Искуситель, или Весь мир к моим ногам - Екатерина Гринева

О смерти Дмитрия мы старались не говорить, Дашка сразу начинала плакать, уходила к себе в комнату и там запиралась. Я решила пока не рассказывать ей о том, какую роль сыграл ее отец в похищении, – я не представляла, как сделать это. Мне казалось, лучше отложить этот разговор на потом. Вот только когда наступит это «потом», я не знала.

В аэропорт мы ехали со всяческими предосторожностями – я специально взяла ночной рейс, а таксиста заставляла петлять по городу – так мне казалось, что мы «заметаем следы». Я честно пыталась обнаружить «хвост», но никакой слежки не заметила, и это меня почему-то не успокоило, а, напротив, привело в волнение. Я подумала, что они хорошо маскируются, и то, что я отправляю Дашку за тридевять земель, не дает никакой гарантии ее безопасности, но, с другой стороны, я сделала все, что могла, и совесть моя чиста, и, может быть, на самом деле все хорошо, а я просто себя накручиваю – и от преследователей мы сбежали, и Дашка во Владивостоке будет далеко от всего этого криминала. Я успокаивала себя и посматривала в темноте на Дашку. Она сидела строгая, сосредоточенная и смотрела на дорогу – я притянула ее к себе, но она вспыхнула и отстранилась. Моя подросшая девочка терпеть не могла нежностей. В аэропорту я ее расцеловала и еще раз дала наставления.

И только когда ее тонкая фигурка с большой дорожной сумкой на колесиках направилась к регистрационной стойке – у меня защемило сердце.

– Даша! – крикнула я. – Даша-а-а!

Она обернулась.

– Ты чего?

– Просто… – cтушевалась я, – попрощаться хочу.

– Мы же только что попрощались.

– Ах да! Ну тогда еще раз! Пока, – и я послала ей воздушный поцелуй и помахала рукой.

И тут лицо Дашки озарила слабая улыбка: она тоже приложила руку к губам и отправила мне поцелуй, и я вдруг увидела, как она осунулась, да еще эти коротко стриженные волосы, отчего Дашка похожа на маленького ощетинившегося ежика – сиротливого и всеми брошенного.

– Ты мне звони, Даш! – надрывалась я.

– Буду! И ты мне звони.

– Ты там ешь! Налегай на Галочкины пироги!

– Гражданка! – услышала я от полицейского, проходившего мимо. – Вы не кричите так. Это аэропорт, а не базар.

– Извините, – пробормотала я. – Просто свою дочь провожаю и нервничаю немножко.

– Порядок соблюдать все равно надо, – пробурчал он.

Я сидела и тупо смотрела перед собой. У меня не было даже слез: одна пустота и растерянность в душе и еще чувство, что я – одна против всего мира. На редкость неприятное чувство. Раньше я думала, что у меня есть Димка. Мой Димка, пусть в последнее время мы отдалились друг от друга, но мне было достаточно знать, что он есть и в любую минуту может прийти на помощь. Это была моя скала, за которую я могла спрятаться в случае необходимости. Но оказалось, что скалы никакой нет и все рухнуло в тот момент, когда я увидела Дашкину заколку под сиденьем машины.

Может быть, постараться забыть это и сделать вид, что все в прошлом…

Так – лучше.

Так – спокойней.

У меня еще остается моя жизнь…

И Дашка, за которую я в ответе после гибели отца.

Моя работа…

Если я отойду в сторону, все это останется при мне и я смогу жить дальше…

Смогу ли?

Я была одна… Дашка – далеко и, надеюсь, в полной безопасности… Хорошо, что начался отпуск и я была предоставлена самой себе. Я просто не представляю, как бы я ходила на работу и что делала бы. Я была полностью опустошена и выбита из колеи и совершенно точно не могла бы вести программу «Отражения».

Зазвонил телефон, на определителе высветился незнакомый номер. Я колебалась: брать трубку, нет? Наконец взяла и услышала незнакомый голос:

– Ольга?

– Да.

– Это Вера Богданова. Узнала?

– Вера… – растерялась я. – Откуда у тебя мой номер?

Она хмыкнула.

– Достала по секретным источникам. Ну, здравствуй, звезда!

Вера Богданова была старостой нашего класса. И отличницей. Крепко сбитая, c румянцем во всю щеку, она всегда была занята организационными хлопотами, общественной деятельностью. После окончания школы мы все разъехались – я рванула в Москву и всех своих бывших одноклассников потеряла из виду. И теперь я не знала, как реагировать на этот звонок из прошлого.

– Как ты узнала номер телефона? – переспросила я.

– Секрет, Варфоломеева, cекрет, – откликнулась Богданова. – У нас тоже есть свои источники информации. И мы не лыком шиты… Я звоню тебе, чтобы пригласить на встречу одноклассников. Приезжай! Отвлечешься от своих дел…

– Каких дел?

– У тебя муж погиб.

Ах да! Я и забыла, что звезда отличается от простого человека тем, что она не может свою жизнь спрятать от посторонних глаз. Все на виду и на всеобщем обозрении.

– Богданова, ты и сама понимаешь – мне не до собраний и встреч.

– Это – зря! В горе нельзя замыкаться и оставаться одному…

Богданова говорила так, словно между нами не было прошедших лет и мы по-прежнему девочки. Словно я не была популярной телеведущей, а она – рядовым человеком, одной из многих. И это меня подкупало. Сколько раз я сталкивалась с откровенным подхалимажем и лестью, когда мне пристально смотрели в глаза и пытались угадать каждое мое желание.

И зачастую это ужасно раздражало и бесило.

Может быть, Верка права и мне действительно нужно поехать и развеяться…

– И потом… тебя ждет один сюрприз.

– Какой?

– Узнаешь, – cказала она. – Приезжай, – повторила она со сдавленным смешком. – Не пожалеешь.

Слова бывшей одноклассницы были как бальзам на мою измученную душу. Сидеть одной в четырех стенах – так можно реально с ума сойти, лучше действительно поехать и встретиться со своими. Хотя я не была у себя уже почти двадцать лет. С того самого момента, когда я отдала сына Ирке Зябликовой, а потом, когда приехала, – не было ни сына, ни Ирки… В горле встал комок, и я сглотнула.

Утром я проснулась и поехала к себе на родину. Я встала рано, чтобы не ехать по жаре, я боялась и одновременно хотела встретиться со своими бывшими одноклассниками. Однажды я была на подобном мероприятии – встрече выпускников Высших телевизионных курсов. Я уже тогда набирала популярность, и поэтому коллеги, обступив меня, задавали тысячу вопросов. И все они были похожи друг на друга, как одинаковый товар, выложенный в ряд.

Я боялась, что и сейчас мне будут задавать разные вопросы, по большей части идиотские: знакома ли я с Кобзоном или Басковым, брала ли интервью у Жириновского, где одеваюсь и сколько мне платят, нравится ли мне Тина Канделаки и Андрей Малахов и так далее – до бесконечности. Отдельной строкой будут стоять просьбы устроить на телевидение талантливую девочку или мальчика, то есть чьих-то детей.