Невеста Темного Дракона - Ольга Пашнина

Сначала я подумала, что Ладона в замке нет. Молчал он слишком уж долго, непривычно для меня. Обычно, если был в замке, отвечал сразу. А здесь повисла тишина, и только треск поленьев в камине ее нарушал.

А когда Ладон все же ответил, я не сразу поняла смысл его слов.

— Приведи ее, — пронесся по комнате его голос.

— Идем, Элла. — Тхэш мгновенно открыл дверь комнаты.

— Зачем? — не поняла я.

— Ладон хочет тебя видеть, пойдем.

— Зачем?

— Понятия не имею, Элла, быстрее выслушаешь, быстрее вернешься. Не волнуйся ты так.

— Что, прямо так идти? — Я оглядела платье.

— Да, прямо так. Красиво же, авось настроение Ладону поднимешь. Он с утра на меня рявкнул. Вот честное слово, Элька, уволюсь. На кой мне такая дружба, а?

Я пожала плечами. Не хотелось сейчас разговаривать с нагом. Голос Ладона меня изрядно напугал, в голову лезли нехорошие мысли. Например о том, что молодых девчонок хоронят в белых платьях.

Это были те же покои, в которых я проснулась утром. Кровать уже убрали, как и все следы нашего утреннего пребывания. Сменили плед.

Ладон, в человеческом обличье, смотрел в окно, не то любуясь закатом, не то высматривая что-то в лесу. Во всяком случае, лица его я не видела, и это внесло еще большую тревожность.

— Ладон, — Тхэш осторожно позвал мужчину, — Элла здесь. Если что, я у себя, но… может, ты все-таки не будешь так часто превращаться?

— Я сам решу, как часто буду превращаться! — рыкнул Ладон так, что я подпрыгнула. — Ты свободен. Эллу заберешь утром.

Живую Эллу, надеюсь?

Когда дверь за нагом захлопнулась, я уставилась в пол. Сама не знаю почему. Но чувствовала что-то нехорошее, тяжелое. Ладон тоже молчал.

Я не выдержала первой.

— Зачем ты хотел меня видеть?

— Тебе идет это платье.

— Спасибо. Хельга очень талантлива. Я никогда не видела ничего подобного у нас, в Лесном. Может, стоит разрешить ей и дальше работать на заказ?

— Ей никто не запрещал. С вашей стороны идут ограничения. Не волнуйся, она получает компенсацию.

— Я не о том. Очень красивое кружево, красивое платье. Жаль, что такая красота пропадает там, где ее почти некому оценить.

— Ну, — медленно произнес мужчина, — ее оценил я.

— Хельге должно быть приятно. Похоже, они неплохо к тебе относятся.

Я имела в виду жителей деревни, конечно.

— Их жизнь во многом стала лучше. — Он пожал плечами. — Но я не хочу говорить о деревне и о людях.

— Тогда чего ты хочешь?

— Тебя.

Я отшатнулась и подняла голову, пытаясь понять, шутит он или нет.

Не шутил. Следил за каждым моим движением, чуть прищурившись, и напряжение, исходящее от мужчины, я ощущала физически.

— Нет, — медленно покачала головой. — Ты же сказал, что не собираешься меня еще и мучить, прежде чем убить.

— Кто сказал, что я буду тебя мучить? — удивился он. — Мое желание не предполагает причинение тебе боли. Скорее даже наоборот.

— А если я… откажусь?

— Я надеюсь, ты этого не сделаешь.

Я сглотнула и поежилась; вдруг стало прохладно.

— Ладон, я не могу. То есть… Погоди, я объясню! Сил сопротивляться тебе у меня не хватит. Ты можешь взять все, что захочешь. Только знаешь, я у тебя в замке, жду, когда ты соберешься меня убить, знаю, что семья сходит с ума, знаю, что мой друг, который виновен лишь в том, что папа когда-то его, бездомного котенка, спас, погибнет из-за меня. И птенец, которому нужна помощь, который никогда не будет видеть, не выживет без меня. Просыпаясь каждое утро, я думаю: как это произойдет? Каким способом? А вдруг он сейчас придет? Засыпая ночью, желаю маме, папе, сестренкам и братику спокойной ночи. Пытаюсь сказать Рысу, как я его люблю. Потому что не знаю, проснусь ли наутро, будет ли в моей жизни новый день.

Все, что мне остается, — это мечты и воспоминания. Воспоминания о семье, а мечты о любви. О той свадьбе, о которой я мечтала, о человеке, который бы любил меня и защищал, о детях. И эти мечты, они как спасение, они постоянно со мной, я ухожу в них и не думаю ни о чем. Ты забрал у меня семью. А сейчас хочешь забрать последнее, что у меня осталось.

Я умолкла, переводя дух. Ладон молчал, ничем не выдавая реакцию на мои слова.

— А еще мне очень нравится это платье. И знаешь, невинных хоронят в белом. Меня же можно будет похоронить, да?

Он приблизился. Почти вплотную, так, что я ощутила едва уловимый приятный запах.

— Тебе нравилось спать рядом. — Он говорил тихо, но каждое слово я пропускала через себя, не в силах оторвать взгляда. — Ты помнишь, как мы спали? Как ты прижималась, обнимала, как бормотала что-то во сне? Скажешь, это было из великой ненависти ко мне? Или из желания сохранить свои мечты? Ты не Морриган, которая просчитывает каждое свое движение и каждое слово. Тебя выдает твое поведение. Скажешь, тебе не нравится, когда я касаюсь твоей спины?

С этими словами он осторожно коснулся кожи у самого края платья на спине.

— Болит? — прошептал он.

— Это жестоко, — ответила я. — Меня всегда любили больше, чем нужно. Я привыкла к этому. К объятиям, к заботе. А ты в один миг меня этого лишил и теперь упрекаешь, что я ищу тепла.

— Почему же, — Ладон усмехнулся, — вовсе не упрекаю.

Мне тяжело было говорить. И от волнения, и от страха, и от преступной жалости к себе. А еще от расстояния между нами, неприлично маленького.

Ладон избавил меня от необходимости отвечать. Вдруг резко отстранился и отошел к столу, где валялись какие-то свитки и лежали раскрытые книги.

— Иди сюда. — Он уселся в удобное на вид кресло. — Элла, подойди.

Неуверенно, все еще опасаясь мужчины, я подошла.

— Садись.

— Куда?

Он удивленно на меня посмотрел, но глазами указал на колени.

— Давай быстрее.

Наконец он сам обхватил мою талию и заставил усесться к себе на колени, как тогда, в библиотеке. Неловкость сменилась весельем, когда я едва не свалилась на пол, запутавшись в юбке.

— Как же ты дожила до семнадцати лет? — вздохнул мужчина и пододвинул ко мне небольшой кусочек пергамента. — Я обещал тебе письмо к родителям. Пиши.

Медленно, все еще не веря в собственную удачу, я взяла карандаш.

— А что писать? — Вдруг поняла, что не знаю, о чем написать родителям, которые, должно быть, с ума сходили.

— Пиши, — хмыкнул Ладон. — Дорогие мама и папа…

Улыбнувшись, я так и написала, потому как по-другому сказать действительно не могла.

— Со мной все хорошо, — продолжил диктовать Ладон. — Я живу в замке, на Плато, но где именно — говорить нельзя. Со мной хорошо обращаются, кормят вкусными блюдами, дарят красивые платья и выводят гулять. В замке есть собственный живой уголок с драконом, нагом, волком, котом, птенцом и блондинкой. Иногда мы деремся. А еще у меня началась линька. Мои волосы даже Ладон находит то на зубах, то на хвосте. А уж наг и вовсе весь в колтунах — шерсть к чешуе хорошо прилипает.

— Никакой линьки у меня нет, — возмутилась я. — Хватит издеваться! Это с тебя чешуя падает!

— Пиши дальше, — фыркнул Ладон.

Спустя пару минут я отложила карандаш и быстро пробежала глазами письмо. Я постаралась максимально успокоить маму и уверить, что со мной все хорошо. Не выдать страха и не рассказать о судьбе, уготованной Ладоном. Хотя безумно хотелось поделиться и пожаловаться.

— Давай я отправлю, — сказал мужчина.

Взял листок и, не глядя, подбросил. Пергамент вспыхнул, а после небольшая искорка возвестила о том, что письмо попало к адресату.

— А… а проверять? — Я растерянно взглянула на Ладона.

— Ты что, неграмотно пишешь? А с виду умная девочка.

— А если я написала там, как меня найти?

— Я надеюсь, ты этого не сделала, — непринужденно, словно речь шла об ужине или утренней прогулке, ответил он. — А если сделала, к утру я буду мертв.

Я вздрогнула, представив, что может к этому привести. Вряд ли наши боевые драконы и Погонщики отличаются гуманностью. И деревне конец, и замку, и даже Тхэшу. А смерти я им не желала.

— Ты вкусно пахнешь. И волосы мокрые. Жаль, водными процедурами насладиться не удастся. И коньяком тоже. Хотя коньяка, пожалуй, тебе хватит, сопьешься еще. Что я с тобой делать буду?

Он словно разговаривал с пустотой, совершенно не ожидая от меня ответа, лишь не размыкал рук и не давал мне слезть с колен. Так мы и сидели, думая каждый о своем, и было в этом вечере что-то, доселе мне неведомое. Вроде и враг, а вроде вполне приятный собеседник. Понять бы только его перепады настроения. Утверждает, что хочет меня, и тут же разрешает мне написать родным, шутит…

— Что с тобой? — Я заметила, как он поморщился.

— Ничего, — отмахнулся Ладон. — Просто болит голова.

Часто она у него болела. Может, ему намекнуть, что спать надо и в человеческом обличье, и в обличье дракона?

— Можно я попробую помочь? — Я спохватилась, только когда сказала это. — Когда у папы болит голова, у меня получается.