Рыцарь нашего времени - Татьяна Веденская

Я прикрыл штору, прошел в ванную комнату, включил воду и добавил пену на дно ванны. Постоял, бездумно подставив руки под струю теплой воды. Ирина не выходила у меня из головы. Она ушла, не оставив ни записки, ни намека на то, что хотела бы продолжить общение. Никакой теплоты, даже желания по-дружески попрощаться. Влюбленная колючка. Забыть, и дело с концом. Но я почему-то продолжал думать о ней. Не будем заниматься самообманом, эта поганка пришла и наступила мне на самолюбие. Фактически, на любимую мозоль.

Я интересный мужчина — это раз. Я симпатичный — это два, и то, как равнодушно и даже мимо меня она смотрела, было очень неправильно. Даже если бы она любила трех Петров, должна же она была отреагировать на мои флюиды. Хоть улыбкой. Хоть добрым словом. В-третьих — я интересный человек, у меня интересная жизнь. А ей это было вообще безразлично. Никаких вопросов, а ведь я сказал ей, кем работаю. Что в этом нормального? Совершенно ненормальная девчонка. Надо о ней побыстрее забыть.

Я отдернул руки и сделал воду похолоднее. Потом встал, вернулся на кухню, нашел там телефон и включил его. Моя правая рука не знала, что делает левая, и голову я тоже отключил. Вопрос о том, зачем это мне, я решил пока не обдумывать. И так голова болит.

— Алло, Галочка? — простонал я, с трудом набрав офисный номер со своего ожившего мобильника.

— Да, Григорий Александрович, — Галя демонстративно продолжала называть меня по имени-отчеству. Дуется. Ладно, Галочка потом. Сейчас мне слишком плохо.

— Я приболел.

— Да? Чем? — строго поинтересовалась она.

— Спроси у Бодина, чем его артистка могла меня заразить, — буркнул я. — Тем и болею. Простудифилис. На работу не приду.

— Вот нам радости-то. Тут к вам Кара приходил.

— Опять Кара на мою голову? Чего он хотел?

— Не знаю. Стоял и смотрел, как я ногти крашу. Потом ушел. Сказал, что зайдет попозже. А вам-то звонить можно?

— Звонить нельзя, но если очень будет нужно, то можно. Но для всех — я болею. Простудился. И еще.

— Да, Григорий Александрович? — Галя снова с садистской настойчивостью выговорила все мое имя целиком. Плевать. Выговор устрою, если не перестанет.

— Галя, у вас остался номер, по которому вы со мной вчера связывались?

— Не знаю. Я вам с мобильника звонила или с офиса?

— А я откуда знаю! — я простонал от ее невыносимости. Какая непробиваемая девка. Если бы я с ней не встречался в свое время. Ах, это вечное чувство вины перед брошенными женщинами. Надо ее уволить. Или подарить кому-то. Хороший секретарь всякому нужен!

— Я звонила с мобильника, когда была в офисе у Бодина. А, у меня этот номер на бумажке записан. Вот, нашла. Диктовать?

— Ну, да! — я снова закатил глаза и взял со стола листочек. Ручка нашлась чуть позже, и Гале пришлось повторять номер заново. Она продиктовала, потом я повторил его ей для подтверждения.

— А зачем он вам? — спросила она, заставив меня покраснеть. Если бы еще я знал. Понятия не имею, однако чувствую, что не успокоюсь, пока не разберусь с этой вредной рыжей девчонкой. Уж я заставлю ее плясать в килте. Уж будьте-нате.

— Производственная необходимость, — ответил я Гале.

Глава 6

Мальчики звонят первыми

У меня много друзей. Можно даже сказать, что их у меня полно, этих друзей. Когда я иду по бесконечно длинным коридорам «Останкино», мне постоянно приходится останавливаться и жать чьи-то руки, спрашивать о том, «как сам» и «как оно вообще». Иногда даже ловлю себя на желании свернуть в другую сторону при виде очередного дружка, спешащего мне навстречу с широкой радостной улыбкой. У меня друзей так много, что я уже устал с ними всеми дружить. А дружить надо, работа такая. Не будешь дружить — не будет проектов. Не будет работы — не станет и друзей. Круговая порука, нежнейшее желе или, скорее, болото, из которого мы все не можем вылезти, проваливаемся в него до тех пор, пока не засосет полностью.

Нет, не в том дело, что мне все «обрыдло», и я верчу носом и капризничаю. Некоторые из нашего «Стакана» — очень даже хорошие ребята. Правда, как-то получается, что хорошие ребята все больше остаются в операторах, монтажерах, осветителях. Хорошие ребята получают мало. Плохие парни забирают все себе. Так что я, по-видимому, плохой парень. Да и по многим другим признакам это тоже так. По тому, к примеру, как я обращаюсь с женщинами, и мне об этом много раз говорили.

Я люблю, кстати, тусоваться в координаторских. Там сидят дежурные бригады, пьют чай или что покрепче (это, конечно, втихую) и ведут длинные неспешные разговоры в надежде на то, что никого сегодня ночью не убьют, нигде не взорвется дом и не начнется ураган. В координаторских пахнет грязными носками, там тепло и много людей. Там всегда кто-то спит на диване прямо в пуховике, не снимая его. Иногда это сплю я. Продюсеру не слишком-то положено появляться среди среднего съемочного персонала (пиши — нормальных людей). Продюсер всегда персона нон грата в таких местах, ведь именно он распределяет материальные блага себе на радость, всем на разочарование. Но я любил и люблю часами висеть среди дежурных корреспондентов, играть в карты под звуки старого разбитого магнитофона. Там я, кстати, прячусь, когда не хочу, чтобы меня нашли. Это такая игра: я бегаю и шифруюсь, а меня ищут. Ирина, эта странная девушка, ушла, не попрощавшись, не попыталась сунуть мне в руку бумагу со своим номером телефона и вообще не продемонстрировала никакого интереса к моей персоне. Может быть, именно поэтому я ей и позвонил.

Когда я позвонил, она долго не брала трубку. Я не имел и малейшего понятия, сколько времени и прилично ли звонить, но в оправдание могу сказать — время было нормальное и звонить было можно. Выяснилось, что уже около двенадцати дня. Разве можно упрекнуть кого-то, что он позвонил в рабочий полдень, а абонент спал? Это моя проблема? Или я ее от чего-то оторвал? В любом случае, получилось неудобно.

— Это ты? — удивленно спросила она. То есть сначала она спросила: — А вы кто? — и я, признаться, никак этого не ожидал. Это неприятно задело мои чувства. Какие чувства? Даже не знаю. Я думал, что все же достаточно незабываем.

— Это же я. Не узнала? — ответил я и почувствовал себя полнейшим дураком. Повисла пауза. Я хотел уже бросить трубку, а эта девчонка никоим образом не облегчала диалог.

— Ну, узнала. И что дальше? — спросила она, ничуть не потрудившись изобразить радость или хотя бы вежливое радушие. Я помолчал, думая, зачем мне, собственно, это было надо, а затем, за неимением ничего лучшего, включил старую, много раз пользованную пластинку. Я принялся извиняться.