Волчье солнышко (Сборник) - Александр Бушков

В ожидании самолета Гай сидел в баре, равнодушно пил кофе и просматривал газеты. Пентагон провел новые испытания лазерного оружия, советский фильм «Осенний марафон» получил очередной приз на международном фестивале, на ирано-иракском фронте продолжалось временное затишье. В США был Рейган, стрелянный в упор, но живой, в Сальвадоре были партизаны. И так далее в том же духе. Каждая строчка, каждая фраза убеждали, что он вернулся в восьмидесятые годы двадцатого века.

И вряд ли будущее таит особые сюрпризы. Договоры, авторские листы, гонорары, споры о сути фантастики, водка, умненькие и блядистые окололитературные девицы, смятые простыни, рассвет за окном после бессонной ночи и скука, скука, скука, вызванная одиночеством, вызванным скукой. Заколдованный круг.

За стеклянным окном от пола до потолка ездили яркие автобусы, свистели турбины самолетов, и, глядя на эту вокзальную суету, когда-то не на шутку волновавшую его, Гай задал себе горький вопрос: хорошо это, что память о Круге вернулась, или нет? И не был уверен, что ответ есть. Не был уверен, что ему необходимо знать ответ, потому что новый ответ на деле означал неминуемый новый вопрос: а нужно ли было уходить из Круга? Вопрос, который Гай изо всех сил старался забыть.

Давно объявили посадку на его рейс – он пропустил это мимо ушей. Не слышал, как динамики в десятый раз повторяли его фамилию, прося поторопиться. До тех пор, пока к нему не подбежала узнавшая его по фотографиям стюардесса, Гай сидел над чашкой остывшего кофе и мертвым невидящим взглядом смотрел на летное поле – ничем не примечательный на вид, успевший уже изгладиться из памяти читающей публики герой отшумевшей сенсации, смертельно уставший от нестерпимой боли в сердце человек за столиком заурядного бара в чужой ему европейской стране…

Абакан, 1981

Волчье солнышко

«Текел – ты взвешен на весах

и найден очень легким».

Библия, Книга Даниила

Рассчитан каждый взмах винта.

Мы как паром, из края в край

Идем. Романтика, прощай!

Р. Киплинг

В мире все шло в общем как обычно.

Правительство молодой африканской республики, насчитывавшей три месяца от роду, увлеченно осваивало хитрую науку коррупции, симонии и милитаризма; в метро города Нью-Йорка, бывшего Нового Амстердама, проломили голову не в меру ретивому копу; донья Эстелес из Лимы разбила тарелку, и муж дал ей по уху со всем латинским темпераментом; бухгалтер Семенов из Калуги сел за растрату; Марго Тэтчер стращала аргентинцев всеми мыслимыми карами; нотариус Дюран из Монрепо торговался с проституткой; сержант запаса Богомолов из Орла пожелал с пьяных глаз отправиться волонтером в Ирак, но вместо Ирака угодил в трезвяк, где его интернационализм не встретил поддержки и понимания; два диктатора, два Иосифа, ненавидевшие друг друга, мирно лежали в земле, и о них начали крепко забывать; у мыса Горн булькнул и затонул потрепанный сухогруз под либерийским флагом, принадлежавший явно не либерийцам; станция «Салют» летала в автоматическом режиме, дожидаясь космонавта из братской Эфиопии, которого тем временем никак не могли обучить двум-трем несложным манипуляциям хотя бы с космическим унитазом; из римского музея сперли картину, стоившую черт-те сколько; в Бангладеш голодали; в Банании определенно наметился некоторый прогресс – за два месяца сменилось всего семь диктаторов и три хунты; в Сибири меланхолично строили БАМ; на Кубе ораторствовал, потрясая бородой, Фидель, который не любил Бэби-Дака, – а на Земле была куча атомных бомб, все их боялись, но продолжали делать, потому что не могли уже остановиться. И так далее.

А Земля была шаром и неслась в пространстве со страшной скоростью, которой никто не чувствовал, потому что притерпелись, и на ней жили люди. Кто их знает, может, они жили – пока? Ах, Рули, Руди Дучке, но парижские баррикады шестьдесят восьмого – в прошлом, и кричать: «Мао, Мао, Че-Че-Че!» – тоже, и к голым на улице Европа привыкла до того, что это ей осточертело, и все-таки баррикада на рюи де Шапез продержалась двое суток, так что ее успел сфотографировать корреспондент ТАСС… А Робер Мерль написал роман, где рассказал, как после ядерной войны уцелели несколько французов, и сначала у них была одна женщина на всех, а потом женщин стало много, и онанизмом заниматься никому не пришлось. И хотя по раскладу выходило, что бомбу на ля белль Франс мог уронить и союз нерушимый республик свободных, в СССР перевели Мерля – в конце концов, бомбу на ля белль Франс мог уронить и Пакистан, в конце концов, в мерлевской войне погибли все страны, и спросить было не у кого, да и все равно соврали бы…

И Тедци Кеннеди навсегда выбыл из борьбы за президентское кресло; в мире было больше прекрасного, чем скучного, но сумасшедшие продолжали плескать в шедевры живописи серной кислотой; Джеральд Даррелл уделял зверям больше внимания, чем людям; где-то что-то горело, где-то кого-то награждали, а где-то кого-то и били; и девочки становились женщинами, а вот полковники, бывало, становились генералами, а бывало, и покойниками… В мире все шло, в общем, как обычно.

* * *

Эти гады физики…

Забытый бард

«Академия наук извещает, что Институтом Шальных Физических Теорий открыто сопряженное пространство».

(Из вечернего выпуска программы «Время»)

«Что же представляет собой это сопряженное пространство, оно же – параллельный мир? Бок о бок с нашей Землей невидимо и неощутимо существует еще множество Земель. Представьте себе книгу, в которой каждая страница – это планета, мир. Их могут быть тысячи, они существуют бок о бок, в непосредственной близости, не соприкасаясь и не проникая друг в друга, разумеется, как и география, и история этих миров. Может быть, Земля-12 находится еще в XIII веке, на Земле-45 не затонула Атлантида, на Земле-68 Цезарь не переходил Рубикон, а на других – Колумб не открывал Америки, не родился Черчилль, Пушкин замочил Дантеса и остался жив, а Диккенс дописал «Тайну Эдвина Друда», удалось оттянуть нападение Гитлера до сорок третьего и встретить его во всеоружии, жив Альенде, а Земля-2167, быть может, не образовалась в положенное время, на ее месте лишь облако пыли, а на Земле-5784, возможно, разумное существо произошло не от праобезьяны, а от ящера стенонихозавра…»

(Из выступления ведущего передачи «Очевидное-невероятное»)

«Ни хрена себе, – подумал Леонид Ильич Брежнев, сидя перед телевизором. – Это выходит, в той ихней сопряженке меня, может, и вовсе нету? Антисоветчину гонят, бля…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});