Хочу, чтобы меня слышали! Книга 1. Жизнь – это Любовь! - Юрий Широков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будучи предателем и преступником с юношеского возраста, он хотел, чтобы ему поклонялись, как Богу!
Неважно, что в истории человечества никому пока не удалось создать своего национального Бога, помимо евангельского.
Он будет первым!
И пусть придется пройти первый этап и стать вначале хоть бы и национальным Антихристом!
Это удавалось некоторым даже в этой стране – Ивану Грозному, к примеру.
Пусть!
Но главным и единственным!
Для этого придется попотеть и «стереть в порошок» сегодняшних соратников – претендентов на звание «Национальный Антихрист».
Прежде всего – этого маразматика – Ленина, и, на всякий случай, этого зануду – Свердлова.
Других претендентов пока не видно.
– Появятся – будем решать проблемы по мере их наступления.
И, дел то…
Надо решить четыре задачи, три из которых уже решаются.
Захватить власть и установить деспотию, чтобы уничтожить всех противников – и белых, и красных… Для этого нужно развязать гражданскую войну на долгие годы, может быть и навсегда. Осуществлять перманентную революцию!
Ну, а с Лениным потом решить кардинально – сделать его святым, почившим внезапно в борьбе за счастье народа, добрым таким «дедушкой Лениным».
Дальше нужно продолжить уничтожение христиан и их религии.
Тем более, что Масса, на удивление с удовольствием уничтожает церковные ценности и служителей.
Верность идее хранят только оставшиеся в живых фанатики.
Их – уничтожить, не оставив даже намека памяти на Земле о них самих, их святых и святынях!
Главная задача для этого – укреплять в головах Массы новую религию.
Похожую на христианскую, и даже лучше христианской, пообещав Массе Рай в ее земной жизни.
Пусть не для ныне живущих, так хотя бы для их внуков.
Или правнуков.
За это каждый из них с радостью пойдет на эшафот.
А со временем Рай можно перенести на более поздний срок или превратить жизнь Массы в кромешный Ад, после чего любое действие или даже обещание действия, покажется Раем.
А вот четвертая задачка сложнее, но интересней – переход от победы «в отдельно взятой стране» к мировому господству, от звания национального Антихриста – к почетному на все времена званию земного Бога.
Нового!
Единого!
Справедливого!
Доброго!
Да, именно таким Богом он станет, поскольку ужасы содеянного забудутся быстро, и останется только внушать Массе понятия: «Что такое – хорошо, и что такое – плохо?»
И предстать во всем своем великолепии и блеске.
«Богом в обличье человека, одушевленного благороднейшими идеалами и умеющего проводить их в жизнь в заманчивых и этически безупречных формах»1.
И тогда уж можно будет рассчитаться «по – полной» и с врагами, и с друзьями.
Впрочем, друзей в бизнесе и политике нет и быть не может, а с временными соратниками и с оставшимися в живых противниками разберемся легко!
Но, как говорится в этом народе: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…».
На то, чтобы взять власть, ушли десятилетия лучших годов жизни, и задача до сих пор не решена полностью – безраздельной власти пока нет.
Годы уходят, а задача не решена.
Он иногда сожалел, что ввязался в эту авантюру.
Даже вспомнить не мог, когда было принято решение идти в революцию?
Почему он не ограничился свалившимся на него так внезапно, богатством?
Зачем нужна борьба, когда можно было прожить тихо и безбедно, наслаждаясь земными удовольствиями?
Зачем уничтожать людей? Разве его кто обидел? Да никто!
Детские годы прошли в сравнительном достатке, семья была не из бедных. Сын зажиточного землевладельца – Троцкий – Бронштейн принадлежал скорее к привилегированным, чем к угнетенным.
В Яновке Херсонской области, где он родился и вырос, жили только евреи, про гонения и погромы никто и «слыхом не слыхивал».
Школьные годы прошли тоже без бед. Существующая десятипроцентная норма для еврейских детей была преодолена легко, хотя на вступительных экзаменах Лейба получил трояк по русскому и четыре – по арифметике, чего было явно недостаточно.
Решено было поместить его в приготовительный класс, который состоял при казенном училище в качестве частной школы, а откуда уже евреев переводили в первый класс хоть и по «норме», но с преимуществом над экстернами.
Ну, и взятку пришлось дать, конечно, куда без этого.
«Религиозности в родительской семье не было. Отец не верил в бога с молодых лет и в более поздние годы говорил об этом открыто при матери и детях. Мать предпочитала обходить этот вопрос, а в подходящих случаях поднимала глаза к небесам.2
Но, даже, если бы религиозность и присутствовала…
Гонений на иудейскую веру не было. Преподавание «закона божьего» в реальном училище производилось по принадлежности: православным священником, протестантским пастором, католическим пастором и еврейским законоучителем.
В учебе Лева был первым, на большом расстоянии от второго, и именно тогда он понял, что может стать более других. Его верховенство признавали, и это сказалось на становлении характера.
Потребности иметь хоть какие-то политические взгляды в школьные годы не было, а вот восторженная идеализация заграницы – Западной Европы и Америки, присутствовала.
Воображение рисовало идеальную картину всеохватывающей мировой культуры. Казалось невероятным, чтобы в Европе могли существовать суеверия, что церковь играет там большую роль.
Может быть, решение было принято после смерти в 1894 году Александра III, когда в ответ на ожидание перемен новый молодой царь назвал конституционные надежды «бессмысленными мечтаниями»?
Когда надежды на постепенное приближение к передовой Европе рухнули?
Или, может быть, в результате юношеского восторга от прочитанной в «Русских ведомостях» фразы молодого галицийского революционера Дашинского, небрежно бросившего вошедшим в здание парламента полицейским: «Я представитель 30 000 рабочих и крестьян Галиции, кто смеет ко мне прикоснуться?»
От упоительной возможности повелевать судьбами многих людей и использовать их по своему усмотрению?
Нет, юношеские годы были только счастливыми годами наивного революционного романтизма, перемешанного с ненаказуемым авантюризмом! О какой-то борьбе с режимом и не думалось.
Так, баловство одно, ребячество…
Первая тюрьма в 19 лет, первая ссылка в 1900…
Романтика!
Река Лена была великим водным путем ссылки.
Великолепная природа, чистый воздух, отличное питание!
Связь между ссыльными не прерывалась – обменивались письмами, выраставшими в теоретические трактаты.
Переводы с места на место разрешались иркутским губернатором легко.
Личные драмы и даже самоубийства случались только на почве романических конфликтов.
Работали по желанию, он служил короткое время конторщиком у «мехового» купца-миллионера, от которого ушел, пойманный на воровстве, и после стал оплачиваемым корреспондентов в легальной иркутской газете «Восточное обозрение».
Так прошло два года беспечной жизни четы Троцких.
За это время родились две девочки, младшей шел только четвертый месяц.
Но тянуло в цивилизацию, в эмиграцию, в вожделенную просвещенную Европу!
Да вот беда – в среде ссыльных устанавливали очереди на побег!
Удалось договориться и найти устроивший всех вариант – он бежит вдвоем с одной ссыльной, без сожаления бросив в Сибири семью.
К ним он больше не вернется.
В течение долгого времени супруга будет успешно маскировать отсутствие мужа от полиции.
Для нее наступит время второй ссылки.
Такой вот революционный авантюризм…
А муженек без приключений сядет в вагон 1 класса, куда его иркутские друзья доставят чемодан с крахмальным бельем и галстуком. И томиком Гомера в русских гекзаметрах3 Гнедича, чтобы не скучно было ехать.
И паспорт на фамилию Троцкого.
Фамилию он выбирал сам – так звали одного из надзирателей в одесской тюрьме, способного держать в руках не только «всю тысячную толпу уголовников, не привыкших к подчинению и послушанию. Его боялся даже сам начальник тюрьмы…
Такая сильная авторитетная личность, несомненно, оказала глубокое подсознательное влияние на Лейбу Бронштейна»4.
Небольшая передышка в Самаре в местном отделении газеты «Искра», руководимой Кржижановским, который, снабдив деньгами на дорогу и необходимыми указаниями для перехода австрийской границы у Каменец-Подольска, благословит его на поездку к своему шефу – Ульянову-Ленину.
В Лондон – через Вену, Цюрих и Париж.
Такая вот революционная романтика…
Первая эмиграция, бесконечные дебаты, рефераты, политическая «мышиная» возня…
Это была не борьба, а только возможность закрепиться в среде, показать свою полезность, примкнуть к сильным мира сего, «продать» себя подороже.