Сожженная карта - Кобо Абэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шея брата вдруг напрягается. Он слегка наклоняет голову вперед, как птица, приготовившаяся к нападению, и с недопитой чашкой в руке упругим шагом неожиданно направляется к костру. Чтобы не спотыкаться о камни, он идет на цыпочках, и его спина на фоне еще более огромной тьмы уже не кажется черной стеной.
— Что, начинается?
— Неплохой человек. — Небритая морда с сигаретой в зубах снова начинает покачиваться. — Не такой уж плохой человек, а вот ненавидят его. Человек он с умом, толковый человек, и зачем ему нужно так уж жать. Кому понравится, что он устроил этим, из бараков: выпивку и закуску дают только в кредит? Подмазал управляющего ихней конторой и сделал так, что деньги, которые они ему должны, вычитают из жалованья.
— Здорово…
— Во куда они забрались, чтобы подработать, да из этого все равно ничего не выйдет. И ведь знают, что будут жалеть, когда кредит покрывать придется, а все равно таким способом их заставляют раскошелиться.
— Затевать историю из-за такого-то пустяка странно.
— Послезавтра… пятнадцатого, день выплаты — вот такое дело… еще стаканчик?
— Только за свои деньги.
Небритая морда, туша сигарету об угол плиты, улыбается. Бросив мельком взгляд на машину, я обращаю внимание на выпуклое продолговатое зеркало у ветрового стекла, которое позволяет, сидя в ней, видеть, что делается на берегу. Пять человек у костра, все как один, наклонившись к огню, неподвижны, словно фигуры на картине. Небритая морда, будто разговаривая сам с собой:
— Да, неплохой человек… вот хоть эти женщины — ведь тем, кто в бараках живет, лишь бы баба, хоть кривая — другие от такой хари бежали бы без оглядки. Да и этим крепкозадым кобылам все равно, с каким мужиком переспать. Одна, говорят, гостя к себе допустит, а сама спит-похрапывает и вроде уже миллион заработала.
— Кому хочется наживать врагов, верно?
— Ого, — сразу понижает голос, — сколько народу собралось там… разве это не чудно?.. не люблю я такие сборища… а вот те на дамбе — эти уж точно на стреме стоят.
— Может, вы зря беспокоитесь?
— Смотрите, сволочи, накачиваются. Они собираются обчистить все автобусы. Сейчас сюда придут, это уж точно.
— Кто-то, наверно, направляет их действия, верно?
— Не знаю я…
— К примеру, член муниципалитета, пользующийся здесь влиянием…
— У вас тоже значок?.. если есть, то, хоть и под отворотом, все равно выбросьте его поскорей…
Я все еще недооценивал происходящее. Даже если что-то и случится, думал я, все ограничится криками и шумом. Пусть покричат. В результате лишь станет ясно, что у брата есть враги. Для меня важно одно — воспользоваться этим случаем, чтобы разнюхать, что эти люди думают о нем. Любая окружность имеет точку, с которой она начинается, и точку, которой она заканчивается… любой лабиринт имеет вход, имеет и выход… а, будь что будет, лишь бы произошло все это поинтереснее, поярче…
Может быть, из-за холода и напряжения сакэ совсем на меня не действовало. Или просто чашка такая толстая, и кажется, что выпил больше, чем на самом деле. Попросил еще порцию — четвертую.
Трое рабочих, держась за руки, шатаясь подходят к автобусу, у которого я стою. Шатаются все трое потому, что средний, в теплом кимоно на вате, которого с двух сторон поддерживают товарищи, еле стоит на ногах. Левый, здоровенный детина с выдающимся вперед подбородком, зло рассматривает меня, но ничего не говорит. Может быть, ищет значок? Тот, что в толстом кимоно, орет «водки», а между выкриками плачет навзрыд… Понимаешь, в заявлении о розыске пропавшего без вести имя надо писать, это я тебе точно говорю. Жена пошла в управу подавать заявление о розыске, ее и спросили, а как имя, кого ты разыскиваешь?.. Да плюнь ты. Это говорил приятный на вид, невысокий человек с растрепанными волосами, шедший справа, поглаживая плакавшего по спине. Если не плюнешь на все, тогда тебе хоть подыхай… Водки! — вопит тот, что в теплом кимоно, по-прежнему заливаясь слезами… Да что там заявление о пропавшем без вести. Напиши хоть одно письмецо, узнают, что работаешь, — и конец пособию. Я бабе своей сказал, два года молчи и терпи. Считай, что муж твой помер, и терпи. Хочешь пособие получать — давай хитрить, делать нечего. Верзила неожиданно внятным тихим голосом: плюнь ты, не из-за жены это управа запрос прислала. Управа надумала конец положить пособию — вот и прислала… Запрос о розыске у прораба. А он грозится — или сам пиши письмо, или я свяжусь с управой… Плюнь. Мы свидетели, что ты здесь. И руки целы, и ноги — какой там пропавший без вести, смех один. Точно — ты здесь живешь. И все… Я здесь… Верзила и маленький хором орали с двух сторон… Верно, ты живешь здесь!.. Водки! Сволочи! Не хочу письма слать… Управа подвохи устраивает. Плюнь… Не ной, и в патинко [5]не пойдем играть. Сказали тебе — никакой ты не пропавший без вести, ну и пошли водку пить…
Небритая морда, подняв большой палец, подает мне какой-то сигнал… бросаю взгляд на зеркало у ветрового стекла — брат, стоя примерно посредине между костром и автобусом, беспрерывно делает мне рукой знаки… я ухожу тихо, чтобы не привлечь внимания трех приятелей… идти очень трудно из-за гальки, устилающей берег реки… а может, быть, я опьянел сильнее, чем мне вначале казалось?..
Брат хватает меня за руку, идет куда-то в сторону, точно увлекая меня во тьму, и говорит с беспокойством:
— Здесь происходит что-то странное, знаете, лучше уезжайте отсюда.
— Странное, в каком смысле?
— Не понимаете?.. — И беспокойно оглядываясь по сторонам: — Здесь что-то затевается.
— Я сейчас видел пьяных — занятные. На одного получен запрос о розыске, и он разревелся…
— Дурачье отпетое.
— А хозяин топливной базы, наверно, где-то здесь поблизости.
Он отпустил мою руку и остановился, вглядываясь во тьму.
— Оставьте ненужные предположения. Говорю же, искать в таком месте — пустая трата времени. Ведь тридцать тысяч в неделю — может, это и шальные деньги, но ими только-только расходы покроешь. Прошу вас, уезжайте отсюда побыстрее.
— Но я совсем не держусь на ногах.
— Если эти негодяи по-настоящему взбунтуются, здесь начнется такая заваруха…
И в это время случилось вот что. Компания — их было человек семь-восемь, — медленно проходившая мимо костра и делавшая вид, что идет от одного автобуса к другому, вдруг резко изменила направление и кольцом окружила костер. Потом — кто начал первым, не знаю — люди неожиданно сплелись в черный клубок, женщины с воплем бросились было в нашу сторону. Но их тут же схватили. Подоспело подкрепление. Женщин взвалили на плечи, как мешки с картошкой, и утащили от автобусов во тьму. Хриплая ругань женщин, крики о помощи. Но и это продолжается всего лишь мгновение, покрывая ругань и крики, у автобуса, около самой дамбы, взрывается рев. Звон разбитого стекла. Камень, пролетев сквозь автобус, падает к моим ногам. Около костра обстановка тоже меняется: теперь уже трое парней переходят в контратаку. Они схватили одного из рабочих, ударили его чем-то по голове, и тот с воем рухнул на землю. Упавшего бьют ногами, может быть, у него даже сломана рука, и он, скорчившись, катается по земле. Несколько рабочих переворачивают ногами горящую бочку и, размахивая пылающими головешками, нападают на троих парней. Однако молодые ребята более ловкие и быстрые. И поэтому, хотя в руках у рабочих мощное оружие, они вынуждены отступать. Тогда рабочие решают использовать головешки для нападения на автобусы: они бросают их в разбитые окна. А трех парней атакуют камнями. В ответ те тоже бросают камни, но тут уж побеждает число. Молодые парни отступают, и тогда в объекты нападения превращаются автобусы. Выброшенные из автобусов плиты… газовые баллоны, из которых вырывается пламя… разбитая посуда… но разрушительная сила нападавших не проявилась еще в полную мощь — видимо, потому, что они разрывались между соблазном ринуться вслед за женщинами, которых утащили в сторону от реки, и возможностью напиться дармовой водки — теперь ее вдоволь.
— Схожу в контору, предупрежу.
Сказав это, брат убегает, пробираясь между дерущимися. Он уже совсем было пересек полукруг, образуемый автобусами, когда его догнали несколько рабочих и повалили на землю. Однако я даже не подумал двинуться с места. Задумчиво глядя на катающийся черный клубок, я нисколько не сожалел, что не протягиваю руку помощи, да и не считал, что должен что-то сделать.
Но неожиданно приходит спасение. Самый дальний автобус, более или менее избежавший разгрома — видимо, потому, что водки было слишком много и все были поглощены выпивкой, — неожиданно взревел мотором и как был с открытой задней дверью, теряя по дороге товары и забравшихся в него рабочих, помчался вперед, расшвыривая мелкую гальку.