Инкуб, или Демон вожделения - Рей Рассел

– Вы правы, – согласился Джулиан, – но совсем не в том, в чем уверены. В отличие от многих других насильников, и агрессивных, и тех, кто прячется по кустам, у этого нет абсолютно никакого интереса к оральному акту.

– Вы чертовски уверены в себе.

– Доктор Дженкинс, – сказал Джулиан, машинально переходя на формальную британскую манеру общения, – вы обследовали девушек. Вы один видели собственными глазами, что сотворил с ними насильник. Вы единственный, кто может рассказать мне о всех последствиях насилия. Время щадить друг другу нервы уже прошло. Мы говорили о возможности того, что орган у насильника больше обычного мужского. Но во сколько раз? В два? В три? Что вы можете сказать, исходя из экспертизы жертв?

– Вы все равно мне не поверите, – ответил Док.

– Ну, а вы все же попробуйте убедить.

– Судя по состоянию тел девушек, разрывам тканей, массивным кровотечениям, смертельным последствиям повреждений… – Док опять осушил стакан, – я бы сказал, что эта треклятая штуковина должна быть размером, как минимум, с мою руку. – И Док для наглядности вытянул левую руку. Ничего подобного у нормальных мужчин не наблюдается, – добавил он. – Такое скорее можно встретить в зоопарке.

Джулиан задумчиво кивнул.

– Странно, – произнес он, как бы обращаясь к самому себе, – кто-то сегодня уже приводил аналогию с животными. – И вспомнил, что Тим упомянул коня.

Док решил уточнить:

– Погодите. Я ведь не утверждал, что думаю о том, что это было животное…

– Знаю, знаю, – прервал его Джулиан.

– Ни возле Гвен, ни возле Мэлани не было обнаружено ничего похожего на следы животного…

– Конечно, нет. Мы ведь ищем не совсем животное. Но мы ищем и не совсем человека. Мы ищем редкое существо, которое не вымирает лишь по одной причине: время от времени происходит совокупление представителя этого вида с человеком, и таким образом род продолжается. Оно убивать не хочет. Оно хочет лишь иметь потомство. Но физические размеры делают эту связь смертельной для женщины. Оно само об этом не догадывается, ибо слепо в отношении всего, кроме всепоглощающего сексуального влечения, во имя рождения себе подобных. Редко, может быть, один или два раза за всю новейшую историю ему удалось сделать выжившую женщину беременной. В таком случае родится ребенок. И этот гибрид вырастает, заводит своих детей. С каждым новым поколением нечеловеческая наследственность становится все более размытой, она слабеет и слабеет, становясь невидимой, недоступной для обнаружения существующими методами исследований. Поэтому такой человек для окружающих вполне нормален. Но что-то происходит, и наследственность эта вдруг начинает вырываться наружу и доминировать, тогда…

Телефонный звонок прервал Джулиана. Доктор не снял сразу трубку. Он повернулся к собеседнику:

– У этого редкого существа есть какое-нибудь название?

– Несколько, – ответил Джулиан, – одно из них – ИНКУБ.

– Доктор Дженкинс, – наконец отозвался Док на звонок. Через минуту лицо его исказила гримаса шока.

– Нет! – прошептал он, – о, Боже, нет, Хэнк. Я еду…

Рука доктора буквально уронила трубку. Шок на лице сменила брезгливость, как будто он дотронулся до мерзкого существа, о котором они только что говорили.

– Что, еще одна? – не веря в догадку спросил Джулиан.

Доктор посмотрел на него потерянно.

– Не одна, а две: номер четыре и пять…

23

Аните Грант было сорок, когда она умерла. Она всегда слыла красивой цветущей женщиной. Красивой она оставалась и до самого смертного часа. Здоровье, свою безграничную энергию, любовь к спорту, жизни вообще она потеряла в одну минуту. Ей было тогда тридцать семь лет. Если бы самый изощренный изверг попытался найти способ, чтобы свести женщину ее натуры с ума и подвергнуть бесконечной пытке, то и он не придумал бы лучшего способа, чем было ее существование в последние годы. Судьба приковала Аниту к постели и инвалидной коляске, что было непосильным, дьявольским испытанием.

И тем не менее Анита Грант никогда не роптала. Воля ее оставалась несгибаемой, улыбка всегда бодрой, вера в Бога стала сильнее, чем была раньше. И только в редкие моменты, когда она оставалась в одиночестве, Анита позволяла себе заплакать. Но и тогда она плакала не о своей доле. Она омывала слезами участь дочери, вынужденной бросить учебу и пойти работать, чтобы прокормить мать-инвалида и себя. И еще она оплакивала мужа, веселого Джона, как они его всегда называли, которого погубил слепой рок в самом расцвете лет и сил.

«Я не имею права так рассуждать, – часто говорила Анита себе. – Если судьба слепа, то это должно означать, что и Бог слеп и глух к мольбам людей и их надеждам. Если допустить, что судьба слепа, то жизнь тогда не более чем просто случайность, бесформенная и бессмысленная. Тогда может статься так, что добро будет наказано, а зло восторжествует».

– На все была воля Божья, – утешал ее преподобный Китон.

И она верила, потому что в противном случае просто бы рехнулась.

– Воля Божья или Промысел Божий? – Она не могла не задавать этот вопрос. За что? За что в той ужасной катастрофе Бог убил мужа, ее сделал навсегда инвалидом, правда, пощадив дочь? Какой был в этом смысл? Какая цель? Что за Промысел Божий такой?

Была зловещая ирония в том, из-за чего произошла трагедия. Маленькое существо отняло жизнь у двоих.

Участок дороги, по которому они тогда ехали, не считался особо опасным. Ни серпантинов, ни резких поворотов – просто ровное прямое шоссе между Мидвэйлом и Галэном. Стоял приятный весенний вечер, было около половины одиннадцатого. В воздухе сладко пахло лавром. Мэри Лу, которой было тогда тринадцать, сидела сзади и напевала вслед за радио одну из роковых песенок, которые она так любила. Джон шутливо грозился переключить приемник на другую станцию, где, скажем, идет церковная проповедь. Но вопль протеста Мэри Лу заставил их всех троих рассмеяться. Был ли еще на свете отец и муж, которого бы так любили в семье? Мэри Лу его боготворила, а Анита считала главным для себя сделать его счастливым. Джон отвечал им тем же с широтой и теплом своей натуры. «Я счастливый человек», – часто повторял он.

Встречная машина резко пошла на них, свернув по совершенно идиотской причине. Суслик! Тот водитель не захотел сбить маленькое существо, зазевавшееся в свете фар. Автомобили столкнулись лоб в лоб. Водитель встречной машины, ехавший один, моментально превратился в кровавое месиво. Джон тоже.

Анита и Мэри Лу остались живы. Мэри Лу отделалась вообще только синяками и царапинами. Ее матери повезло меньше. Часть позвоночника была повреждена, нервы порваны. Ее надо было перетаскивать из кровати в коляску и наоборот. То, что было когда-то парой сильных стройных ног, стало бесполезным придатком к телу. А ведь как эти ноги блистали на теннисных кортах и сжимали мужа в любовном экстазе!

Теперь она даже пальцами пошевелить не могла. «Самые красивые пальцы в городе», – говорил бывало Джон, целуя их. Иногда он расширял географию: «на всем Западе» или «во всем огромном мире».

Джон знал, что он банален. И гордился этим. «Самые лучшие вещи в мире чертовски банальны, – повторял он часто. – Любовь, дети, дружба, жареная курица, собаки, даже мать-природа. Посмотрите на этот закат! Вы когда-нибудь видели вещь более банальную? Я вас спрашиваю?»

Анита удивила всех, когда вышла замуж именно за него, удивила даже самого Джона. «Ты могла меня и перышком опрокинуть, – признался он. – Мне хотелось заполучить тебя как ничто другое, ни до, ни после этого, но я не думал, что у меня есть хоть малейший шанс на такую шикарную женщину? Но попытка не пытка. И Бог свидетель – ты сказала: „Да“!» «Что она во мне нашла», – удивлялся он. Удивлялись и другие: «Что в нем нашла». Джон признавался, что он удивлен до сих пор, после многих лет совместной жизни.

Она умела ценить добро. И вот так, за одну секунду, вся жизнь сломана. Все изменилось из-за одной причуды случая на этой дороге. Все самое хорошее и любовь, которые были воплощены в понятии «Джон Грант», исчезли с лица земли. Исчезла ее главная способность – быть полезной. Жизнь Мэри Лу отравлена горем, душевной травмой и непосильной ношей.

– Могло быть и хуже, – успокаивал ее святой отец, когда она вскоре после катастрофы ощущала самую горькую обиду на судьбу.

– О да Ваше, преподобие, – отвечала Анита едко, – я знаю. Не важно, как все было плохо. Ведь всегда может быть еще хуже. И, вероятно, так и будет.

… Она услышала, как повернулся ключ во входной двери. Неужели уже так поздно? Неужели последний сеанс в «Парадизе» закончился и Мэри Лу вернулась домой? Время для нее обычно тянулось так медленно. Но она, наверное, сегодня просто задремала.

– Мама!

– Я не сплю, моя радость, – откликнулась Анита.

Когда Мэри Лу появилась в дверях, Анита сразу заметила, что дочь совсем недавно плакала.