Восточные грезы - Пенни Джордан

А если ей нельзя доверять, значит, она должна быть все время под контролем. Уступать своим желаниям — только потакать своим слабостям. Пытаться убедить себя, что он, мог быть не прав в своих суждениях о ней, — худший вид самооправдания. Мужчина в его положении не может допустить промашки. Он не должен позволять ей думать, что уязвим для нее. Со злостью Кадир оттолкнул от себя непрошеную нежность, которая свалилась на него неизвестно откуда.

— Могу тебя уверить, что жду не дождусь того момента, когда мне больше не придется исполнять супружеский долг, — резко заметил он. — Неужели ты думаешь, что у меня есть желание ложиться с тобой в постель?

Его слова причинили ей такую боль, что у нее невольно вырвалось:

— Отлично, тогда можешь больше не насиловать себя.

Наступило молчание. Кадир зажег лампу, чтобы посмотреть на ее лицо.

— И что это значит? — произнес он, четко отделяя каждое слово.

— Это значит, что я беременна, — сказала Натали тихо.

Кадир нахмурился.

— Это, конечно, хорошая новость. Но не слишком ли рано быть уверенной?

У нее еще была возможность отступить — он сам озвучил подходящую формулировку. Какая разница, в конце концов? Она все равно знала, что это его ребенок. Ребенок, рожденный на полмесяца раньше положенного срока, не вызвал бы никаких комментариев, и в данном случае она ничем не рисковала.

Но как она могла солгать Кадиру, чувствуя к нему то, что она чувствовала теперь? Она уже и так знала, как мало он доверял ее полу. И она не была, как его мать, молоденькой девушкой, вынужденной страхом и обстоятельствами навязать мужу ребенка своего любовника. Этот ребенок был его ребенком. И ей не хотелось, чтобы их брак начался со лжи. Кто знает, как будут развиваться их отношения в дальнейшем? Ее молчание насторожило его.

— Когда? Когда это произошло?

Натали сделала глубокий вдох.

— В Венеции. Это случилось в Венеции.

Кадир отбросил в сторону одеяло и встал с постели.

Ее признание оказалось настолько созвучно его мыслям, что оно прозвучало как своего рода предупреждение.

— Это невозможно. Я использовал презерватив, и тебе это отлично известно.

— Я знаю, но он не дает стопроцентной защиты.

— Как удобно, не правда ли? Но я не верю тебе. В конце концов, я не первый мужчина в твоей жизни. Что случилось, Натали? Твой любовник перестарался, и ты решила на всякий случай переспать со мной? Ты специально разыскала меня в Венеции, прекрасно зная, кто я? В конце концов, я пользуюсь своим спортивным псевдонимом уже не один год.

Натали не верила своим ушам.

— Это нелепо, — ее голос дрожал. — Я понятия не имела, кто ты, и, конечно же, никакого другого любовника у меня не было. Я не…

— Что? Никогда не занималась сексом с незнакомым мужчиной?

Натали чувствовала, как горит ее лицо. Она не знала, как ей защитить себя от этого нелепого обвинения.

— Что бы ты ни говорила, тебе не удастся убедить меня, что этот ребенок мой.

Он машинально взял в руку флакон из венецианского стекла. Драгоценный сосуд заиграл всеми красками на его ладони. Как он заставил стекло так ярко сверкать? Должно быть, это ошибка.

— Я не позволю навязать мне чужого ребенка, — повторил он, поставив флакон на стол и отвернувшись.

Кадир едва мог смотреть на жену. Так много надежд он начал возлагать на их брак. Ему хотелось забыть прошлое и здесь, на Нироли, наслаждаться жизнью, строить будущее вместе с Натали и детьми, которых она родит ему.

Он чувствовал на своих губах горечь, где так недавно была сладость ее поцелуев. Сладость? Эта сладость скрывала под собой змеиный яд. Неужели она действительно рассчитывала навязать ему чужого ребенка? Но зачем ей понадобилось идти на такой явный риск? Она могла сказать, что ребенок был зачат уже после свадьбы.

Раздираемый противоречивыми чувствами, Кадир бросился из комнаты.

Натали дождалась, пока за ним с громким треском захлопнулась дверь, и только тогда дала волю слезам.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Она не покажет им своих истинных чувств, думала Натали, глядя как Захара, смеясь, откровенно флиртует с Кадиром.

Неужели кто-нибудь поверил бы, что эта женщина приехала сюда только потому, что собиралась использовать свое недавно полученное наследство для финансирования СПА-комплекса в пустынном оазисе за несколько миль от столицы Хадии? Неужели присутствующие не разгадали коварный план Кадира — привезти свою любовницу в Нироли? И оставить ее здесь насовсем? Неужели три месяца назад мысль о том, что ее тогда еще будущий муж, возможно, имеет любовницу, казалась ей обыденной? Как же она заблуждалась…

Король Джорджио помахал ей рукой, приглашая присоединиться к нему. Заставив себя улыбнуться, Натали направилась через зал и, сделав реверанс, заняла место с ним рядом.

— Хорошо, что Кадир собирается поддерживать с Хадией добрые отношения. Как двум нациям нам есть что предложить друг другу и есть чему поучиться.

— Принц Кадир очень привязан к стране, в которой вырос, Ваше величество.

— Это действительно так, но его дом сейчас здесь, и наши законы — его законы. Насколько я понимаю, тебе уже приходилось встречаться с Захрой Рафик во время вашего медового месяца в Хадии, не так ли?

— Да, — сказала Натали, чувствуя себя ужасно неловко.

К ее удивлению, король ласково потрепал ее по руке.

— Ты хорошая девочка, Натали, и я вижу гордость в твоих глазах. Это вполне естественно, но как бы там ни было, — он сделал паузу, — в жизни я сделал немало ошибок, которые моя гордость не позволила мне тогда признать, и теперь я ношу их на своей совести. Кадир тоже гордый человек, как он может им не быть, когда он мой сын? Для будущего короля Нироли у него есть все, что нужно моей стране. Но даже в мои годы, Натали, бывают неожиданные открытия. Например, я никогда не думал, что смогу полюбить его сразу так глубоко, как если бы он был частью моего сердца с самого начала. И эта любовь заставляет меня сказать тебе, что я не хочу, чтобы он страдал из-за своей гордости, так же, как страдал из-за нее я. Я заметил, как ты смотришь на него, когда думаешь, что никто не наблюдает за тобой. И я вижу, как на тебя смотрит он.

Натали вздохнула.

— Сэр, вам не нужно беспокоиться, что кто-то из нас может вас подвести. Мы оба всецело преданы Нироли. Я, конечно, не могу сказать о самых сокровенных чувствах Кадира, но… — Ее сердце разрывалось от мысли, что его симпатии отданы Захре, — но я знаю, что он не позволит им встать между ним и его обязанностями.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — произнес король.