Девочка-тайна - Елена Нестерина

– И вы все тоже давайте мотайте! – неожиданно поддержали Сашку одноклассники.

Под решительным напором двадцати с лишним человек «Комитет добра и порядка» покинул кабинет физики. И даже Костика не успел подобрать. Пока он не пробормотал «Простите меня, Марина Сергеевна», девятиклассники держали его на полу.

И скоро сами выбежали на улицу. Потому что Марина Сергеевна, смущённая, удивлённая и уставшая, отпустила их по домам.

…Оля Соколова смотрела на Сашку и восхищалась им. Он был героем – благородным, смелым. Настоящим. Он наконец-то отомстил Комкову. Но – самое главное, защитил учительницу, спас свой родной класс, и с его решительного поступка началось восстание. Такого героического парня Оля любила ещё сильнее – хотя сильнее, ей казалось, было уже невозможно.

Девятый «А» ещё долго бурлил на школьном дворе, обсуждая случившееся и строя предположения, что же теперь за всё это будет. Все, как и Оля, восхищались Макушевым. Он стоял – такой романтический, мужественный, его пальто развевалось на ветру, а лицо оставалось решительным и спокойным. Красавец. Девчонки и ребята наперебой восторгались им.

Но Сашка торопился. Их ведь и так задержали после последнего урока, а у него начиналась тренировка. Так что скоро он умчался. Да и застеснялся он наверняка.

Он такой…

С разрывающей душу нежностью Оля думала про Сашку. Про Атрума. Про своего любимого человека.

И медленно брела домой. Рядом с ней, подпрыгивая на ходу, расстроенным голосом бормотала Татьяна Огузова – про то, что теперь из-за всего этого её могут не взять в состав «Комитета» – несмотря на то, что она уже числится там кандидатом. Но Оля не реагировала на неё.

А потом вдруг… вышла на дорогу, поймала такси и, не объясняя причины и не сообщая куда, уехала! Таня осталась одна – в удивлении и без малейшей информации.

Глава 10

Кто-то косит под гота

Оля знала наверняка, где её искать. Почти сто процентов гарантии, что Гликерия была на заброшенном кладбище – ей нравилось в этом запустении с видом на степной простор, и она частенько гуляла тут после школы.

Такси домчало Олю быстро. Но выгребло всю наличность. Так что, если новенькой на кладбище не окажется, до дома придётся идти, идти и идти…

Очень сильно – и именно сегодня – Оле хотелось обсудить с Гликерией всё, что случилось. Оля бежала к кладбищу – и сердце её билось быстро-быстро-быстро. А вдруг никого тут нет – вдруг Гликерия отправилась домой или выбрала для прогулки другое романтическое место?! Но вот, кажется, свежий след колёс. Вот чёрный скутер – брошен под можжевеловый куст. А вот… Как такое может быть? Такого ведь не может быть, не может! И зачем, зачем?..

Вообще-то, до этого мгновения Оля была уверена, что подобное в нормальной жизни не происходит. Что такой приём используется только в специально выстроенных сюжетах, то есть в книгах и фильмах – чтобы поддерживать интерес читателей и зрителей. Но оказывается – вполне. Вполне происходит иногда.

Да.

Вполне возможно оказаться в нужном месте в нужное время. И услышать всё с самого начала.

Вернее – в ненужном месте. В ненужное время. И услышать… Лучше бы не слышать. И лучше бы этого никогда не происходило! Нужно, чтобы не происходило. Да, нужно! Но оно произошло.

Они не видели Олю. Они сидели на поваленном дереве между рядом могил и полуразрушенным склепом. Сидели спиной к Оле. Которая всё слышала. Слышала, о чём они говорили.

Слышала. И слушала.

Стояла.

И слушала. Слушала.

… – Я знал, что найду тебя здесь. Я тебя чувствую, – говорил Сашка Макушев, который в данный момент должен был быть на своей тренировке. – Ты удивительная девушка, Гликерия. А сегодня ты вообще просто потрясла меня. Ты героическая личность. И ты чудо.

– Спасибо, спасибо, да не надо уж так…

– Так здорово – ты одна против всех!

– Я не против всех. Я сама по себе. Это большая разница.

– Да, да! – охотно закивал Сашка, соглашаясь. – Гликерия, ты не такая, как все! И я не такой, как все. Нас столкнула судьба. Мы…

Гликерия выставила руку вперёд и замахала ладонью.

– Эй, эй, ошибочка! Саша, я НЕ «не такая, как все»! Я такая, как я. А ты… Ну подумай: это же смешно – если все «не такие, как все», объединятся, они будут «как все они». Понимаешь? Именно поэтому я не хочу с кем-то объединяться. Мне живётся вполне хорошо. Кстати, а почему ты без Оли?

– Ну при чём здесь Оля, – махнул головой Сашка, точно отгоняя наваждение. – Послушай. Дело во мне. В нас с тобой. Гликерия, всё, что происходит, не случайно. Я сейчас в школе это понял. Я люблю тебя! Ты – моя великая любовь. Я люблю тебя со всей адской страстью своего сердца. Это потрясение, это мрак, это что-то неземное! Это…

– Погоди-погоди, что-о?!

Это Гликерия оборвала страстный монолог Макушева-Атрума. Монолог, который слушала Оля, отказываясь верить, слышать, чувствовать, жить. Потому что такого просто не могло быть.

Не могло.

Но было. Оля сама ведь всё слышала и видела.

– Ты ничего не путаешь? И никого? Я не Оля. Вы же с Олей… Оля же мне говорила, что ты…

– Да что Оля! Да, как раз вот здесь, на этом кладбище, я говорил ей о своей любви. Я вдруг понял, что такое готская любовь. Я почувствовал – здесь, здесь! И я сказал об этом Оле. Я говорил ей – но как будто тебе. Так что мне сегодня стало понятно: мои отношения с ней – это типа тренировки. Она просто девчонка. А мы с тобой – одинаковые! Я в культуре, меня приняли как равного. Я уже договорился – мы можем поехать в краевой центр на тусовку, там в клубе «Аутодафе» будет готик-бал. Мы – с тобой! Я…

– То есть ты меня любишь – и любовь твоя очень глубока, глубже самой глубокой могилы? – с пафосом воскликнула Гликерия – и Оля перестала чувствовать свои руки и ноги, такими они вдруг стали слабыми.

– Да! – вдохновлённый её словами, подтвердил Сашка. – Люблю!

– И твоя любовь сильнее смерти? Ты чувствуешь это?

– Да!

– Ты же знаешь, мир непоправимо гибнет, он раскололся – и трещина проходит по сердцу каждого гота… – не сбавляя пафоса, продолжала вскочившая с дерева Гликерия.

– У меня тоже проходит!

– А как же твоё сердце тогда может любить? – неожиданно будничным голосом поинтересовалась тут Гликерия.

Сашка запнулся.

– В общем, а ну иди-ка ты отсюда. – Оля увидела, как Гликерия усмехнулась и брезгливо одёрнула плащ, как будто к нему прилипло что-то отвратительное.

– То есть?..

– Иди отсюда со своей любовью.

– Но почему? – растерялся Сашка. – Я тебя правда люблю, Гликерия! Как только может любить гот! Всем своим печальным израненным сердцем…

– Да какой ты, к чёрту, гот! – с возмущением воскликнула Гликерия. – Так, только косишь под гота. Но это твои проблемы. Называй себя хоть готом, хоть ванильным сырком. А на самом деле ты обычный предатель.

– Я не предатель! – возмутился Сашка, чуть не плача. – Я сейчас в школе за тебя Комкову отомстил! Я его ударил. Я…

– А при чём здесь Комков? – спародировала Сашку Гликерия. – Ты всё равно предатель. Я презираю таких. На чувствах нельзя тренироваться. Со всей типа адской страстью своего типа особенного сердца.

Оля видела, как Гликерия сделала шаг в сторону, но Сашка схватил её за руки и торопливо заговорил:

– Я знаю, что нельзя! Но так получилось… Я имею право любить того, кого хочу. И люблю я – тебя!

Гликерия выдернула руки и шагнула назад.

– Не подходи ко мне даже близко. Никогда. А все эти бирюльки – сними, – махнув рукой в сторону Сашкиного египетского креста, зло проговорила она.

И зашагала прочь.

Да, Оля не стала прятаться. Да, Гликерия, а затем и Сашка увидели её. Да, лицо Сашки побледнело, а глаза Гликерии расширились до формата «манга».

А за спиной у неё раздался Сашкин голос:

– Девчонки, я всё объясню!

– Бежим, – коротко бросила Гликерия, схватила Олю за руку и потащила к скутеру.

Выезжая с кладбища, девочки увидели Димку Савиных, который с удивлённым воплем бросился навстречу. Они промчались мимо. И, уже обернувшись, Оля заметила, как он подбежал к мопеду. Вот, значит, почему Сашка оказался здесь так быстро…

Они не догнали Олю и Гликерию. Их скутер несколько раз вильнул, уходя в лабиринт частного сектора, а затем резко поменял направление и снова выехал из города.

Несколько раз Оле хотелось отпустить руки, оттолкнуться ногами – и на полной скорости свалиться на дорогу. Зачем жить, зачем нужна эта суета, если всё лучшее оказалось обманом?! Тренировкой! Но Гликерия как будто почувствовала Олино настроение – несколько раз она оборачивалась и кричала: «Оля, держись крепче! Сейчас остановимся! Главное – держись!»

Так они и доехали. Перед девочками был пустынный морской берег – просто степь становилась просто морем. Тоскливо мотались туда-сюда волны, слабый влажный ветер лениво поддувал, принося с собой запах водорослей. Пухлая, точно подушка, туча, накрыла солнце. Она была одна на всём небе, но ухитрилась зависнуть именно в этом месте. Как нарочно.