Сердце крысы - Лариса Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому же, их активность сдерживал страх толпы, где каждый в отдельности ничего не решает сам и ждет, когда начнет другой. И тогда уж все вместе…
И вот луна, – которой единственно, в силу её положения, открывалось немыслимое количество всевозможных тайн, сколько никогда не открывалось солнцу, – увидела странную вещь. Огромная крыса, издав едва слышное угрюмое бормотанье, от которого, однако, кровь застыла в жилах, злобно выругалась и, как безумная, бросилась на хорька!
Хорек, ненадолго ощутив себя польщенным тем, что вызвал ярость такой махровой разбойницы, напряг каждый мускул и ещё свирепее оскалил зубы. Сейчас перед ним стояла настоящая армия смерти, ненасытный аппетит которой мог сравниться только с её свирепостью. И он, теперь уже не медля ни секунды, бросился на крысу – ловко, быстро, но без всякой паники и спешки. Однако крыса, ловко увернувшись, успешно парировала атаку.
Хорек начал бой. Подняв клинообразную голову, он резко откинулся назад и начал быстро наносить удары, выбрасывая её вперед, во всю длину шеи, подобно тому, как это делает жалящая змея.
Плохо же вы знаете крыс, если думаете, что крыса не успевала увертываться! Пусть оставалась одна шестая дюйма – но и этого было достаточно…
Она тоже не бездействовала. Миг – и уже плечо хорька лишилось клочка шубы, узкого и длинного, словно аккуратно срезанного ножом…
Хорек не вскрикнул, ни даже не поморщился, ничем не выразил боль. Бой продолжался.
Однако рано или поздно крыса должна была сделать неверное движение – всё же хорек был ловчее. Она могла споткнуться, не рассчитать расстояние или ещё что-нибудь – и тогда… помилуй Бог нашу крысу!
Хорек знал это отлично, да и сама крыса это отлично понимала, потому легко себе представить – каково это сражаться с такими знаниями!
И вот конец её наступил. Произошло это тогда, когда крыса. Неловко подвернув ногу, попятилась и упала. В тот же миг смертоносный клин вытянулся в тридцать седьмой раз, и мощные челюсти намертво сомкнулись на широкой шее исполинской крысы.
И тут началось самое страшное и удивительное испытание силы. Вся стая в едином порыве, с душераздирающим стрекотом ринулась на хорька. Страх, вытесненный яростью, наконец, освободил их инстинкт.
В этот удивительный момент смертельно раненая крыса вскочила, словно отнятая у смерти этим неукротимым энтузиазмом, но, пробежав шажков пять-шесть, рухнула на залитый кровью снег, пораженная слепотой и удушьем. Похоже, хорек перекусил ей мозжечок…
Теперь крысиное племя, лишившись своего генерала, вело сражение под руководством неопытных юнцов. Хорек не произнес ни слова, но аргументы, которые он пускал в ход, были в высшей степени убедительны. Это были аргументы зубов и когтей, единственная форма аргументов, признаваемых в диком мире.
Видя такой поворот дела, ласка, прятавшаяся в щели между досками и до сих пор незамеченная пасюками, тихо выбралась оттуда и сей же час пришла на помощь своему брату. Кусая, во славу племени хорьковых, тут хвост, там лапу, здесь – крысиную тушку, она только укрепила веру и дала новую пищу слухам о силе и ловкости своего семейства, что и создавало весьма выгодную комбинацию в таких вот боях безо всяких правил…
Очевидно, пасюкам эта потеха в море крове не доставила никакого удовольствия, продержавшись ещё несколько минут для понта, они как бы нехотя отступили.
Да, что и говорить, бой был жарким! Крысы дрались так остервенело, что если бы все, что случилось в этот час в темном дворе, произошло с людьми, а не с безгласными зверьками, уж будьте уверены, – это дало бы пронырливым и велеречивым журналистам материалов на множество экстренных выпусков!
После доблестного завершения сражения хорек и ласка вольным галопом поскакали вон со двора. Сова же, никем не замеченная и в самом начале драки снова взлетевшая на березу, спокойно спикировала вниз и, ловко подхватив своим хищным клювом живого пасюка, по какой-то причине замешкавшегося во дворе, вполне довольная таким исходом, улетела и скрылась под крышей амбара.
Дарли всё это видел, наблюдая сквозь щель и безмерно удивляясь, сколько шуму и беспокойства смог наделать его хоть и лихой, но, по крысиным меркам, в общем-то, достаточно невинный поступок…
Он даже раздувался от гордости, впрочем, ещё не вполне осознавая всю значимость этого события. Но всё же в глубине души он ощутил неуютное беспокойство – и это вольная жизнь?
Смириться с тем, что нынешний звериный мир, весь до краев, заполнен кровью безвинных, злобой неумных, ненавистью и местью алчных и властолюбивых, он не мог и не хотел. Иначе он не был бы сыном своей матери!
И ему стало жалко до слез маленького пасючка, убитого им около часа назад. Видно, маме его сейчас несладко!
Когда стало совсем тихо, он по жердочке спустился вниз, намереваясь как-нибудь добраться до кормушки. Но в ту же минуту среди глубокой тишины послышался отвратительный металлический лязг, и он замер, теряя сознание от нестерпимой боли. Жесткие и острые зубья железного капкана цепко держали его заднюю ногу…
И это – свободная жизнь! – в который раз за сегодняшнюю ночь подумал Дарли, на этот раз не имея ни малейшей надежды на своё спасение.
В сумерках угасающего сознания, когда он уже видел свет в конце тоннеля, и это не было светом встречного поезда, он вдруг услышал не трубные звуки архангелов, а какой-то отвратительный скрежет металла, и, стремительно возвращаясь в этот бренный мир, почувствовал, как чьи-то крепкие зубы грызут капкан.
О, желанный миг! Лапа, онемевшая от боли, освобождена и вновь обретает чувствительность! Он, всё ещё не веря своим глазам, услышал прямо над ухом совсем не ангельский шепот: «Давай за мной, вар-рррона!»
И тут же получил дружеский пинок под свой округлый зад…
Так романтично началось знакомство Дарли с его спасителем – новым вожаком стаи.
Они тогда были совсем юными крысятами, не достигшими рыжего окраса взрослых пасюков, и головы их ещё полны были розовых мечтаний и голубых прожектов…
В отличие от злобной самки-атаманши, новый вожак был подчеркнуто демократичен и открыт. Дарли даже казалось, что это как-то слишком – не должен истинный демократ носить, к примеру, латунный значок во всю грудь – «Я демократ!»…
За первый срок его правления не было совершено ни одной казни над оппозиционерами и обжорами, которые таскали корм из государевой кормушки. Правда, уже в начале второго срока он показал всему амбару, что всё видит и обо всём вполне информирован: на самые высокие посты он как раз и назначил замеченных в кражах и прочих супостатов, ибо они, после предъявления черного списка, мгновенно сделались совсем иными и брали корм из рук.
Черты деспота вполне обозначились уже к началу тридцать второго срока правления – друзья, при поддержке которых он пришел во власть и в ней с комфортом укрепился, теперь не считались даже приятелями, а кое-кто и вовсе попал в немилость.
Правда, бывали случаи, когда кто-то из бывших пропадал без вести, но в стае было столько крыс, что на эти отдельные случаи можно было просто не обращать внимания.
Они не нарушали официальной статистики.
Совет стаи, наконец, понял, в чем истинный смысл его существования – и дружно начал воспевать его мудрость и силу.
Но, если отбросить вон эту неумную диссидентскую критику, то надо обязательно заметить, что укрепление могущества и силы стаи было для него основным приоритетом.
И вот с этим-то, прижизненно забронзовевшим идолом Дарли и вступил в единоборство во времена великого переселения крыс из амбаров…
Дарли, очнувшись в чистом поле, испытал унизительное чувство несправедливости – получалось так, что он затеял драку с Вождем из-за власти! Но он вовсе не посягал на его полномочия! На кой они ему вообще дались, ему, чьим отцом была простая болотная крыса, а матушку и вовсе выжили из амбара!
Но он с ним дрался! И это было само по себе почетно. И пусть тупые обыватели думают, – если у них есть эта самая штучка, которой надо думать, – что это из-за дынных семечек, он дрался за свой престиж. К тому же, на эти дурацкие семечки у него давно аллергия.
20
– Барокамера! Барокамера!
Идиотски тараща зеленя своих вечно рыдающих глаз, в лабораторию влетела наша вселенская страдалица – Майя. – всхлипы мешали ей говорить.
– Что опять не так? – спросил Милев, в последнее время усвоив интересную манеру – улыбаться всенепременно на любое сообщение, как человек с рекламы зубной пасты.
– Крысы… крысы опять погибли!
Тут всхлипы перешли в рыдания, она убежала обратно. Я пошел за ней.
На дне барокамеры, запрокинув головы и скрутив спиралью хвосты, лежали мертвые крысы. Их было около двух десятков. Только одна из них ещё чуть-чуть шевелилась.
– Ну это как всегда, – бесстрастно констатировал Милев. – Контрольно-измерительная техника барахлит. Давление упало и крысам хана. Проворонили, братушки вы мои, и на этот раз!
