Танковый прорыв. Советские танки в боях 1937—1942 гг. - Михаил Свирин

Бои в полосе 124-й и 87-й стрелковых дивизий 22–25 июня 1941 г.

Все бы хорошо, но командующий 6-й армией генерал Музыченко, озабоченный своим левым флангом, не нашел ничего лучшего, как разделить силы мехкорпуса и направить их для выполнения двух абсолютно разных задач. К Радзехову были посланы только три батальона – два из состава 32-й танковой и один от 81-й мотострелковой дивизии, сведенные в отряд под командованием подполковника Лысенко. Сам же 4-й механизированный корпус генерал-майора А. А. Власова (того самого) должен был выдвигаться в западном направлении (!) и «быть готовым к нанесению удара в направлении Краковец и Радымно с целью уничтожения противника, прорвавшегося в район Дуньковице».[186]

Информация о прорыве немцев оказалась ложной – в полосе 6-й армии противник был задержан на линии укрепрайонов и до 23 июня не добился сколь-нибудь значительного продвижения. Более того, севернее Равы-Русской обозначился неожиданный успех: 41-я стрелковая дивизия генерал-майора Г. Н. Микушева контратаковала противника и смогла не только отбросить назад части 262-й пехотной дивизии, но и пересечь линию государственной границы. В штабе 17-й немецкой армии произошел маленький переполох: начальник штаба даже потребовал перебросить на помощь 295-й, 24-й и 262-й пехотным дивизиям 13-ю танковую дивизию. В итоге кризис был ликвидирован направлением сюда 296-й пехотной дивизии.

С 15-м мехкорпусом генерал-майора И. И. Карпезо дело обстояло тоже не блестяще. Его 10-я и 37-я танковые дивизии еще днем 22 июля начали движение на Радзехов и к вечеру находились в 70 километрах от города, но им катастрофически не хватало транспорта. Хуже того, его почти не было даже в танковых частях – так что подвоз горючего и боеприпасов, эвакуация раненых становились проблематичными. Вот тебе и моторизованные части!

Боевые действия на левом фланге 5-й армии 22–23 июня 1941 г.

Поскольку еще рано утром 22 июня поступило донесение о выброске в районе Радзехова воздушного десанта противника (на самом деле это были немецкие мотоциклисты), в 9:50 командир корпуса выслал в район городка Радзехов отряд 10-й танковой дивизии в составе 3-го батальона 20-го танкового полка и 2-го батальона 10-го моторизованного полка. После полудня отряд миновал Радзехов (наших войск в нем не было), а около десяти вечера его передовой дозор (6 танков), выброшенный по дороге на запад, по направлению к Крыстынополю, натолкнулся в районе Корчина (20 км от Радзехова) на противника – до двух батальонов пехоты с противотанковыми орудиями. В коротком бою, потеряв два танка Т-34, уничтожив 6 противотанковых пушек и до взвода пехоты, дозор отошел назад. К исходу дня весь передовой отряд дивизии занял оборону на окраине Радзехова. На следующее утро с юга, по дороге от Холоюва (ныне Узловое), сюда же подошла сводная группа подполковника Лысенко из состава 4-го мехкорпуса – два танковых и один мотострелковый батальон.

В 7 часов утра 23 июня Радзехов с севера (от Стоянува) атаковали танки 11-й танковой дивизии противника, поддержанные с воздуха пятью пикировщиками. Вслед за этим немецкие танки появились и с запада, от Корчина. С севера наступал 15-й танковый полк 11-й танковой дивизии; от своей воздушной разведки немцы уже знали, что им придется столкнуться с советскими танками, поэтому в боевые порядки наступающих танков были выдвинуты буксировавшиеся тягачами 88-мм зенитные орудия.

Первые советские танки немцы встретили севернее Радзехова: по их утверждениям, на подходе к городу они уничтожили три советских танка, потеряв один свой. Вот как описывает этот бой Густав В. Шродек, в то время бывший унтер-офицером 2-го взвода 5-й роты 2-го батальона 15-го танкового полка:

«На выезде из Радехова пылали три советских танка. Местность перед нами слегка поднималась, и мы не знали, что обнаружим за гребнем. Мы предполагали присутствие вражеского подразделения. Нужно было произвести разведку подходов к этому гребню… Из последнего сообщения нам было известно, что впереди находился один из наших танков, а потом, рокоча, отъехали еще пять танков нашего 2-го взвода. Три из них были оснащены короткими 50-мм пушками, два других – 37-мм орудиями. Мы продвигались, выстроившись клином, навстречу неизвестности, предоставленные самим себе и связанные с нашей ротой только по рации…

Внезапно перед нами возник шум мотора. Внимание! Справа, следуя вдоль дороги, на взгорке появился танк, в 50 метрах позади – второй, затем третий и четвертый. Мы не можем опознать их, потому что нас ослепляет солнце. Мы все-таки думали, что это наши. Мы и на мгновение не допускали мысли, что это могут быть вражеские танки…

И когда они оказались примерно в ста метрах от наших стволов, „танец" начался. Мы посылаем в них первый снаряд. Бум! Первое попадание в башню. Второй выстрел, и снова попадание. Но головной танк, который я подбил, продолжал двигаться как ни в чем не бывало. То же самое у моих товарищей по взводу. Где же наше хваленое превосходство над русскими танками? Нам всегда говорили, что достаточно „плюнуть" на них из наших пушек! Между тем как единственное, чего мы добились своей пальбой, это быстрое отступление вражеских танков.

„Второй взвод, возвращайтесь! Второй взвод, возвращайтесь!" Послав еще несколько снарядов в спину убегающим русским, мы наконец заметили, что нас настойчиво вызывают по рации. Мы ответили: „Вели бой с четырьмя танками противника. Их тип неизвестен, так как не приведен в наших таблицах. Несмотря на несколько установленных попаданий, наша стрельба оказалась безрезультатной. Нам кажется, что наши снаряды от них только отскакивали. Вражеские танки отошли, не обороняясь. Должны ли мы их преследовать?"».[187]

Но командир отряда 10-й танковой дивизии допустил серьезную ошибку – узнав о местоположении противника, он решил атаковать его. В результате немцы, поддержанные противотанковой артиллерией и 88-мм пушками, получили серьезное преимущество. В ходе ожесточенного боя было потеряно 20 танков БТ-7 и 6 танков Т-34, 40 человек убитыми и пропавшими без вести и 11 ранеными. Потери противника (по донесению командира отряда) составили около 20 танков и бронемашин и 16 противотанковых орудий. Группа Лысенко потеряла 11 танков, доложив об уничтожении 18 танков, 15 орудий и до взвода мотопехоты противника.

Немцы, в свою очередь, сообщили о 68 (по другим данным – 46) уничтоженных советских танках. Очевидно, что большинство их следует записать на счет 88мм зениток «Люфтваффе», хотя 50-мм пушки, которыми уже было оснащено большинство «троек» 15-го танкового полка, тоже представляли серьезную опасность для средних советских машин.

Так или иначе, танковый бой 23 июня немцы выиграли – они нанесли серьезный урон советским танкистам и понесли меньше потерь. Удержать город, не имея пехотной поддержки, советские танки не смогли – к полудню, израсходовав почти все боеприпасы, остатки отряда 10-й танковой дивизии отошли на 15 км к юго-востоку, к селу Майдан Стары,[188] а группа Лысенко – на юг, в район Батятыче. В результате дорога от Радзехова на Лопатин и Берестечко оказалась неприкрытой, и к вечеру 11-я танковая дивизия противника смогла существенно продвинуться на восток – ее головная 2-я танковая рота к 23:00 (по берлинскому времени) достигла реки Стырь. Мосты через нее были уничтожены, но никакой обороны здесь не имелось, и немецкие разведчики беспрепятственно переправились через реку, заняв плацдарм у села Щуровичи, в 10 км юго-западнее Берестечко.

Так закончилось первое столкновение советских и немецких танковых сил в полосе Юго-Западного фронта.

Тем временем решения принимались и на самом верху. В 21:15 22 июня нарком обороны маршал Тимошенко отдал командованию Юго-Западного фронта приказ: 23 июня силами 5-й и 6-й армий, не менее чем пятью механизированными корпусами и всей авиацией фронта нанести мощный контрудар по сходящимся направлением, окружить и уничтожить группировку противника в районе Владимира-Волынского, Сокаля и Крыстынополя и к исходу 24 июня овладеть районом Люблина.

«У меня перехватило дыхание. Ведь это задача невыполнимая!» – вспоминал впоследствии бывший начальник оперативного отдела штаба фронта Иван Баграмян… Но никто в советском руководстве даже не задумался – а способны ли механизированные части выполнить этот приказ? Все были твердо уверены в том, что броня крепка, танки – быстры и их вполне достаточно для успеха. Можно много и долго ругать Сталина, Жукова или Тимошенко за столь нелепое заблуждение. Но чем руководство Красной Армии хуже легиона современных историков – которые все еще продолжают оценивать мощь механизированных соединений 1941 года по числу и весу танков, а не по количеству автомашин и качеству управления?