидело ее духовенство.

«Я хорошо знаю, — думала про себя молодая женщина, — что духовенство будет требовать моей головы. Но им придется сильно побороться, прежде чем они ее получат. Я знаю, как отравить им их торжество!»

На первом пиру, данном кардиналом в честь гостей, присутствовал весь двор. Клавдия в это время прибыла в Трент, чтобы лучше следить за интригами своих врагов и, чтобы лично поддержать отца и кардинала в их борьбе с врагами… Она решила принять участие в пире.

Решение Клавдии привело в большое смущение приглашенных. Императорские легаты были недовольны, что им придется сидеть за одним столом, с ненавистной народу куртизанкой. Папских представителей это не смущало: в Риме уже давно установился обычай, в силу которого духовенство пировало в обществе женщин, и, по преимуществу, женщин легкомысленных и веселых.

Клавдия победила еще раз и заняла место во главе пиршественного стола. Вокруг нее сидели папские и императорские легаты, главные сановники княжества и наиболее почтенные представители трентского духовенства. Гости были роскошно и великолепно одеты. Только на груди у кардинала не сверкало ни одного креста. Чувство приличия заставило его не надевать дорогих украшений

Столы были роскошно убраны. В серебряных кубках пенилось вино, серебряные блюда полны были утонченных яств. Тяжелый аромат мяса смешивался с легким запахом весеннего вечера.

Гости ели в молчании. Таков был обычай на пирах кардинала. Когда работали челюсти, язык должен был молчать, а ум спать. Разговоры и шутки начинались после того, как желудки наполнялись, а по жилам разливался виноградный сок.

Гости кардинала хорошо знали эти обычаи, так как едали и пивали за всеми столами, за исключением, разве, самых бедных монастырей. Кроме того, они принадлежали той эпохе, когда люди вообще умели и любили поесть. Это были язычники времен упадка под маской духовных пастырей.

«Ешь и пей! После смерти жизнь кончается!» — таков был их девиз. Считая себя пастырями народа, они думали о чреве своем больше, нежели о душе.

Что делали они в Тренте? Собирались иногда на совещания. Допрашивали чиновников, духовенство, но почти не общались с народом. Им было неприятно слушать жалобы бедных и ничтожных людей. Как собирались они исполнить свою миссию?

Хватит ли у них смелости довести следствие до конца? Приведут ли они в порядок дела княжества?

А Клавдия? Полагают ли они, что ее следует выслать? Хотят ли они этого? И если хотят, удастся ли им это?

Клавдия сидела во главе стола и делила пищу с теми, кто, может быть, замышлял ее изгнание. Красавица, встречая направленные на нее взгляды, думала: «Все это мои враги… Еще раз мне пришлось встретиться с ними, безоружной и беззащитной, но я не боюсь их. Эти старые откормленные священники не могут причинить мне вреда. Нет, в этих лысых головах не может быть диких страстей. Чтобы ненавидеть, надо страдать. Стремиться к мести может только человек, имеющий душу. Но эти тела, налитые жиром, не имеют души. Грубые животные…»

Клавдия с презрением смотрела на чувственные лица, на убегающие назад лбы, на ушедшие в глубокие орбиты глаза, на густые брови, на толстые губы, раскрывавшиеся, чтобы поглощать огромные куски пищи. Легаты были старыми людьми.

Исключением являлся, только один сановник, находившийся в свите императорского легата, по-видимому, венгерец родом. Он был очень молод, вряд ли ему было двадцать лет. У него были правильные черты и почти женский, правильный овал лица. На плечи ниспадали густые каштановые локоны. Громадные глаза сверкали.

Он не был разговорчив, но часто смотрел на Клавдию. Несколько раз глаза их встречались, и венгерец первый опускал свои.

К концу обеда разговор перешел в общую беседу. Послышались крики, веселые возгласы, смех, посыпались шутки, остроты и анекдоты. Это был тот момент, когда исчезает человек, и его место заступает зверь. Всякая сдержанность в такие мгновения отбрасывается. Всякие приличия и правила этикета забываются.

Слуги подливали вино в кубки. Блюда были убраны. Речей не произносилось. Гости разошлись по залам замка. Некоторые вышли на прогулку в олений парк. Клавдия, кардинал, Людовико Партичелла и некоторые другие, в том числе и венгерский рыцарь, остались в большом зале. Клавдия сидела у окна и наслаждалась вечерней прохладой.

На небе светились звезды. Время от времени в залу долетал чей-нибудь голос со стороны спавшего города. Из внутренних комнат замка доносились взрывы грубого смеха гостей, проходивших на балкон, откуда открывался дивный вид на город.

Беседа между оставшимися в большом зале оживилась. Венгерец, ободряемый соблазнительными взглядами Клавдии, осмелел и рассказал несколько необычайных приключений. Клавдия внезапно почувствовала порыв расположения к юноше. Какое сравнение мог выдержать с ним кардинал? Один был стар и дряхл, а другой был — сама юность! «Любовь предпочитает любвеобильное сердце», — сказал когда-то Данте. В сердце женщины, приближающейся к закату молодости, любовь расцветает неожиданно, безумно, буйно, подобно тропическому цветку от поцелуя солнца.

Клавдия почувствовала, как внезапно растаяла ее любовь к кардиналу. Любви, собственно, давно уже не было. Оставалась только тень былой страсти. Теперь в душе молодой женщины рождалась новая.

У Эммануила не было соперников. Клавдия всегда была верна ему и гордилась своей верностью. Но сегодня в сердце вошел новый гость. Вспыхнула новая любовь, могучая и властная.

Клавдия… Капризная, чувственная и жестокая куртизанка, она была охвачена новыми чувствами, несмотря на то, что кардинал, склонившись к ее уху, говорил о неумирающей любви.