Чего стоит мечта? - Дэвид Вебер

— Я знаю, что обидел тебя, Адриенна, — наконец сказал он, снова безжизненным, но теперь хриплым голосом. — Я даже знаю как и почему. Я не идиот, как бы по-идиотски я себя ни вел. Но одного знания недостаточно. Хотя должно было быть.

Отец говорил почти сбивчиво, но каждый маленький взрыв слов выходил в ритме стаккато, с лазерной четкостью, несмотря на его рваный тон.

— Должно было быть. И было бы , если бы я не боялся так. Но я подумал… Нет, неверно. На самом деле я не думал вообще, но мне казалось , что думал. И казалось безопаснее быть бесчувственным, оттолкнуть тебя…

Он замолчал, и снова прочистил горло.

— Мне не нужно сообщать тебе все дурацкие вещи, которые я делал, — продолжил он через миг. — Видит Бог, если я это сознаю, то ты-то уж и подавно. И я даже не имею права надеяться на то, что ты поймешь, почему я это делал… или простишь меня за это. Поэтому я и не собирался просить прощения.

— Но… — он снова прервался, сделал глубокий вдох и его припухшие глаза подозрительно заблестели — Но сегодня я почти потерял тебя, — хрипло произнес Роджер. — Возможно, уже потерял, и если так, то я не виню тебя, но сегодня я едва не потерял тебя навсегда, как… как я потерял твою мать. И до меня дошло, что если бы я на самом деле потерял тебя, если бы ты… умерла сегодня, тогда малейший шанс, который у меня был попросить у тебя прощения, или рассказать, как сильно я люблю тебя, или даже попытаться исправить обиду и боль, которую я причинил тебе — этот шанс умер бы вместе с тобой. И я не могу этого вынести, Адриенна. Может быть, это высшая степень трусости — что я слишком боюсь потерять тебя, пока между нами эта холодность, чтобы удерживать эту самую безопасную, безразличную холодность. Я не знаю. Я знаю только, что, когда пришло первое сообщение подполковника Тудева, я…

Роджер прервался. Его лицо дергалось, и он прикрыл глаза ладонями. Плечи его тряслись, и Адриенна услышала, что древесный кот на ее коленях мурлычет ей, а слезы затмевают ей глаза.

— Прости меня, малышка, — попросил он дрожащим голосом. — Боже мой, это так глупо , так бессмысленно и незначительно после всего, что я натворил, но я не могу… это единственные слова… — он глубоко, судорожно вздохнул. — Я не знаю другого способа это сказать, — наконец проговорил он. — Я не буду винить тебя, если ты не простишь меня. Я сделал свой выбор и свои решения. Они были неправильны. Они были глупы. Они были трусливы. Но я сделал их, и они страшно обидели тебя, и если ты ненавидишь меня, то я это заслужил, и я это знаю. Но одно я обещаю. Чтобы понять, потребовалось такое ужасное происшествие, как сегодня, но я могу научиться, Адриенна, и простишь ты меня или нет, я никогда не оттолкну тебя снова. Возможно, мы никогда не вернемся к тому, что было смерти твоей матери. Если нет, то я виноват, и я это признаю. Но теперь я знаю , каким был идиотом. Я не могу отвернуться, притвориться, что не знаю. Поэтому по меньшей мере я буду обращаться с тобой так, как подобает монарху по отношению к своему наследнику — тому, с кем советуются и чье участие приветствуют, чье мнение имеет вес и кто имеет право требовать от меня объяснений. Я бы хотел… очень хотел… — его голос снова дрогнул, — сделать гораздо большее. Я бы хотел научиться снова вести себя как отец, но я знаю, что не имею право требовать от тебя или приказать тебе позволить мне это. Я снова попытаюсь заслужить это положение. Возможно, я не сумею, но я собираюсь попытаться, и… — он выдавил слабую улыбку, а слезы все еще катились по его лицу, — … единственное, чему я научился, — это стараться изо всех сил, когда очень сильно чего-то хочу.

— Я знаю, что ты научился, папочка, — прошептала Адриенна сквозь свои собственные слезы, когда Роджер снова остановился, а руки ее гладили кота на коленях. Она ждала столько безнадежных, мучительных лет, чтобы услышать эти слова. Теперь она услышала… и он был прав. В мечтах она видела, как они воссоединялись, шрамы чудесным образом исцелялись, видела, что он снова стал ее обожаемым отцом, и видела себя его любимой дочерью. Но он так сильно ее обидел. Шрамы слишком глубоки, и то невинное совершенство пропало для них навсегда. Они стали гораздо хуже, чем незнакомцами друг для друга, они стали источниками боли, обиды и одиночества, и это нельзя ни забыть, ни простить за один миг, как бы ей это ни хотелось. На самом деле она не знала, можно ли это вообще когда-нибудь простить!

«Но зато я знаю, что если мы не попытаемся, то не сможем даже надеяться когда-либо исправить это, — подумала Адриенна, ощущая, как слезы капают на ее руки, которые покоились в шелковистом меху древесного кота. — По крайней мере он зашел так далеко, обратился так откровенно ко мне через столько времени. Я не могу просто помчаться домой и сказать ему, что все прощено, все быльем поросло. Но я могу отправиться домой и позволить ему попытаться, и я тоже могу попытаться, и может быть мы сможем что-то снова подправить между нами, хотя бы ради мамы».

— С другой стороны, — раздался голос ее отца из комма, и она моргнула и протерла рукой глаза, — я понимаю, что также должен поменять мнение о древесных котах. — Он сумел улыбнуться более естественно, и теперь в его голосе чувствовался призрак настоящего юмора. — Подполковник Тудев держал меня в курсе всех событий, поэтому я знаю, что один из них принял тебя. И еще я знаю, что именно благодаря ему и его друзьям ты все еще в живых. А это, несомненно, значит, что я в неоплатном долгу у них и всех их родичей.

— Но то, что я не могу отплатить этот долг, еще не значит, что я не могу попытаться, и как только я закончу записывать это сообщение, я начну обсуждать с премьер-министром отзыв возражений короны против Билля о правах древесных котов. Бюджет Лесной службы Сфинкса также повысится в следующие месяцы, и я буду очень благодарен, если ты попросишь генерала МакКлинтока сопровождать тебя обратно на Мантикору, чтобы мы с ним могли обсудить как лучше всего уточнить — и усилить — юридический статус древесных котов как можно быстрее.

— Кроме того, — его изображение посмотрело прямо в объектив, встретив взгляд дочери, — Я хотел бы позвать тебя с твоим новым другом обратно домой. Со слов подполковника Тудева я понял, что коты вполне явственно продемонстрировали способность чувствовать враждебное намерение покушавшихся на тебя. Мне кажется, это отличная причина, чтобы поощрять мою дочь общаться с ними, и я собираюсь попросить ЛСС направить несколько своих сотрудников из их патрульной службы в дворцовую охрану. Более того, — его рот сжался, а в глазах зажглась мрачная радость, — я согласен с подполковником Тудевом. Это нельзя было организовать без помощи утечки с высших уровней и, наверняка, без помощи некоторых высокопоставленных заговорщиков. В данной ситуации я с большим удовольствием жду возможности представить как можно больше котов людям при дворе, которые могли бы извлечь выгоду из твоей смерти. Я знаю, что это не будет приемлемо для суда, но если знать, куда смотреть, я вполне уверен, что подполковник Тудев и другие вроде него смогут найти необходимые доказательства. Или по крайней мере, — он холодно улыбнулся, — виновные будут так заняты спасением своих шкур, что у них не останется времени строить новые заговоры… или когда-либо снова наслаждаться жизнью.

Губы Адриенны стали подергиваться, когда она представила себе, как ее кот и еще десяток-другой котов внезапно обнаружили, что могут бегать по всему дворцу на Королевской горе. Кто бы ни пытался убить ее, он должен был иметь достаточно связей, чтобы понимать, почему они там, и, впервые за много лет, она обнаружила, что полностью и безоговорочно поддерживает отца.

Несколько секунд принцесса улыбалась в экран, а ее отец улыбался в ответ с экрана, но потом его улыбка погасла и голос смягчился.

— Но это на будущее, Адриенна. А сейчас просто поправляйся. Возвращайся домой ко мне. Хотя я вел себя по-дурацки, но я люблю тебя, и желаю возможности снова это доказать тебе. Пожалуйста.

Он умолк и еще миг смотрел с экрана, а потом сообщение закончилось, и Адриенна откинулась на подушки, прижимая Искателя-Мечты к груди, пока новые слезы замутнили взгляд. Он изогнулся в ее объятьях, крутясь, пока не положил треугольную челюсть в ямку под ключицей, и утробный, урчащий звук его урчания проник в нее до мозга костей.

А ведь это все он, с восхищением поняла она. Он ворвался в ее жизнь подобно вихрю, и только благодаря ему она все еще жива. Только благодаря ему и его друзьям стало известно, что существует заговор, который нужно раскрыть, а не просто какой-то спятивший одиночка, и они-то скорее всего и раскроют заговорщиков. А если чудо, о котором она молилась, произойдет — если каким-то образом им с отцом удастся восстановить хотя бы тень того тепла и любви, которую они когда-то знали — и это тоже станет возможным только при помощи кота, сидевшего у нее на руках.