Бретёр - Андрей Акцынов

Когда он вернулся к Леше, то обнаружил своего геноссе в глубоком гипнотическом трансе. Он созерцал стриптиз. Стриптизерша Карина и ее заброшенная на плечо нога управлялись с Приходькой не хуже Кашпировского. Такое впечатление, что повелительница Карина могла приказать ему: «Убей вон того парня!» или «Возьми бутылку шампанского и разбей себе об голову!». Он бы сделал все что угодно под воздействием сакрального авторитета Карины.

Под утро они ушли ни с чем.

На следующий день они решили сменить сценарий и пригласить в гости к Бретёру на квартиру двух подружек Приходьки. Потирая руки, он представлял двух неизвестных малолеток и то, в каком беззащитном положении они окажутся. Малолетки, сопровождаемые геноссе, – он встретил их у метро – оказались невысокого роста, белокожие и какие-то излишне полные, каждая пьяна вдрызг и полна неадекватного энтузиазма и бравады. Картина не предвещала ничего хорошего.

Дома они стали хозяевами колонок, завели какую-то свою музыку и устроили полупьяные танцы, напоминающие возню двух бегемотиков-мультяшек. Из-под кофточки Олеси высовывался белый краешек детского животика. Олеся ему понравилась больше, она была более грудастенькой, источала больше радости к жизни. Олечка же по виду была депрессивным аутистом с уклоном к суициду – он сумел разглядеть первые зачатки.

Попойка шла по своему обычному сценарию. Студентки Мухинского училища притащили с собой две бутылки клюквенной водки, которую Бретёр пил в детстве в деревне наравне с самогоном. Вряд ли два маленьких бегемотика смогут долго удерживать его у себя в желудке, подумал Бретёр.

Обе девочки настолько не представляли собой какой бы то ни было ценности, что они с Лешей долгое время не могли определиться, как их поделить между собой. В результате он какое-то время целовался с Олесей и забавлялся с ее животиком и сиськами, пока Леша вел с Олечкой чудовищные разговоры на очень странные темы. Он спрашивал, может ли она поцеловать задницу или клоаку голубя за двести рублей (офигенная прелюдия, да?). Потом они поменялись, и Бретёр стал лапать Олю за неоформившуюся детскую попу.

Вся эта милая идиллия закончилась, когда их подружки отправились на пару блевать в туалет. Девочки любят посещать туалет вдвоем. Спустя полчаса они вернулись полностью недееспособными, обдавая двух соблазнителей богатым шлейфом клюквенной блевотины. Плюс ко всему напиток отравил их разум, и они стали отчаянно бросать, словно метательные ножи, самые дерзкие оскорбления.

Вряд ли они будут нам еще полезны, подумал Бретёр, к тому же хриплые стоны блюющего за стенкой человека никак не способствовали возбуждению.

– Даю вам минуту на выход.

– Как, ты выгоняешь нас посреди ночи?

– Да.

Не совладав с железобетонной мужской решимостью героя (не зря Бретёр закалял волю и укреплял дух!), малолетние пьяницы ретировались, а Леша остался и назвал Бретёра «сверхчеловеком». Да-да, он употребил именно это слово.

Олечка звонила ему по телефону каждые десять минут чуть ли не всю ночь и выкрикивала разные трогательные гадости. К примеру, такие: «Гори в аду, долбаная сука!!!»

Ночью Приходько прочел свои последние не самые оптимистичные стихи:

О, смерть!Как избавление от людских страданий,Приди ко мнеБез долгих отлаганий!

Засыпая, Бретёр стал думать, почему в его жизни нет страстей, когда они так необходимы. Еще он снял со стены самурайский меч и положил с собой рядом в кровать.

– Вот, знаете, что еще О. Генри писал, что женщина без веснушек – это как небо без звезд!

Мерлин кокетничал с очередной официанткой в кофейне. У него это выходило легко и непринужденно, в то время как Бретёр пришел жаловаться на свои злоключения.

– Ты слишком хочешь найти женщину и понравиться ей, это делает тебя уязвимым. Кто тебе больше всего нравится из известных актрис или певиц?

– Кайли Миноуг. – Это было вранье, Бретёр сказал первое, что пришло ему в голову.

– Отлично! А теперь представь, что каждый день ты сношаешь одних «миногов», а остальных так, забавы ради… Представь себе сейчас это состояние. И ходи с этим состоянием всегда. Я хочу, чтобы ты наконец понял, что самка – неразумна! Разум самки – отраженный наш разум. Вспомни великий принцип вседебильности мироздания.

– Что ты имеешь в виду?

– Никогда не замечал: идет красивая, ухоженная леди, а рядом с ней идет полное чмо, да еще и таращится на других женских особей, проходящих мимо. Ей с ним гораздо лучше, потому что он дебил. Женщины любят дураков. Ну, или в крайнем случае умных, которые рядом с ней прикидываются дураками.

– Я всегда считал, что женщины хотят общения с интересным человеком.

– Чушь! – Мерлин выпучил глаза. – Им важен только качественный секс и в твоем случае будущий высокий статус!

– А как научиться качественному сексу?

– Начни с самовнушения. Каждый человек стоит столько, во сколько сам себя оценил.

В этот момент раздался звонок по телефону.

– Да, моя хорошая… (следует пауза) о чем ты сейчас думаешь? Надо думать обо мне, потому что остальные десять миллиардов гомо сапиенсов не стоят твоего внимания. Встречаемся сегодня в кофейне на Лесной.

Мерлин кладет трубку.

– Самке никогда нельзя давать возможность думать и решать. Один мой знакомый решил сделать подарок любовнице. Он пришел и сказал: «Вот, у меня есть столько-то денег, хочу купить тебе машину». Они стали мотаться по автосалонам. Выяснилось, что для того, чтобы купить ту машину, которую она хочет, надо добавить еще денег. Он добавил. Потом добавил еще, короче, заработал себе кучу геморроя, а кайфа никакого. Второй приятель поступил по-другому. Он встретился со своей подругой, а потом сунул ей в руки ключи: «Она твоя». Самка завизжала от восторга. С женщинами все должен решать ты. Принимать решения – то, что людей больше всего напрягает. Эту фройлен я склеил на вокзале, большие губы и два метра ростом, она баскетболистка.

Мерлин все время рассказывал о своих девушках и показывал фотки на телефоне. Он любил высоких, иногда чрезмерно высоких брюнеток с обильными задницами. «На что в первую очередь обращает внимание альфа-самец, когда видит годную к использованию женскую особь? Правильно, на задницу!» – проповедовал он.

Несколько раз, когда Бретёр звонил Мерлину, он слышал на заднем плане женские стоны. «Будет ли у меня так когда-нибудь?» – задавал себе вопрос Бретёр.

– Ты слишком напрягаешься по поводу теток, это все хрень. Плюнь и разотри. Не парься вообще ни из-за чего. Кстати, привычные стрессы – это то, что нас больше всего разрушает. А непривычные, наоборот, дают силу.

– А непривычные – это какие?

– Прыжок с парашютом, роман с женой чемпиона по боксу.

– Может, мне тоже прыгнуть?

– Как, ты еще не прыгал?

В обмундировании десантника Бретёр уселся в раздолбанный кукурузник, ветхая посудина дышала на ладан, и еще в ней был наклонный пол. Дрожишь, презренное туловище? Ты еще не знаешь, куда поведет тебя мой неугомонный дух!

Неугомонный дух повел его прыгать с парашютом. Туловище стало постепенно привыкать, за последнее время на него обрушилось немало испытаний. Приятеля, с которым он поехал прыгать, парашютиста со стажем, колбасило уже с того момента, как он только садится в маршрутку, – он явно подсажен на адреналин и не может с этого слезть. Он адреналиновый наркоман.

Посудина уже прилично оторвалась от земли, внизу все превратилось в кривые и странные геометрические фигуры, уже не ясно, где они. Вот, блин, тупо было бы сейчас сдохнуть… Через три секунды вы должны дернуть за веревочку, а потом заблокировать второй парашют, если, конечно, первый раскроется. Если первый не раскроется, то второй раскроется ближе к месту приземления – этого хватит, чтобы не переломать ноги. Если сработают оба, то есть шанс запутаться, и может не раскрыться ни один.

– На этом экипаж самолета прощается с вами.

У инструкторов отменный юмор, они летят на высоту четыре тысячи метров, а Бретёр прыгает на километре.

Прыгать в сцепке с инструктором – никакого смысла. Ты не берешь на себя ответственность и фактически не рискуешь.

Бретёр подошел к открытому проему и увидел внизу неясную распростертую бездну.

– Пшел! – Инструктор ударил его по плечу, и вот он уже в свободном падении.

Самый кайф – это, разумеется, приземлиться, ты чувствуешь, что ты сверхчеловек, что у тебя есть яйца и ты ничего не боишься. Плюс идет выброс гормонов, резко прекращает вырабатываться адреналин и зашкаливают эндорфины. Парить в воздухе с раскрытым парашютом – удовольствие никакое, а вот приземлиться – это да, после этого весь мир видится сладким и все зло и все конфликты исчезают, остается одна легкость и сиропная безмятежность, ужасы вокруг больше не касаются тебя.