Как рушатся замки (СИ) - Вайленгил Кай

Девушка помедлила.

— Не запомнила, – признала она. Мужчина усмехнулся. – До последнего не верила, что далеко продвинусь.

— Вы, видимо, оптимистка.

— Откуда узнали? – поддержала его тон она.

— Чутьё, – постучал он по кончику носа, не без довольства отметив, что она всё-таки примостилась сбоку от него.

Позицию он занял выигрышную: приоткрытая воротина загораживала его от курсантов, завал из мишеней, деревяшек, прочего барахла прикрывал от офицеров – ни подобраться, ни уличить в «симпатиях». Негромкая беседа ни о чём в этом гвалте пересуды не спровоцирует: её банально не разберут.

«Ни о чём», – повторила девушка пробежавшую мысль. Незнакомая дотоле неуверенность кольнула под ребром. Не стоило обманываться безмятежностью мужчины. Под флёром дымного аромата тщательно загримировали дух, который она распознавала с ходу. С ним, парнем без погон, водиться губительно. От безделья такой с болтовнёй не привяжется.

— Вы не боитесь?

— Чего? – поинтересовался он. Вопрос получился несколько шепелявым: в его зубах была зажата стянутая перчатка.

— Я мечу в стражу императора, Вы судите испытания, – пояснила она, нарисовав носком сапога полукруг на снегу. – И ни с того ни с сего приходите пообщаться, как со старой подругой. Подозрительно, согласитесь.

Мужчина подул на окоченевшие пальцы, принялся растирать их. На сгибах – ясная ночь ничего не утаивала – застыла кровь.

— Не соглашусь. Я сегодня не судья.

— Вы тащились тысячи лье, чтобы побыть зрителем? Это ещё подозрительнее.

На её гримасу он отреагировал лёгким смехом. Вытянувшись в струнку, девушка высунулась из-за нагромождения инвентаря: забавы забавами, а, заметь кто, прилететь им могло по самое не балуйся. Убеждённость офицера в безобидности их посиделок ей не передавалась.

К облегчению, ни одного из собравшихся не привлекал захламлённый закуток.

— Вашу мнительность не провести, мисс Тэйт, – постулировал непрошенный компаньон. – Мой отряд сопровождает министра Калвага. Он справа от вице-губернатора, если Вам интересно.

— С усами?

— С усами как раз вице-губернатор. Вам не приходилось видеть министра внутренних дел в столице? Он присутствует на каждом публичном мероприятии.

— На праздниках меня волнуют не толстые министры, – сказала девушка, дочерчивая на снегу шестой овал. – Я хожу на них за алкоголем по скидке и едой.

Договорив, она до того громко сомкнула челюсти, что он уставился на неё с издёвкой – не с осуждением, хотя она только что оскорбила высокопоставленного уважаемого человека.

— Вы императора-то со старшим советником не спутаете?

— Император в короне. – Она замялась, уловив его выразительный взгляд. – Нет?

— Осечка за осечкой. Я начинаю волноваться, мисс Тэйт. Вас, случаем, не монсвели{?}[Монсвель – человекоподобное существо с длинными острыми ушами, круглыми глазами без белков и тонкими изящными конечностями. Их также называют Хранителями гор или моннами.] под горой воспитали? Для человека родом из Тэмпля Вы поразительно не осведомлены.

«Зато ты навёл обо мне справки», – говорила её напряжённость.

Занимательный тип. Перед площадкой собралось сорок девять испытуемых. Двадцать пять из них завтра посетят торжественный приём в доме вице-губернатора в честь победы, им вручат легимы – документы под гербовой печатью, удостоверяющие право зваться стражами Парящего Двора, подарят ножны под эспадроны. Отчего он завёл разговор именно с ней? В Академии не училась, родословной не вышла, внешностью на красотку не тянула. Откровенно не за что зацепиться. На минувших экзаменах он заседал в комиссии и не выказывал ни к кому благосклонности: комментировал одинаково справедливо, не стеснялся отпускать подначки, с коллегами выдерживал почтительную дистанцию. В обществе накрахмаленных рубашек и шитых камзолов он, затянутый в чёрное, выделялся, как соловей на ветке с синицами. Не запомнить его было невозможно, однако имя – незатейливая вещь, представьте себе! – воровски улизнуло из головы.

(нет же, нет! оно срослось с ней, поселилось под сердцем, переливалось по венам! оно взывало к ней, продираясь через… она не могла его потерять… не могла… где же? где!..)

По низине прокатился раскатистый голос барабана. С балки под навесом сорвалась летучая мышь. В неуклюжем, неровном побеге от шумных людей она врезалась в шапку снега на столбе, скинув на мужчину. В свечении лун хлопья посыпались на него невесомыми самоцветами – пласт поплотнее нелиричной горкой приземлился на макушку. Офицер смахнул её, обжигаясь колкими кристаллами. Девушка, со свистом выдохнув облачко пара, сунула ему перчатки.

— Наденьте! Больно смотреть.

— На разминке Вас это не будоражило. Чем меньше на мне одежды, тем меньше от Вас заботы? Я учту.

Она не подала вида, что тронута шпилькой. Для лучшего обзора за утренней тренировкой она вскарабкалась под козырёк сруба – в вязкую темень, в которой не разогнуться и не различить силуэта. Небо, задёрнутое хмарью, упеленало природу в смольное покрывало; фонари не доставали до её укрытия. С точки зрения шпиона-любителя не придраться – безупречное убежище для слежки.

— Тьма – Ваша подруга? – проронила с полуулыбкой. Как и она – до безобразия поддельной.

Мужчина, уже поднявшийся и отряхнувший шинель, заговорщицки наклонился к ней. От непредвиденной близости она не увильнула, не отодвинулась: замерла, скованная пронизывающей синевой. Гордость-злодейка распорядилась не тупиться – в ущерб роли, в угоду натуре. Девушка выжидала. Он всё не делал завершающий ход, пока барабан не разразился громом во второй раз.

— Моя жена, – ответил он, постучав по кольцу на среднем пальце левой руки, и собрался было покинуть пристанище, когда она, подскочив, спросила:

— Зачем Вы вообще со мной заговорили?

— Вы не собраны, – напомнил он свой же упрёк. – А я на Вас поставил.

Она не сдержавшись хихикнула и зажала рот, проглатывая подступающий хохот. Имя ей – Паранойя! Понастроила предположений, напридумывала теорий заговора! Всё-таки волнение брало над ней верх. Или офицера окружала своеобразная аура, вызывавшая в ней необъяснимый диссонанс. Собеседника он прощупывал словами, припудривая мозги непринуждённостью, без скальпеля вскрывал нутро и одновременно приглашал внутрь себя: рассматривайте, любуйтесь да не запутайтесь в дверцах, иначе провалитесь и расшибётесь насмерть.

— Вы сумасшедший, – высказалась девушка наконец. – Опрометчивое расходование денег выставляет Вас не в выгодном свете.

— Впервые слышу, чтобы кто-то называл себя «опрометчивым расходом», – вскинул брови он. – Поработайте над самооценкой на досуге.

Ей бы смутиться, покраснеть, как полагается всякой юной особе под напором мужской игривости, да под стереотипы о сопливых девчонках она, к сожалению нянечек из воспитательных учреждений, не подпадала. Метко брошенные зубоскальства возымели обратный эффект: девушка опёрлась предплечьем на колено, приблизившись к офицеру вплотную, и выдохнула ему в губы:

— Открою Вам секрет: женщины любят нежность. Остроумие не приведёт в Вашу постель ни одну приличную даму.

Его покрытые инеем ресницы дрогнули.

— Пока что я лицезрю не женщину. Вы моя ставка, мисс Тэйт. После церемонии я обещаю… – он ненадолго замолчал, смакуя её реакцию, – быть с Вами нежнее.

У порядочной юной особы не подобралось бы конструкций для описания возмущения вульгарностью мужчины. У неё, скаковой лошадки в Большой Гонке, чей инстинкт самосохранения приглушила острая потребность заткнуть наглеца (какими бы статусами он ни обладал), с формулировками трудностей не возникло.

— Не смею гарантировать того же.

Судя по плутовскому выражению лица, интонации вызова пришлись ему по вкусу.

— Договорились.

Он удалился аккурат под третий бой. Девушка, сердясь на задержку, перескочила через груду инвентаря: выйти с противоположной стороны – не позволить никому надумать лишнего. В строй она вклинилась среди опоздавших – в последнюю шеренгу, поле зрения для которой ограничивали широкие спины соперников.