Дети онлайн: опасности в Сети - Анна Левченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Более того, на подобных сайтах в мельчайших подробностях рассказывается о том, как найти психологический подход к ребенку, как склонить его к сексуальным действиям, описываются места, где без труда можно найти беспризорных детей, а также рассказывается о детских лагерях и домах-интернатах, в которых администрация не проявляет должной бдительности. Начинающего педофила снабжают специализированной литературой – как, например, «Манифест бойлаверов России», «Справочник педофила о любви и удовольствии: правила поведения любителей детей», – огромным количеством рассказов порнографического содержания о совращении малолетних детей, весьма небесталанно написанных и зачастую основанных на реальных событиях.
Длительное исследование подобных форумов и общение с пользователями подтверждают сделанный мною несколько лет назад вывод, что соотношение настоящих преступников и лиц, склонных к педофилии, но не имеющих сексуальных контактов с детьми, составляет примерно один к четырем. Однако в виртуальном мире педофилов не принято признаваться в том, что сексуальных контактов с детьми в реальности не было, и понять, правду говорит человек или врет, можно только при длительном личном общении вне основной площадки.
Глава 10
Синдром жертвы
Ноябрь 2013 года. Поздняя осень. С неба на город обрушиваются нескончаемые потоки воды. Садовое кольцо замкнулось в одной большой пробке. Я сидела в каком-то второсортном суши-баре и пыталась согреться горячим чаем. Пальцы заледенели. Я обхватила руками дымящуюся чашку и вдыхала ароматы мяты и чабреца, отстраненно разглядывая сквозь пелену дождя и тумана ползущие мимо машины. Вдруг на телефон пришла СМС с незнакомого номера: «В Егорьевске нашли педофила. Нужна помощь». Я тут же перезвонила. Мужчина вкратце рассказал, что работает в службе безопасности одной крупной компании, неделю назад они по делам бизнеса ездили в Егорьевск и случайно нашли педофила. Я быстро расплатилась по счету и поехала на другой конец Москвы выяснять подробности.
К тому времени я занималась борьбой с педофилами уже больше четырех лет, но услышанное на встрече шокировало даже меня. Егорьевск – город небольшой, застрявший в своем развитии в начале 90-х годов. Жители сильно напоминают персонажей из фильма «Брат». На улицах до сих пор можно встретить киоски «Союзпечати» с разбитыми стеклами. Возле калиток, ведущих на неухоженные участки с покосившимися избушками, припаркованы ржавеющие произведения советского автопрома. Решать вопросы в Егорьевске тоже принято по законам 90-х. Городом не управляют местные власти. Город «держат». Короче говоря, всего в пятидесяти километрах от Москвы начинается совсем другая жизнь.
В одной из таких покосившихся избушек жила странная семейка. Брат, сестра, муж сестры и трое детей – шести, девяти и одиннадцати лет. Этот дом все местные жители старались обходить стороной, а соседи шептались между собой о жутких детских криках, то и дело доносящихся из сельского туалета, куда отец постоянно таскал одного из своих сыновей. В свои одиннадцать лет этот мальчик не говорит, не узнает родителей, не знает, что такое нормальная еда и что можно питаться чем-то еще, кроме пищевых отбросов из мусорного ведра. Поговаривали, что этот ребенок рожден от инцеста – мол, отцом его был брат матери-алкоголички.
Все взрослые в этой странной семье пили не просыхая, к ним часто заваливались разухабистые компании местных алкоголиков и гудели до утра. Именно в такие вечера соседи слышали плач детей и душераздирающие крики больного мальчика, доносящиеся из клозета.
В доме, где жили несчастные дети, уже несколько месяцев не было электричества – отключили за неуплату. Спали они на полу, в груде тряпья и ветхих отсыревших матрасов. Увиденное привело в ужас даже сотрудников службы безопасности московской фирмы, многое повидавших на своем веку – ведь все они когда-то служили в правоохранительных органах. Когда москвичи пошли расспрашивать соседей, что же все-таки происходит в этом жутком доме и почему детьми до сих пор не занимаются социальные службы, выяснилось, что за несколько лет никто не обратился в полицию. Никому не было дела. Все всё знали, но молчали. Полиция тоже не вмешивалась – в городе все решали совсем другие люди.
Оторопев от услышанного, ребята попрыгали в свои машины и поехали в местную школу-интернат. Договорились с директором, что придумают способ быстро забрать детей из семьи и на время расследования поселить их в интернате. Позже, когда я разговаривала с директором, она рассказала мне, что дети не умели самостоятельно пользоваться ложками и вилками, не понимали, что такое тарелка супа. Пытались стащить с кровати одеяло и улечься спать на полу – так им было привычнее.
С детьми сразу начали работать психологи. А тем временем мы в Москве готовили операцию по задержанию педофила. Около месяца мы вместе с оперативниками одного из ведомств МВД России и сотрудниками службы безопасности фирмы придумывали план. Ездили в Егорьевск, опрашивали соседей, встречались с врачами и психологами, работавшими с детьми. В местную полицию никаких заявлений не подавали – ходили слухи, что стражи порядка покрывают нескольких влиятельных в городке педофилов и про притон в развалюшке знали. Один крупный бизнесмен согласился оплатить все расходы на видеокамеры, спецодежду, транспорт.
Оперативники действовали по собственной инициативе – начальство не поддержало их частые поездки из Москвы в Егорьевск. На аргументированные доводы о том, что в городе происходит черт знает что, много лет страдают дети, а на местном уровне сделать ничего невозможно, они получили ответ: «Ну и что! Вы еще вертолеты поднимите и спецоперацию устройте! Ваша задача – выполнять приказы!» Опера не послушали. Субботним ноябрьским утром мы собрали всю нашу команду, вооружились спецтехникой и отправились в Егорьевск.
Около десяти утра в город въехали две черные «тойоты-камри» без номеров. Одна машина сразу отправилась в интернат, вторая незаметно припарковалась за церквушкой, неподалеку от которой находился тот самый дом. Один человек пошел в местный отдел МЧС – договариваться об установке средств оперативного наблюдения в доме под видом пожарного надзора. Начальник местного отдела МЧС все понял правильно, дал свое согласие и выделил два комплекта форменной одежды. Уже через пару часов в дом педофила постучались. Установить оборудование в тот день не удалось, но сдаваться никто не собирался.
Город обложили по всем фронтам. Выяснилось, что с детьми забавляется не один педофил. В течение недели в Егорьевске задержали двоих извращенцев. Сейчас оба отбывают наказание в местах лишения свободы. Один из них, Игорь Иванович Митько, получил тринадцать лет лишения свободы[7].
Одиннадцатилетний мальчик так и не смог адаптироваться. Он остался на уровне развития трехлетнего ребенка и не заговорит никогда. Сейчас он в психиатрической больнице. Мать забрала двух оставшихся детей и была вынуждена снять квартиру, испугавшись лишения родительских прав. Социальные службы не пытались оградить детей от матери-алкоголички, которая потворствовала издевательствам над малышами. Решили, что даже с такой мамой им будет лучше, чем в детском доме.
Есть много вопросов, на которые я пока не могу найти ответа. Например, почему часто бывает так, что дети годами подвергаются насилию, об этом знают или по крайней мере догадываются окружающие, но все упорно молчат. Почему именно по этой категории преступлений латентность превышает 80%? Ведь мы живем не в безвоздушном пространстве, а в социуме, где люди постоянно общаются друг с другом, а дети растут в окружении родителей, учителей, одноклассников, соседей. За всю свою практику я не сталкивалась ни с одним случаем, когда ребенок подвергался насилию и об этом никто не знал.
Большинство детей подвергаются сексуальному насилию именно в семье, со стороны близких родственников – старших братьев, отчимов, собственных отцов и дедушек, а также хорошо знакомых ребенку мужчин – соседа, учителя, вожатого в лагере.
Когда ребенок начинает общаться с педофилом, он меняется на глазах – замыкается в себе, много времени старается проводить в одиночестве, теряет друзей, грубит родителям. У него появляются секреты. Но взрослые предпочитают не замечать. Они все знают, догадываются или по крайней мере чувствуют, но спасать своего сына или дочь не спешат.
Особенно, как бы страшно это ни прозвучало, грешат этим матери.
Мать подсознательно старается вытеснять страшные мысли и до последнего момента убеждает себя в том, что этого не может быть. С ее ребенком такого никогда не случится.
Даже когда дочь в подробностях рассказывает маме о домогательствах со стороны отчима, та предпочитает обвинить ребенка в эгоизме и ревности к новому возлюбленному, чем хотя бы на секунду задуматься и попробовать разобраться в ситуации. И продолжает прятать голову в песок, даже когда факты становятся очевидными и ближайшие родственники – бабушки, сестры, на глазах которых все происходит, – пытаются вразумить мать.