Звезды над нами - (Алексрома) Ромаданов

"Слова Занзибарова!" - воскликнул я про себя. - Воздух просто заражен его идеями".

- Теперь до меня дошло, - сказал я, открывая форточку. = Занзибаров озолотит нас, и мы сразу воспрянем духом. Только кто тебе сказал, что он намерен положить мне министерский оклад?

- Во-первых, в его концерне, как я слышала, простая уборщица получает 600 рубликов в месяц, - воодушевилась Алена, решив, что я дрогнул, - а во-вторых... надеюсь, у тебя нет иллюзий насчет истинных мотивов предложения Занзибарова...

- Я так и думал! - стукнул я себя кулаком по лбу. = Занзибаров - педераст!

- Он не педераст, а зоофил, потому что ты - осел! = неожиданно зло закричала Алена. - Ты все же вывел меня из себя и... и... ты просто дерьмо! Если бы не моя мама, Занзибаров никогда бы не пригласил к себе работать такого мудака как ты!

- Наконец-то из твоих уст послышались искренние слова, = спокойно сказал я, радуясь окончанию тягостного разговора. = Спокойной ночи, дорогая.

"Нет, все же Алена в чем-то права, - подумал я, укладываясь рядом с ней в постель. - Можно и не быть мессией, но если ты не мессия и к тому же нищий - это просто обидно!".

- Ты права, - погладил я Алену по вздрагивающей от всхлипываний голове. - Обещаю тебе сходить к Занзибарову, только не хнычь.

Наутро я, конечно, пожалел об этом своем обещании - уж больно противен мне был Занзибаров со своими великими идеями, = но все-таки решил зайти к нему. "Скажу, что вышел из партии, потому что считаю коммунистов мракобесами, - придумал я. - Ему в концерне, разумеется, не нужны идеологические противники, а совесть моя перед Аленой будет чиста: обещал сходить к Занзибарову - и сходил".

На работе я полдня обдумывал, в каких именно словах и выражениях я выскажу Занзибарову все, что я думаю о его грандиозных планах спасения человечества и о нем самом, но в обеденный перерыв меня поймал по дороге в столовую Чертилов и, будто и не было вчерашнего разговора, сообщил, что позарез нужен недостающий человек на дежурство в ДНД. В другой раз я послал бы его вместе со своей дружиной на три незатейливых буквы, но теперь охотно согласился, радуясь неожиданной отсрочке встречи с Занзибаровым. А после обеда позвонила Алена:

- Ты сегодня идешь... куда обещал?

- Не получается, - вздохнул я. - Меня бросают на борьбу с преступностью - иду в ДНД.

- Нашел предлог, - сказала Алена после некоторого молчания.

- А что такое?

- Кончай валять дурака, Серж, - строго ответила она. = Дружина начнется не раньше шести, а ты кончаешь работать в пять. У тебя есть целый час, так что сейчас же звони Леониду Георгиевичу и договаривайся о встрече.

- Кому-кому? - удивленно переспросил я, впервые услышав имя Занзибарова. Я как-то совсем забыл, что у него должно быть имя и к тому же отчество: все Занзибаров да Занзибаров.

- Я сейчас начну ругаться матом, - предупредила меня Алена.

- Может, ты для начала скажешь мне номер его телефона?

- Засунь два пальца в нагрудный карман пиджака... Засунул? А теперь вытаскивай плотный кусочек бумаги... Вытащил? Это визитная карточка Занзибарова. Желаю успеха. - бросила она трубку.

Вот так. Не успел я продаться Занзибарову, как собственная жена перестала меня уважать, хоть сама того хотела. Говорит материнским тоном, трубку бросает... Но ладно, разберусь с Занзибаровым - займусь ее воспитанием! В таких вот чувствах я набрал номер Занзибарова. "Самого" на месте не оказалось - он был на заседании горсовета, - но сладкоголосая секретарша, не торопясь вешать трубку, переспросила:

- Как вы говорите, ваша фамилия?

- Си-зов.

- Прекрасненько, - пропела она. - Леонид Георгич ждал вашего звонка и просил передать, чтобы вы зашли в любое время после пяти часов вечера.

"Леонид Георгич ждал вашего звонка", - повторил я про себя, словно пробуя на зуб монету: уж больно фальшиво это прозвучало.

- Как это в любое?! - поддел я секретаршу. - А если я приду после пяти, но в половине двенадцатого? Кстати, вы еще будете на месте в это время?

- Я ухожу в шесть, - с едва заметным кокетством ответила она.

- Тогда ждите меня с пяти до шести, хорошо?

- Хорошо, - прошелестел в трубке умеренно-неофициальный смешок.

Итак, в 5.25 вечера я зашел в занзибарский концерн, размещавшийся и впрямь в барских хоромах - в отделанной мрамором бетонной коробке, выстроенной для райкома партии. Коробку эту, прозванную в народе "кубиком Рудика" по имени бывшего секретаря райкома Рудольфа Иванова, начали строить еще при "архитекторе разрядки дорогом товарище Леониде Ильиче Брежневе" и достроили-таки весной этого года, но новоселья коммунисты района справить не успели: в горсовете стали обсуждать вопрос о национализации имущества КПСС, и Рудик спешно продал свой кубик Занзибарову... Продешевил, конечно: всего 50 миллионов взял с товарища по партии. Продешевил и поторопился, потому что вопрос о национализации после вмешательства Москвы замяли. Впрочем, вскоре Рудик сам осознал свою ошибку и скрылся со злополучными полста миллионами в неизвестном направлении, но это уже, как говорится, другая история.

В президентской приемной меня ожидал маленький сюрприз: в сладкоголосой секретарше Занзибарова я узнал его "напаркетовку", стройную смазливую девчонку, которая на злосчастном дне рождения выплясывала перед своим творческим наставником "Ламбаду".

- Мы с вами, кажется, где-то встречались, - улыбнулся я ей как старой знакомой. - Ваш театр переехал в новое здание? Что вы теперь репетируете, если не секрет?

- "Десять дней, которые потрясут мир", - засмеялась она. А вы пришли записываться в нашу труппу?

- Возьмете? - подмигнул я ей.

- Думаю, да. У вас есть определенные способности: на последнем капустнике вы неплохо сыграли роль Сатина = бунтующего алкоголика.

- Думаю, Казанова у меня выйдет лучше... Надеюсь, шефа еще нет? - спросил я заговорщическим полушепотом.

- Ожидается с минуты на минуту, - смущенно откатилась она от меня на кресле на колесиках.

- За минуту мы как раз успеем проиграть кульминационную сцену обольщения молодой графини, - хлопнул я в ладоши, явно переигрывая.

- Боюсь, здесь не тот антураж, - поджала она ноги под кресло.

За моей спиной ударилась об стену дверь, и в приемную влетел, руша на ходу пикантную мизансцену, сам президент Занзибаров.

- А, это вы! - стукнул он меня кулаком по плечу, как давнего приятеля. - Уже успели затерроризировать Наташу? Ну, проходите, проходите... Наташенька, сваргань чайку, будь ласка!

Занзибаров впихнул меня в свой кабинет и усадил в воздушно-мягкое кресло, а сам побежал к столу и схватил жалобно звякнувшую трубку телефона:

- Всего один звонок, - затрещал он наборным диском. - По делу чрезвычайной важности... Егор Егорыч? Я только что оттуда... Плохо, очень плохо, хуже некуда! - вдохновенно прокричал он. - Белкина свалить не удалось, как мы ни дрались... Да, опять эти демократы-плутократы и центристы-пацифисты. Нет, Раков не выступал, молчал как рыба: в последний момент наделал в штаны. В кулуарах радикалы опять болтали о том, что хорошо бы вырезать коммунистов... Что вы говорите? Да, да, Егор Егорыч, проголосовали и приняли, здесь мы их переиграли, но радикалы, экстремисты и необольшевики грозятся в нарушение моратория на митинги и демонстрации устроить через десять дней свой стотысячный шабаш. Да, в субботу... Они явно хотят конфронтации, желательно для них - кровавой. Они крови хотят, чтобы потом тыкать нас носом в дерьмо, вы поняли меня, Егор Егорыч? Да, да, патронов ни в коем случае не выдавать, иначе мы сыграем им на руку. ОМОНовских головорезов запереть в казарме, не то они сгоряча таких дров наломают, что еще 72 года разгребать будем. Что? Нет, это я так... метафорично. Да, буду держать вас в курсе... Всего доброго! Бестолочь, -последнее слово Занзибаров сказал, разумеется, уже повесив трубку.