Двадцать третий пассажир - Себастьян Фитцек

«Левое предплечье. Значит, она правша», – непроизвольно отметил Мартин.

– К счастью, я только на секунду вышла в ванную комнату, – Елена указала подбородком на почти невидимую дверь в стене рядом с кроватью, – чтобы принести ей воды для таблеток, я тут же вернулась и увидела, как Анук себя ранила.

– Ты укололась или оцарапалась?

Мартин снова обратился со своим вопросом непосредственно к девочке. И снова не получил ответа.

– Трудно сказать, – попыталась объяснить инцидент с ранением Анук Елена. – Она держала карандаш как нож, скорее это движение было похоже на движение рубанка.

Чтобы вырезать боль?

Мартин покачал головой. Пока еще не пришло время ставить диагноз. Сначала нужно было завоевать доверие Анук.

– Собственно говоря, я здесь только для того, чтобы проверить кнопку, – сказал он и показал на панель позади ее кровати. – Позади тебя есть кнопка, избавляющая от страха. Ты можешь нажать ее, когда почувствуешь себя плохо или когда тебе понадобится помощь. О’кей?

Она моргнула, но Мартин не посчитал это движение знаком понимания. При этом для него было очень важно, чтобы первая фаза завоевания доверия удалась. Анук должна была знать, что ее положение изменилось к лучшему и что она здесь больше не одна; ни на секунду, даже в те моменты, когда в ее палате никого нет.

– Хочешь испробовать ее? – спросил Мартин.

Елена кивнула ему, когда он положил руку на красную тревожную кнопку на технической панели позади больничной койки Анук.

– Не имеет значения, испугалась ли ты, или тебе больно, стало ли тебе грустно, или захотелось с кем-нибудь поговорить, ты просто нажимаешь вот здесь и…

Мартин надавил на кнопку, она щелкнула, и почти тотчас зазвонил мобильный телефон Елены, который она носила в карманчике на поясе своих черных форменных брюк.

Анук вздрогнула и еще плотнее прижала ноги к верхней части туловища, наклоненного вперед.

– Не беспокойся, милая, – сказала Елена и нежно погладила ее по голове. – Я тебе это уже объясняла. Тревожная кнопка включает мой телефон. Если он зазвонит, я сразу приду к тебе, в любое время дня и ночи.

– Ты просто должна нажать эту кнопку, избавляющую от страха, она вот здесь над твоей кроватью, – дополнил Мартин. – Как видишь, она работает.

Мартин сделал Елене знак, что им пора уходить. В данный момент он уже не мог ничего больше сделать.

– Я сейчас вернусь, сокровище мое, о’кей? – На прощание докторша нежно коснулась рукой щеки Анук, затем она вышла вслед за Мартином из палаты.

– Это безответственно, – сказал Мартин, после того как они закрыли за собой дверь. Он говорил, понизив голос, хотя не думал, что Анук может услышать их разговор здесь, в прихожей. – У нее тяжелые травмы…

– Для лечения которых она получает болеутоляющие средства и соответствующие мази.

– …и ее надо как можно быстрее поместить в больницу.

– Она уже находится в больнице, – возразила Елена. – Медицинский пункт здесь, на «Султане», оснащен гораздо лучше, чем многие городские поликлиники.

– Только здесь нет специально обученного персонала.

Докторша снова энергично запротестовала:

– Я три года жила в Доминиканской Республике и вылечила больше изнасилованных детей, бежавших с Гаити, чем директор гинекологической клиники в Гамбурге. И вы, доктор Шварц, кажется, как я только что смогла в этом убедиться, умеете очень хорошо обращаться с пациентами, имеющими посттравматические нарушения психики. Послушайте, я не собираюсь оправдывать то, что здесь происходит. Но неужели вы действительно думаете, что наш с вами постоянный присмотр за малышкой так уж плох?

«Да, думаю», – вертелось у Мартина на языке, но он так и не успел произнести это вслух, так как неожиданно зазвонил мобильный телефон Елены.

– Анук! – удивленно воскликнула она, взглянув на дисплей мобильника.

Девочка нажала тревожную кнопку.

Глава 20

– Не беспокойся, мы хотим задать тебе только один короткий вопрос, – сказал мужчина, который сбил с ног горничную на пол в каюте Лизы. Он говорил по-английски с сильным акцентом.

Успевшая снова встать молодая женщина, чепец которой слетел с ее черных волос, лишь испуганно моргала. Она была худа до крайности, ее руки были не толще, чем палка от метлы, которую она прижимала к своей плоской груди. Со своей позиции спрятавшийся за кроватью Тиаго мог видеть через зеркало на стене только ее профиль и спину. Горничная стояла согнувшись, втянув голову в костлявые плечи. Ее позвоночник проступал на спине сквозь одежду, как жемчужины ожерелья.

Эта горничная была незнакома Тиаго, по меньшей мере до сих пор она не бросилась ему в глаза. Но в этом не было ничего удивительного ввиду такой армии обслуживающего персонала на борту лайнера.

Не имел Тиаго никакого представления и о том, кто были эти двое мужчин, которые угрожали ей.

Вожак, судя по золотой полоске на его униформе, был офицером низшего ранга классического личного состава корабля, то есть штурманом или инженером. В то же время второй, более высокий и физически более крепкий, в зеленых брюках и серой тенниске с короткими рукавами, у которого на одежде не было ни погон, ни полосок, скорее всего, был членом экипажа судна, возможно квалифицированным рабочим или наладчиком оборудования, на которого не обращаешь внимания, когда он появляется на короткое время на пассажирской палубе, чтобы устранить какие-нибудь мелкие неполадки.

Общим для обоих был удивительно дружелюбный вид. Улыбающиеся физиономии таких сотрудников туристические фирмы охотно помещают на обложки своих рекламных проспектов; симпатичные мужчины с гладкой, загорелой кожей, чисто выбритыми лицами и ухоженными ногтями. Если у рабочего его грубые черты лица смягчались благодаря широкому рту с пухлыми губами, то у офицера это были светлые, взъерошенные, как у озорника, волосы, делавшие его похожим на калифорнийского сёрфера, а не на драчуна.

Вот как можно ошибиться в людях.

– Я слышал, в последнее время ты часто бываешь в «Адской кухне»? – спросил офицер и сделал знак рабочему, после чего тот ловко заломил руку девушки за спину, как это делают полицейские. – Есть там внизу что-нибудь, о чем я должен знать?

Согнувшаяся в три погибели девушка испуганно покачала головой.

Вожак слегка присел, чтобы снова оказаться на уровне глаз горничной.

– Неужели? И ты, потаскуха, еще делаешь вид, что ничего не знаешь? – Он смачно плюнул девушке прямо в лицо.

– Она лжет, – заметил высокий и еще сильнее заломил руку девушки, которая от резкой боли громко вскрикнула.

Как и офицер, рабочий говорил по-английски с сильным немецким, швейцарским или голландским акцентом. Тиаго не мог точно определить, из какой страны были родом эти типы, так же как и горничная, которая со своей смуглой кожей цвета корицы могла происходить из Пакистана, Индии, Бангладеш или какой-нибудь другой страны Юго-Восточной Азии.

– Ты хочешь нас обмануть, Шахла? – спросил офицер.

Молодая женщина покачала головой, даже не пытаясь вытереть плевок, который стекал у нее по щеке.

– Согласно расписанию ты должна убирать каюты на седьмой палубе. На этой неделе ты не должна была появляться в зоне для служебного персонала.

– Было изменять. Я не знать почему, – пролепетала она.

– А слухи утверждают обратное. Говорят, что в «Адской кухне» ты заботишься о безбилетном пассажире.

Она еще шире раскрыла глаза:

– Нет!

Лучше бы она не произносила это слово. Офицер нанес ей сильный удар кулаком в живот.

Шахла издала протяжный стон, как бы борясь с приступом тошноты, одновременно она старалась не делать резких движений, чтобы не вывихнуть себе плечо.

«Бог мой, что я могу сделать?» – задался вопросом Тиаго, который мог бы противопоставить этим явно опытным бойцам ненамного больше, чем избиваемая горничная.

Объятый ужасом, он наблюдал за тем, как предводитель схватил стакан, стоявший на тумбочке, и разбил его о край стола. С дьявольской ухмылкой он выбрал из осколков стекла один, затем прошел мимо Шахлы и своего сообщника в ванную комнату, чтобы тут же вернуться с поясом от купального халата в руке.

– Открой пасть! – заорал он на горничную, которой не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться, так как громила, стоявший у нее за спиной, еще сильнее надавил на ее плечевой сустав. Офицер засунул осколок стекла в рот горничной, который та открыла, чтобы закричать от острой боли. Лицо Шахлы исказилось от страха, но девушка старалась вести себя спокойно, насколько это было возможно с наполовину вывихнутым плечом.

По ее щекам струились слезы, из носа потекли сопли. Шахла жалобно застонала, когда офицер с проникновенным взглядом намотал пояс от купального халата вокруг ее головы и в качестве кляпа завязал узел перед ее ртом, лишив ее возможности выплюнуть осколок стекла. По знаку офицера рабочий ослабил свою хватку.