Песнь сирены - Роберта Джеллис

Рождение Обри и Джона принесло ей возможность любить, но вскоре рухнули все планы ее отца. Старшая сестра Вильяма, Элис, умерла при родах и ее ребенок вместе с ней, потом Гилберт и Джон… Воспоминания о них причиняли боль. Такая бессмысленная и непонятная смерть. Элизабет любила своих братьев: ведь они всегда пытались уберечь ее от отцовского гнева. Они вернулись в Хьюэрли, она и Моджер, так как отец, сломанный убийством сыновей, вскоре умер.

Теперь Элизабет уже не питала ненависти к Вильяму. В соответствии с обстоятельствами она вынуждена была приспосабливаться к условиям и понимала необходимость этого. Разве она не думала сама о выгодных партиях для своих сыновей? Должно быть, это делал и Моджер, бросая взгляды на земли Марлоу и утверждая, что они будут хорошими соседями и добрыми друзьями с этими людьми, так близко живущими от них. Он нанес им визит, увидел пятилетнюю Элис и вернулся с намерениями объединить владения. Как он заставил Вильяма приехать в Хьюэрли, Элизабет не знала, но глаза Вильяма сказали ей, что он ничего не забыл. А когда Элизабет увидела его с Мэри, ее боль смягчилась. Вильям не был счастливее со своей женой, чем она с Моджером.

Сначала Вильям вел себя скованно, но со временем их встречи становились все более непринужденными, а обмен мыслями и улыбками доставлял удовольствие обоим. Потом Мэри умерла. Элизабет вновь страдала и ревновала. На этот раз Вильям сам выберет себе жену, конечно, девушку, которую полюбит. Но Вильям не женился. Шли годы, а в Элизабет росло ощущение счастья, несмотря на то что часто, лежа без сна ночью, она мучилась от неутоленного желания. Элизабет по-матерински относилась к дочери Вильяма, обучая ее женским искусствам, каким не мог ее обучить Мартин. А теперь… У Моджера было много любовниц, но ни одна из них не была так невероятно глупа, как Эмма. Другие шлюхи проявляли благоразумие и не попадались на глаза благородных гостей. Ярость Вильяма буквально потрясла Элизабет. Она показала ей, что он никогда подобным образом не опозорит свою жену, даже если та мало для него значит. Его ярость смягчила ту боль, которую она, не подозревая того, испытывала. Страсть, скрываемая так долго, сломала преграды. Элизабет с радостью отдалась бы ему, если бы он не сказал тех слов.

«Я буду почитать тебя, как ты того заслуживаешь». Как он смел! Он предал ее однажды. А если представится случай, не предаст ли снова? Но, когда эта горькая мысль возникла в голове, Элизабет уже знала, что несправедлива. Ведь Вильям любил своего отца. Трудно сделать выбор между той и другой любовью. К тому же Вильяму было только семнадцать лет. Его лучший друг – самый богатый граф в королевстве. Уже тогда Вильям понимал необходимость расширения своих владений, чего она, никогда не бывавшая при дворе и не общавшаяся с теми, кто был богаче ее, не осознавала, но поняла теперь. Моджер никогда не переставал ныть о своей бедности, чтобы произвести нужное впечатление на тех, кто мог продвинуть его сыновей.

Жизнь научила Элизабет терпению, поэтому она и не выплеснула свою горечь наружу, ведь это причинило бы боль Вильяму. Кроме того, она любила его. То, что он предпочел ей выгоду, было ошибкой, которую Элизабет не могла ни забыть, ни полностью простить, но это не повлияло на ее любовь. Он стойко держался вот уже пять лет, хотя мог бы жениться, и жениться выгодно. Но… он не женат. Без сомнения, только из-за нее.

Чувство горечи угасло. Зеленые глаза Элизабет засверкали, когда она вспомнила теплоту губ Вильяма, силу его рук, обнимающих ее. Она хотела его… хотела! Но и все, о чем она говорила ему, было правдой. Элизабет любила своих сыновей. Имеет ли она право обременять их матерью, которую по праву можно будет назвать шлюхой? Это приведет к войне. Намерение Вильяма спрятать ее в Биксе безрассудно. Оно, конечно же, похоронит всякую надежду на то, что Элис когда-нибудь выйдет замуж за Обри.

Лучше на какое-то время забыть собственные невзгоды, подумала Элизабет, придя к мысли, что, возможно, этот брак будет удачным. Поначалу, когда Обри и Элис были детьми и весело играли вместе, Элизабет, как и Моджер, была одержима этой идеей и горячо ее поддерживала. За последние годы она, однако, поняла, что Элис по-матерински относится к Обри, превосходя его в развитии ума и чувств, а когда Обри повзрослел и заметил это, он постоянно стремился возвыситься над Элис. Элизабет знала, что это будет гибельным для их брака. И в Элис, и в Обри было много хорошего, но Элис был нужен человек, который ценил бы в ней силу, а Обри нуждался в женщине, которая ценила бы его.

Элизабет уже говорила об этом Вильяму. Он согласился, что над проблемой стоит поразмыслить, но считал, что не стоит пока нарушать отношения, сложившиеся между молодыми людьми. Элизабет понимала, удовольствие видеть свою дочь рядом и боязнь навсегда потерять ее не позволяли Вильяму повернуться лицом к реальности. Иногда это вызывало у Элизабет досаду, но сейчас ее горло сжималось, а к глазам подступали слезы. Бедный Вильям… Он так одинок.

Она тоже одинока. Возможно, она и Вильям… Нет. Лучше совсем не думать об этом. Она еще достаточно молода, чтобы иметь ребенка, и это, без сомнения, внесло бы в дом успокоение. Моджер не был в ее постели уже много лет. Слезы наполнили ее глаза. Элизабет сказала, что ей необходима дружба Вильяма, но могли ли они оставаться друзьями?

Элизабет услышала стук конских подков по доскам подъемного моста над внутренним рвом. Ей показалось, что Моджер и Вильям стояли, разговаривая, слишком долго, после того как оставили ее. Заметил ли Моджер что-нибудь необычное в ее поведении? Голос Вильяма был обычным. Или нет? Элизабет не осмеливалась посмотреть на него. Видел ли это Моджер? Он так мало интересовался ею (правда, она позволяла ему не тратиться на управляющего), что никогда не обращал внимания на то, сколько взглядов она бросила на Вильяма.

Но Элизабет жестоко ошибалась. Несмотря на то, что Моджер, который был совсем не глуп, не придавал значения разным уловкам, используемым его женой, чтобы не выдать своих чувств к мужу, и относился к ней как к глупому послушному домашнему животному, у него были чрезвычайно развиты чувство собственности и гордость. Ему не могли нравиться чьи-либо попытки завладеть его собственностью или наставить ему рога, поэтому он всегда был насторожен к любым признакам возможного предательства.

Отказ Элизабет от него и отсутствие в ней интереса к какому-либо другому мужчине в первые пять лет их супружества почти убедили Моджера в том, что она только холодное, лишенное всякой чувственности существо, способное производить на свет лишь себе подобных. Потом из Марлоу в Хьюэрли приехал Вильям, который подолгу не мог оторвать, как ни пытался, от нее глаз. Это не могло остаться незамеченным Моджером и не настроить его на определенные размышления.