Русская матрица: Будет ли перезагрузка? - Сергей Кара-Мурза

В.Л. Иноземцев просто восхищен этим достижением постиндустриализма: «Таким образом, в современных постиндустриальных обществах сформировался саморегулирующийся механизм, позволяющий осуществлять инвестиции, стимулирующие хозяйственное развитие, посредством максимизации личного потребления, всегда казавшегося антитезой накоплениям и инвестициям».

Это — типичное гипостазирование, да еще отягощенное аутистическим мышлением. Инвестиции посредством максимизации личного потребления! И вправду парадокс. Только почему автор называет этот механизм «саморегулирующимся»? Ведь кто-то должен отдавать долги. На деле тут работает не «саморегулирующийся механизм», а «невидимый кулак» ВВС США.

Кого нам предлагают как пример, чтобы много потреблять, не вкладывая денег в производство? США! Да как с них можно взять пример, США — явление уникальное. В 1991 г. федеральный долг США составил 3,6 трлн. долл., долги корпораций 2,2 трлн. долл., долг населения по потребительскому кредиту 4 трлн. долл. Средний долг потребителей достиг 94% их личных годовых доходов после вычета налогов (Клинов В.Г. Формула сильной экономики. — США: экономика, политика, идеология. 1994, № 6). Попробовали бы русские занять у кого-нибудь такие деньги.

Если же взять все «развитые страны», то в 90-е годы стремительно рос объем банковских требований на погашение кредитов. В 1998 г. сумма невозвращенных кредитов достигла умопомрачительной величины — 11 трлн. долларов. В результате у всех «постиндустриальных» стран резко вырос внешний долг. Государство платило, чтобы не допустить краха финансовой системы. В 1998 г. иностранные долги составляли уже 23% федерального долга США, что составило 14% ВВП США (Там же). Маневрируя, финансовые власти США оттягивали и смягчали развязку, но все же кризис неизбежен. Что же хорошего видит В.Л. Иноземцев в этом потребительском буме в долг, где тут «самовозрастание интеллектуального капитала»?

Он противопоставляет постиндустриальной экономике индустриальную: «И наоборот, статистика развивающихся стран свидетельствует, что на старте XXI века индустриальная хозяйственная модель не имеет никаких источников финансирования собственного развития, кроме сокращения текущего потребления, уменьшающего возможности аккумулирования интеллектуального капитала».

В какой индустриальной стране он нашел «сокращение текущего потребления, уменьшающего возможности аккумулирования интеллектуального капитала»? Нельзя же такие вещи заявлять без всякого фактического подтверждения! Он приводит, как пример таких стран, Китай и Южную Корею. Так сообщите, какой мерой вы измерили интеллектуальное отставание этих стран или «сокращение текущего потребления». Ведь регулярно службы ООН и специальные международные организации публикуют сравнительные данные и по той и по другой сфере. Какие, однако, странные заявления. Зачем создавать столь ложный образ индустриального хозяйства?

Согласно опубликованным данным, доля населения, живущего за чертой бедности, в Азии, Африке и Латинской Америке сократилась с 1960 года к середине 90-х годов в целом с 45 — 50% до 24 — 28%. В Индии этот показатель снизился с 56 до 35 — 40%, в Китае — с 33 — 39 до 8-12%, в Индонезии — с 58 — 60 до 15-17%, в Бразилии — с 48 — 52 до 17-19%. Это огромные, миллиардные массы населения, живущие в странах, находящихся на этапе индустриального развития. Как можно говорить о «сокращении текущего потребления» в свете этих данных?

Завершается статья гимном постиндустриальным странам (в духе «мышления страны Тлен»). Презрение автора к отсталым индустриальным нациям таково, что он противопоставляет их человечеству: «В том, что человечество не только осваивает информацию как неисчерпаемый ресурс для развития производства, но и превращает основные виды потребления, связанные с развитием личности, в средство возобновления и наращивания этого ресурса, мы видим залог бесконечного прогресса постиндустриального общества. Его бурный хозяйственный рост способен продолжаться десятилетиями в условиях не только низкой, но и отрицательной нормы накопления в ее традиционном понимании. В то время как индустриальные нации вынуждены идти по пути самоограничения в потреблении, постиндустриальные способны его максимизировать, достигая при этом гораздо более впечатляющих и масштабных результатов».

Экономика постиндустриального общества — огромная и еще мало изученная тема. Здесь мы не можем в нее углубляться. Однако в связи с тем, что технократическая утопия постиндустриализма овладела умами значительной части российской интеллектуальной элиты, следует хотя бы указать на предупреждения, которые были сделаны на Западе, чтобы остудить несбыточные ожидания, порожденные апологетикой «третьей волны» в 70-80-е годы XX века. Грезы о том, что «кодифицированное теоретическое знание» обеспечит западному обществу «рост потребления без инвестиций в материальное производство», становились опасными для устойчивости общества, как всякие милленаристские ожидания чуда.

Прежде всего, уже первые попытки оценить вклад компьютерных информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) в ускорение движения знания (точнее, даже не знания, а информации) показали, что лимитирующим фактором в этом движении является не технология, а социокультурные условия. Это было охарактеризовано поговоркой: «Вы можете подвести лошадь к воде, но вы не можете заставить ее пить».

И потребности общества в информации, и готовность получать и использовать все большие объемы знания — системы инерционные и сложные. Расширение технических возможностей — фактор благоприятный, но не достаточный. Входе проводимых с конца 70-х годов в Японии исследований движения и потребления информации привели к таким оценкам: ежегодный прирост производства информации в Японии составлял примерно 10%, ежегодный прирост потребления информации составлял лишь 3%. У людей нет времени принимать, после некоторого порога, избыточную информацию (Дайзард У. Наступление информационного века. — В кн.: Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс. 1986).

Тем не менее, наличие большого запаса хорошо организованной и доступной информации повсеместно было признано потенциально важным фактором для развития большинства сфер общественной деятельности. Поэтому с конца 80-х годов в развитых промышленных странах стали делать крупные инвестиции в разработку, производство и широкое внедрение ИКТ. Примерно через 10 лет (срок, через который можно надежно оценить экономический эффект от инвестиций) были начаты исследования вклада ИКТ в рост производительности труда и прибыли.

Обобщая первые результаты американских работ, О. Григорьев и М. Хазин пишут в 2000 году: «До сих пор не произошло существенного воздействия нового информационного сектора на традиционный, в первую очередь промышленный, в смысле существенного увеличения эффективности последнего, роста в нем производительности труда и нормы прибыли» (Григорьев О., Хазин М. Добьются ли США апокалипсиса. — Эксперт. 2000, № 28). Если так, то вся статья В.Л. Иноземцева основана на ложных посылках, которые уже в момент ее публикации должны были быть поставлены под сомнение.

Подробный обзор проведенных в США исследований дан в книге А.Б. Кобякова и М.Л. Хазина (Кобяков А.Б., Хазин М.Л. Закат империи доллара и конец «Pax Americana». — М.: Вече, 2003). Авторы вводят понятие «новая экономика», чтобы учесть затраты и эффект работ по внедрению и использованию ИКТ во всех отраслях, которые по виду основной деятельности не включаются в число постиндустриальных. Они пишут: «Общие инвестиции в «новую экономику» к концу века составляли в США порядка 30% в долях ВВП, а ее продажи — на уровне 20% в долях ВВП. Уже в этой ситуации было совершенно непонятно, как можно было увеличить продажи «новой экономики» даже не в полтора раза, а на какие-нибудь 12-15% (в относительном масштабе, разумеется)! Ведь для этого надо было бы либо существенно увеличить расходы потребителей, как частных, так и корпоративных, либо вытеснить каких-либо традиционных производителей».

Анализ данных межотраслевого баланса США, приведенный в книге Кобякова и Хазина, показал, что за 1987-1998 годы доля инвестиций в продукцию «новой экономики» увеличилась в 1,68 раза, с 15% до 25% от объема государственных и частных инвестиций в основной капитал. В это же время доля аналогичной продукции в ВВП, рассчитанном методом конечного использования, увеличилась незначительно, с 17% в 1987 году до 19% в 1998 году (то есть в 1,11 раза).

Иными словами, в США возник огромный разрыв в 10% ВВП между затратами и ожидаемой отдачей от ИКТ. Таким образом, от постиндустриальной экономики в абстрактной модели В.Л. Иноземцева можно было бы ожидать только «снижения личного потребления граждан».

В книге Кобякова и Хазина приведены, кроме того, данные самого крупного и широкого исследования, опубликованного к тому моменту, — «Рост производительности труда в США в 1995-2000». Оно было проведено для американской аудиторско-консалтинговой компании комиссией экспертов, возглавляемой нобелевским лауреатом Робертом Солоу (Массачусетский технологический институт).