По секрету всему свету - Тарас Кинько

- Нам такая петрушка не нужна! - свистели и орали депутаты от толстяков.

- Ишь, какой! Клюква ему развесистая не нравится! - лютовали деревянные бушлаты.

- Прикуси язык! Не сунь свой нос в языковый вопрос! Не то барбос откусит нос! - пуще всех бушевал неукротимый депутатище Незнайка.

Его было слышно без микрофона. Незнайка завывал в ночной горшок из дворца царя Гороха. Голос коротышки разносился из ночной посудины, словно из подземелья.

Глава 9. Справедливость в опасности.

Среди сторонников Петрушки тоже поднялся ропот. Иванушка-дурачок трезвонил беспрестанно в трамвайный звонок. Лишь депутат Пачкуля терпеливо ждал своего часа. Судя по всему, он близился. Отмытая рука Пачкули скрывалась под черной перчаткой. Ее ослепительная белизна должна была оставить ярчайший след в темной истории Страны Дураков. Одним ее взмахом Пачкуля отметал свое запятнанное прошлое, на которое так напирали его противники по выборам, и обретал новое имя с новой судьбой. Когда он станет Чистюлей и жертвой клеветников, никто не посмеет ему напомнить, что слово "кандидат" в переводе означает "незапятнанный". И он навсегда одурачит всех избирателей. И этим будет обязан вождю всех времен и народов гениальному товарищу Бармалею. И никому больше...

А если по правде, то немножечко и себе. Самую малость! Не полагаясь на случай и острое зрение депутатов, кое-что Пачкуля предпринял на свой собственный страх и риск. После помывки, завитой и надушенный, он явился прямиком к крашеному Лису Миките. Тот всегда держал нос по ветру и первым узнавал, в какое время и в какой цвет необходимо перекраситься. Раньше пламенно красный, Лис Микита какое-то время ходил барвинково-голубым, а теперь прибавил к этому цвету еще и желтый. "Защитная окраска! порекомендовал он. - Но все зависит, в каком регионе вы собираетесь спасать свою шкуру". Он продемонстрировал запасы и других ходовых красителей. Но Пачкуля проследовал к бочке со светящейся бело-зеленоватой краской и окунул в нее по локоть обе руки. На тот случай, если с другой до голосования что-то случится. То-то будут светиться! Даже слепые кроты увидят!

Вокруг кипели страсти. Но Пачкуля был спокоен. Он был уверен в успехе. Потому что если даже враги оторвут ему одну руку, он все равно проголосует другой. Тоже предусмотрительно замаскированной черной перчаткой.

Пачкуля чувствовал, что становится опытным, предусмотрительным политиком. Лиса Микиту, который знал о его проделке, он решил после своего торжества расстрелять и пустить на мыло. А его шкуру подарить гражданке Шапокляк. И одним выстрелом убить двух зайцев. Опасного свидетеля убрать. А свою покровительницу - ублажить.

Занятый хозяйственными мыслями, депутат Пачкуля других почти не слушал. Поначалу выступил Ходжа Насреддин - депутат от краев, где соловей вечно поет о своей любви к прекрасной розе. Скучно! Но глубокочтимый Ходжа рассказывал притчу. О том, как представители двух народов, большого и малого, нашли кусок золота. "Разделим его по-братски!" - сказал будто бы представитель большого народа. "Нет, лучше по-честному", - будто бы ответил представитель малого. Депутат уверял, что с этой притчей ему наказывали выступить избиратели. "Мои края богаты черным золотом - нефтью и белым золотом - хлопком, - сказал депутат Насреддин. - Почему же тогда мы нищие?!" Для особо непонятливых он объяснил, что многие о нынешнем братстве именно такого мнения. И просил решать вопрос о судьбах народов, начиная с закона о родных языках как государственных, не по-братски, а по-честному. Как и положено в сказках.

Его поддержали депутаты Катигорошко, герой войны с царем Горохом, и Медведь - оба земляки бравого Барвинка. Катигорошко рассказал, что какой бы богатый ни выдался урожай, ему и его соотечественникам всегда есть нечего, а в их магазинах - пусто. Как только уберут все в закрома, приезжает один и тот же дед - представитель министерств толстых крыс. Просит для братьев одну-единственную горсточку зерна. А увозит все. Однажды Катигорошко защемил его бороду в бревно, так он и бревно уволок. Искал Катигорошко следов добра, которое вывозится из его республики, и на земле, и под землей, и нигде его не нашел. "Видать, толстяки в Шлараффии слопали?!" - высказал тогда догадку. Но после этого его из-за угла мешком накрыли и избили. "Что же это получается! - возмущался Катигорошко. - За мое жито меня и бито?!"

И Медведь пожаловался. Рассказал, как его вместе с избирателями без родимого медвежьего угла братские министерства толстых крыс оставили. Раньше они его на вершках и корешках вечно обжуливали. А потом построили атомные электростанции - перво-наперво ту, что взорвалась на Поле Чудес. "Себе мы берем только электричество, - сказали они. - А тебе - все остальное". Медведь к министерствам за помощью, а толстые крысы ему уговор напоминают: "Наше - только электричество. А все остальное - ваше. Значит, и беда ваша!" Председатель Ивашка-дурачок отклонил эти выступления: мол, не по существу, мы, дескать, о языке говорим, а не о неравноправии да грабительских договорах, которыми связали республики министерства толстых крыс. А Катигорошко да Медведь в один голос ревут: а мы о чем? Не находим общего языка с министерствами толстых крыс даже тогда, когда по-тарабарски тарабарим! Хоть садись да плачь! Видать, один тарабарский язык братства не спасет...

Глава 10. Депутат Буратино открывает

заветный ход в прошлое и будущее.

Буратино очень понравились выступления. Он и сам никогда не упускал возможности сказануть речь. Но как только разгорелся спор о национальных языках, он стал тише воды, ниже травы и отмалчивался, будто язык проглотил. "Чья бы корова мычала, а моя бы молчала", - решил он.

Как депутат Буратино понимал, что герои многих народных сказок, его друзья, крепко обижены бармалеевским политическим строем и безвинно страдают на своих же землях. Но как нерадивый в недалеком прошлом ученик не спешил им на помощь и даже противился им. Словно ржавый гвоздь, в его деревянной башке крепко засела одна мыслишка: у него и с тарабарским нелады, а тут, чего доброго, и национальные языки учить придется, если захочешь жить не в Тарабарии, а в другой суверенной республике. Да и в Тарабарии, вокруг которой образовалась Страна Дураков, он временами чувствовал себя не в своей тарелке. Слишком уж он отличался от тарабарцев, среди которых оказался по прихоти одного тарабарского писателя, и хоть общался с ними на одном языке, все в нем говорило о его заморском происхождении: и необычная внешность, и горячий южный нрав. Своим среди своих Буратино по-настоящему чувствовал себя только за границей, в кругу родственников по фамилии Пиноккио, даром что говорили они на разных языках. Родной для него стал, как иностранный, иностранный - как родной... Таких граждан в Стране Дураков было очень много, и Буратино был лишь одним из них. Стоит ли удивляться, что Буратино, как и многие его избиратели, оказавшись в столь щекотливом положении, собственную маленькую выгоду был готов поставить выше справедливости - той справедливости, ради которой в иных случаях Буратино готов был, не задумываясь, сунуть свой нос в любой нарисованный огонь под любым нарисованным очагом. Всего-то что требовалось, это проголосовать по совести, а не по расчету. Но именно это оказалось депутату Буратино не по силам. И он решил улизнуть с голосования, пропасовать его точно так же, как в недавнем прошлом пасовал уроки. Буратино еле дождался перерыва между заседаниями, который он мысленно называл переменкой, и был таков.

Пока депутаты спорили, он решил послоняться по Полю Чудес, там, где расположилась бескрайняя Свалка Достижений Народного Хозяйства. Подобно многим мальчишкам, он не раз убеждался, что все стоящее можно найти только на мусорнике. Перед глазами был пример Самоделкина - этот умелец-самоучка создавал свои удивительные машины исключительно из того, что выбрасывали. Поэтому вряд ли покажется странным, что, оказавшись в поисках правильного решения в затруднительном положении, Буратино направился на главный мусорник страны.

Вид у Буратино был невеселый. Было от чего повесить нос. В эту самую минуту он тоже мог заседать в парламенте и бороться с позорным прошлым. Однако он был здесь и чувствовал себя изменником и дезертиром, который покинул друзей в разгар сражения. Буратино решил сам себя осудить. Он снял с курточки депутатский значок и положил его в тот карман, в котором не было дырки. "Одену значок только тогда, когда исправлюсь!" - дал он себе торжественную клятву. Но это совершенно не означало, что так сурово наказав себя, Буратино вместе со значком снял с себя и депутатские обязанности. Он по-прежнему чувствовал себя народным избранником.

Буратино хотелось и на елку влезть, и зад не уколоть, и рыбку поймать, и ног не замочить. Он стремился угодить и нашим, и вашим. Но для этого нужно было разорваться надвое. Понемногу он начал сознавать: депутат, если он не чурка с глазами, не должен идти на поводу избирателей. Он должен вести их за собой, если видит глубже и дальше, чем они. Даже если избиратели поначалу его и не поймут. На то депутат и политик, на то и вождь, на то ему и вручают свою судьбу, чтобы он сиюминутной выгоде не дал взять верх над вечными идеалами добра и справедливости. Иначе любая уступка делячеству сегодня неминуемо обернется победой сил зла завтра...