Звездочка - Елена Лагутина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рита попыталась улыбнуться ему.
Он грустно развел руками, точно признавался в беспомощности ее попытки развеять его душевную смуту.
«Похоже, у него неприятности, — подумала Рита. — Хотя… его самая большая неприятность — это, как ни прискорбно, именно я…»
Что-то в ней изменилось…
Он смотрел на нее — и не мог понять.
Она была грустна. И в то же время вся наполненная внутренним светом.
Грустна — и светла…
Именно так.
Отчего-то в мозгу всплыла строчка из детской песенки про лисенка и Тутту Карлсон: «У меня есть тайна цвета апельсина…»
Глядя на Риту, казалось, что у нее теперь тоже есть тайна. Она бережно спрятала ее там, на дне души, и, может быть, тайна эта не очень-то радостная, с оттенком печали и недоумения, и все-таки, все-таки, все-таки…
Он почувствовал раздражение и обиду. Кончики пальцев побелели. Виктор старался выглядеть безмятежным, спокойным — это удавалось ему, но так нелегко…
Она улыбнулась какой-то шутке Амиры; даже на Амиру Виктор сейчас смотрел с ненавистью и завистью — она сидела рядом с Ритой. Совсем близко. Она могла дотронуться до нее.
Рита как назло теперь сидела таким образом, что солнце освещало ее, рождая вокруг каштановых кудряшек что-то наподобие нимба.
Она смотрела в окно с нескрываемой грустью и — ожиданием.
Ожиданием чуда…
Мягкий солнечный свет коснулся ее щеки, делая это знакомое лицо странным, магическим, наполняя его своей энергией.
Теперь Рита показалась ему похожей на образ Богоматери, виденный им недавно в храме. Так же опущены глаза, свет продолжает играть с ее личиком, грустным и нежным… «Умиление» — вспомнил Виктор название иконы.
Рита удивленно вскинула на него глаза — и тут же опустила их снова.
«Она ведь просто читает текст, — напомнил он себе. — Бездарный, бессмысленный, пошлый… Так отчего же мне кажется, что она сейчас молится?»
Он испытывал состояние, близкое к шоку. Найти определение этому своему состоянию он не мог.
То, что еще вчера было простым, понятным, имело четкое определение — «влюбленность», или — еще вернее — «она нравится мне», теперь носило совершенно другое имя — короткое, грозное, сладкое…
Он еще не смел обозначить новое чувство этим словом. Он пытался убежать от него, пытаясь найти более близкое, более простое определение.
«Она должна принадлежать мне, — наконец нашел он компромисс. — Она просто должна мне принадлежать!»
Рита устала.
Текст был легким, но пришлось делать такое количество дублей, чтобы твои слова совпали с движениями губ заморской красотки… Рита понимала, что за это платят больше, и все-таки дни, которые Виктор и Миша считали удачными, ей не нравились.
Они с Амирой сидели в комнате, гордо именуемой «артистической». На самом деле комната напоминала чулан, заваленный под самый потолок разным хламом. Амира разлила кофе и теперь сидела на высоком стуле с сигаретой в руках.
— Аллах-Иисус! — простонала она. — До чего меня вымотали эти нечестивцы… Посмотри, Ритка, я похожа еще на женщину?
— На очаровательную женщину, — заверила ее Рита. — Только уставшую.
— Вот я и говорю, что похожа на старую проститутку, к тому же нажравшуюся абсента, — грустно констатировала Амира, поправляя перед зеркалом свои белокурые локоны. — Хочу домой. Хочу замуж за шейха… Или за олигарха. Чтобы не работать. Никогда вовеки. Только валяться на диване целый день, смотря сериалы и ток-шоу. Знаешь, почему я неудачница?
— Почему?
— Потому что я адская смесь, — ответила Амира. — Мать — мусульманка, а отец — христианин… Ничего хорошего не вышло из этакого союза. Какая-то непонятная деваха. Актриса получилась — полный идиотизм. Замуж никто не взял. Приличный, я имею в виду. Ни одного олигарха не встретила на нашей Большой Горной… Что уж говорить о шейхе?
— Все еще впереди, — постаралась успокоить ее Рита. — Поедешь отдохнуть в Турцию…
— На что? На что я туда рвану? — простонала Амира. — Может быть, почку одну продать? Чтобы до Турции добраться? А если я эту самую почку продам, а в Турции, как назло, ни одного тебе олигарха?
Рита включила погромче радио, нашла «Шанс».
Влад с Машкой вели концерт по заявкам. Машка постоянно прикалывалась, сидя на телефоне.
— Охота тебе была, впереди целая ночь…
— Я люблю эту работу, — сказала Рита.
Почему-то ей сегодня туда очень хотелось.
— В принципе я говорю там то, что думаю, — сказала она. — Конечно, иногда приходится подыгрывать… Но ночью большинство идиотов спят.
— Мне кажется, идиоты не дремлют и секунды, — выдохнула Амира, подкрашивая губы.
Она была готова.
— Пошли?
— Да, сейчас…
Рита поднялась, потянулась — «жизнь прекрасна, я полной грудью насыщаюсь ею, у меня появляются силы…», — потом оделась и кивнула Амире:
— Пошли…
Глава шестая
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
Ночь опустилась на город. Покрыла дома и улицы своим бархатным покрывалом. Спите, спите… Где-то вдалеке залаяла собака. Потом проехала машина — свет фар достиг Сережиной комнаты, осветив на мгновение фотографию Тани.
Он сидел в темноте, как всегда, погруженный в себя. Тихо играла музыка из приемника. По ночам даже музыка соответствовала его настроению.
Под окном прошла веселая компания.
Там — жизнь. Здесь — смерть.
— «А у реки…» — горланили под окнами «носители» жизни. Голоса у них были отвратительными, надтреснутыми и резкими.
— «Вниз по теченью, вниз по теченью неба…» — пел по радио грустный женский хрустальный голосок.
— «Гуляют девки и гуляют мужики…» — продолжали там, на улице, блеять голоса «жизни».
— Ты сам видишь, — прошептала тишина голосом Тани. — Смерть прекрасна. Она утонченна. Возвышенна. Жизнь не принадлежит тебе, так возьми в свои ладони…
— Доброй ночи вам, мои бессонные друзья, — заговорил голос по радио. — Это я, ваша ночная бабочка. Ваша Марго.
Сергей поднялся с кресла, подошел поближе. Увеличил громкость. Словно пытался удержаться. Схватиться за этот нежный, хрипловатый голос. Как за жизнь. Как утопающий за соломинку.
— Сегодня я задумалась, кстати, о ночных бабочках… Грустная история, друзья мои! Живут они всего одну ночь. Если им не встретится на их коротком жизненном пути яркий свет лампы. Я подумала: почему эти глупышки летят на ее свет? Как вы думаете, знают ли они, что последует за коротким мигом счастья? Блеск, вспышка, ослепление — и гибель… Они обжигают свои крылышки. Они погибают… И все-таки ночная бабочка никогда не откажется от последнего полета. Странно! Может быть, они думают, что лампа — это луна? Или — солнце? Я не могу объяснить этого. Я тоже ночная бабочка. Лечу к солнцу, но потом понимаю, что это только лампа дневного света… «Уже поздно, — говорю я себе, видя, как сгорают мои хрупкие крылья. — Надо было думать раньше…» Кажется, я плохо рассказываю вам о своих чувствах. Но куда мне, косноязычному земному Икару? «Пинк Флойд»…