И ад следовал за ним - Михаил Любимов

В Каир мы прилетели поздно, я быстро устроился в «Шератоне» по югославскому паспорту, довел до кондиции фантастический пробор, опрыскался «ярдли» («взгляд твоих черных очей в сердце моем пробудил…») и вышел на ночные улицы, переполненные бездельниками. Лавки и все заведения будто только сейчас открылись, ярко горели фо­нари, и навстречу валил гогочущий, цокающий и сверкающий зубами мужской поток (женщины в это время еще трудились на кухне). На асфальте рыночной площади сидели менялы, разложив перед собой все виды мировых валют, рядом в лавке я приобрел несколько золотых безделушек для Кэти и Риммы, торгаш угостил меня душистым, чер­ным, как смола, кофе, я покорно смотрел, как он обсчитывает меня, явно завышая це­ны,— «Запад есть Запад, Восток — Восток, и с места они не сойдут, пока не предстанут небо с землей на страшный Господень суд». Я есмь Альфа и Омега. Кэти без слов прог­лотит эти колечки, а Рим­ма начнет ахать и охать по поводу моего дурного вкуса, в дра­гоценностях она разбирается не хуже ювелира и хранит их в ларце с серебряным ключи­ком. С этим ларцом она однажды и покинула меня навсегда (в который раз!), захватив Сережу, и не без ужасных оснований: роман Алекса с дикторшей Центрального телеви­дения, которую знала каждая собака,— вариант смертоубийственный для нашего брата, всегда норовящего спрятаться в темном углу, подальше от людских глаз.

Представлялся случайным встречным и как иностранец, и как дипломат, но все равно прокололся, и о романе вскоре узнала вся столица,— о, муки мои! о, блуждания по квартирам приятелей с трепетом еще не пойманного вора! о, мои мокрые ладони, когда во время трапез в ресторанах к ней подходили знакомые и незнакомые, бравшие авто­граф! Если бы не Витенька, добрая душа, внимающая бедам своих ближних, если бы не каморка, которую он снял для своих тайных утех и благородно давал мне в пользо­вание на пару часов, пролетающих, как молния! отвлекающие запахи подгоревшего масла из кухни, скрипучие шаги соседей, узнавших в лицо мою избранницу!

Правда, Совесть Эпохи сам и обрубил чугунную цепь, приковавшую меня к Прекрас­ной Даме: однажды я увидел его, топающего под ручку с ней по весенним лужам (закад­рил ее сразу, гад, зачем я его только с ней познакомил?), и на этом закончилась сказка, к тому же карьера робота Алекса только начинала раскручиваться, а дикторша… что дик­торша? Фиаско, конец всему, отставка — и я даже радовался, что она меня отсекла, иначе пропустили бы любвеобильного Алекса сквозь строй и расстригли бы одним махом! Шпион и дикторша — две вещи несовместные, как гений и злодейство, долго еще пахло гарью, слухи держались, их жалящее эхо донеслось и до Риммы не без дружеского учас­тия Большой Земли, подцепившей эту сенсацию из уст всезнающего Коленьки (он, впро­чем, красиво сыграл от борта в угол: «Клава болтает, что у тебя роман с Н. Н. Что за чепуха? Никогда не поверю! Ты же не такой дурак, чтобы из–за какой–то вертихвостки ста­вить на карту всю жизнь? Тут выговором не отделаешься!»). Именно в то время и произо­шел отъезд навсегда с ларцом и Сережей к маме, неделя увещеваний и клятв в верности — раскаленными клещами не вырвать признания вины у стоика Алекса! — и наконец возвращение в родные пенаты под звуки семейных литавр.

Потолкавшись в толпе, я забрел в «нон стоп» и немного посмотрел на Джеймса Бонда, который шагал в водолазном шлеме по камням и водорослям меж проплывающих акул. Глубинные бомбы, сброшенные торпедным катером, взрывались белыми пенис­тыми фонтанчиками, увлекая за собой песок и разорванных в клочья осьминогов, собрат по профессии наконец выкарабкался на берег, словно оживший утопленник, тяжело затрещал ногами по гальке, плюхнулся на землю, стащил с себя резиновый бред, под которым оказался черный смокинг с гвоздикой в петлице, прыснул на резину из портатив­ного аэрозоля, чиркнул зажигалкой — пламя и пепел! — и двинулся на подвиги в ботин­ках, оставляющих на земле следы коровьих копыт. Вылитый сэр Алекс!

И вдруг мне показалось, что и визит незнакомца, и встреча с Челюстью, и открове­ния насчет Ландера являются частью совершенно секретного и изощренного плана Мо­настыря, по которому приносили в жертву не только Генри и всю честную компанию, но и славного Алекса… чем черт не шутит? «Бемоль–2»? «Пианиссимо»? «Аккорд»? — не зря ведь преподавал Бритая Голова в музыкальной школе!

Утром после кофе и тостов с горьковатым джемом из апельсиновых корочек, после элементарной проверки (в арабских регионах обычно не блистали хитроумными метода­ми, а прямо приставляли олуха, топающего по пятам), я с трудом разыскал телефонную будку и связался с родственником Хабиба. Встретились мы через несколько часов в скромной чайхане, расписанной павлинами, там и получил мой новый знакомец коробоч­ку с первоклассным «Лонжином», долго упирался и отбивался, словно невинная девица, пока я не сунул ему подарок в карман, а он все равно возражал, как будто ничего не про­изошло и ничего ему в карман не попало. Список жильцов дома на авеню Либерти? Известен ли каирской полиции человек по имени Рамон Гонзалес? Или Ландер? Если известен, то как он характеризуется? Какие на него данные?

— Могу я поинтересоваться, что это за человек? — Родственничек был хитер, как лиса, и все время улыбался.

— Банальная история. Муж сбежал от своей жены и не хочет платить по векселям. Она обратилась в наше сыскное агентство. — Я вытащил одну из своих многочисленных визиток.

Египтянин сочувственно покачал головой, поцокал языком, попросил позвонить ему домой на следую­щий день и заспешил на работу, ласково поглаживая карман со швей­царскими часами.

Я вышел вслед за ним под печальные пальмы, простершие свои уставшие крылья, и присел на край фонтана. Спина родственника медленно удалялась, он обернулся и пома­хал мне рукой (видимо, на пути успел, сволочь, разглядеть часы), я помахал в ответ и двинулся на поиски арендной компании, продираясь через полчища услужливых чистиль­щиков, на ходу норовящих обработать ботинки щеткой.

В конце концов мне удалось арендовать «фиат», вполне отвечающий скромным потребностям Али–бабы, и я влился в монотонное стадо ишаков, машин, велосипедистов и мулов с повозками.

Адрес оказался не рядом с кладбищем, на что тайно рассчитывала некрофильская часть моей англосаксонской, с примесью кенгуру, души (я долго бродил однажды среди пирамид, где крутились бродяги и нищие, ловя туристов; пыль, возможно, прах истлевших фараонов, забивала рот, это вам не Волково кладбище, где деревянные мостики устила­ют заболоченную землю и прохладно даже в жару), а в бывшей английской части города, напоминавшей спуск по Мосту Кузнецов с банком, книжными магазинами, домом моделей и уборной на углу Негрязки.

Я прошелся по району, обнюхивая все и вся вокруг, словно сеттер миссис Лейн, и вскоре разыскал адрес: шестиэтажный дом с балконами, на первом этаже которого поме­щалась фирма «Нияр» и небольшой галантерейный магазин.

Оставив «фиат» за углом, я подошел к подъезду и взглядом обитателя дома на Бейкер–стрит, недавно поруганного надравшимся охламоном, впился в таблички с фами­лиями жильцов, расположенных рядом с кнопками. Никакими Гонзалесами и Рамонами там и не пахло, одни арабские фамилии, хотя среди них и несколько европейских: мистер Д.Смит, мистер П.Гордон и некая Дормье.

Сзади зашуршали шаги, я ткнул пальцем в кнопку «Нияра», дверь заскрипела и поддалась. Вслед за мною, дыша в спину раскаленными пустынями Востока, проскольз­нула растрепанная египтянка в темных очках, а я прошел к застекленной двери «Нияра» и вступил в овеваемый кондиционерами холл.

Навстречу поднялся худой араб в рубашке с короткими рукавами.

— Что угодно, сэр?

— Извините, мне нужно обменять часы… Сказал и чуть не прыснул от хохота: все равно что спрашивать в овощном магазине грелку.

— Часы?! — Только на Востоке пока еще не разучились так по–детски удивляться.

— Разве это не часовая фирма? — Я тоже удивился, аж уши зашевелились.

— Вы, наверное, ошиблись, сэр…

— Видимо, да. Извините.

Араб вежливо качал головой и улыбался.

— Как тут у вас комфортабельно! — Я выглянул в дверь, выходящую в сад — На­стоящий оазис!

— Можете осмотреть его, сэр. Тут есть уникаль­ные растения.

— Спасибо! — для приличия я покрутил слегка взопревшей, но прекрасной голо­вой.— Вам не мешают дети жильцов?

— Садом владеет фирма. Жильцы им не пользуются. Правда, мы разрешаем одной старушке отдыхать здесь в кресле…

— Похвально… все мы должны быть милосердны. В доме много бедных людей? — Я сердобольно хлопал глазами, как добрый дядя, готовый пожертво­вать миллион.

— Тут живут люди среднего достатка. Есть, правда, один банкир… мистер Капак, за ним обычно приходит «Роллс–Ройс»,— я тут же сделал себе зазубрину в памяти.