Пуговица - Галина Артемьева

Мухина и Давыдов очень старались. Они учили все заранее. С ними еще и мама Мухиной занималась. Проверяла их. Помогала.

Но учительница все равно находила что-то неправильное, неточное и никогда не хвалила. Она вообще никого не хвалила.

Может быть, просто не знала, как это делается?

Может, ее вообще никто никогда не хвалил в детстве? Бывает же такое?

Но получалось удивительное дело. Учительницу их, Светлану Алексеевну, никто не хвалил в каком-то ее далеком детстве, а виноватыми оказались те, кто в ее детстве даже не существовал вообще.

И ничего с этим поделать было нельзя. Жаловаться же не пойдешь? Да и на что? Что учительница никогда не улыбается и никогда не хвалит? Что, как ты там ни старайся произносить правильно определенный артикль the, хоть обплюйся весь слюнями, высовывая язык между зубов, а все равно никто тебе не скажет «Excellent» [7] . В лучшем случае – «Could be better» [8] .

Собственно, это выражение и было, пожалуй, единственным, что за весь урок говорила Светлана Алексеевна по-английски. Остальное она произносила на русском. От учеников же требовался только английский.

Учительница ради постановки произношения запускала им магнитофонные записи.

Механический дикторский голос говорил фразу, а весь класс повторял. Хором.

Светлана Алексеевна только мрачно поправляла тех, кто, по ее мнению, произносил английские слова неправильно.

Еще они пересказывали тексты из учебника. И составляли диалоги.

Все, что они делали, жутко не нравилось Светлане Алексеевне. Она старалась всем своим видом показать, как ей неприятны ученики и их жалкие потуги говорить на английском.

Вот почему Давыдов и Мухина не летели, как на крыльях, за новыми знаниями, когда по расписанию стоял английский язык.

Чем ближе подходили они к кабинету, тем мрачнее делались их лица.

– Слушай, – сказал Давыдов, – слушай, Мухина, давай попросим, а? Пусть наш дорогой Кирпич нам поможет. Может, сделаем так, чтобы Светлане Алексеевне пришлось целый урок на английском разговаривать? Самой!

– Ну, давай, – согласилась Мухина. – А как?

– Сама увидишь! – пообещал Давыдов. И залился счастливым детским смехом.

Потом он обратился к их дорогому волшебному другу.

– Пожалуйста, дорогой, уважаемый Кирпич, – произнес он проникновенно, – нельзя ли устроить так, чтобы на этом уроке мы все, весь класс, были англичанами. И пусть Светлана Алексеевна должна будет говорить с нами весь урок только по-английски. Получится так сделать, дорогой Кирпич?

– А есть другие варианты? Конечно, получится, – раздался довольный голос из мешка со сменкой. – Сделаем. Бегите скорее в класс. Все начнется со звонком.

Кирпич хихикнул.

Окрыленные Мухина и Давыдов поспешно направились в кабинет английского языка.

Учительница уже сидела там за своим столом и, не поднимая головы на входящих, что-то быстро писала в толстой тетради.

– Good Morning! – вежливо поздоровались Мухина и Давыдов. – Доброе утро, Светлана Алексеевна!

Учительница ничего не ответила: была занята своим делом, урок-то еще не начался. Ей явно не хотелось тратить зря свои силы, пока еще не прозвенел звонок.

Мухина и Давыдов сели за свой стол и принялись ждать, преисполненные самых радужных надежд.

Наконец раздался сигнал о начале урока.

Светлана Алексеевна встала, строго оглядывая собравшихся учеников.

И вдруг лицо ее исказилось ужасом.

Мухина глянула на Давыдова, чтобы удостовериться, заметил ли он странное выражение лица их учительницы.

Мухина глянула и ахнула! Рядом с ней сидел вовсе не Давыдов, а очень аккуратный, подтянутый и приветливый иностранец. На вид ему можно было дать лет двадцать пять.

Надо сказать, что прекрасный иностранец тоже смотрел на Мухину с изумлением. Она, конечно, сообразила, что наверняка какое-то превращение произошло и с ней самой, и с их одноклассниками.

Пришлось оглянуться по сторонам. Кругом сидели приветливые, ухоженные, доброжелательно настроенные иностранцы, с одинаковым выражением одобрительного ожидания взирающие на совершенно растерявшуюся учительницу.

– Не может быть! – проговорила Светлана Алексеевна дрожащим голосом. – Невероятно.

Она даже поморгала глазами, как бы желая вернуть прежнее изображение и увидеть привычную картинку: покорных и подавленных учеников.

– It’s nice to meet you! [9]  – вежливо улыбаясь произнес Давыдов красивым мужским английским голосом. – Do you speak English? [10]

– Yes, I do, – неуверенно подтвердила Светлана Алексеевна. – I-i-i-it’s incredible [11] .

– Don’t be nervous [12] , – любезно посоветовала Мухина, любуясь своим маникюром и прелестными туфельками на высоких каблучках, оказавшимися теперь на ее ногах.

Другие присутствующие в кабинете англичане одобрительно закивали растерявшейся Светлане Алексеевне.

– What a charming girl you are! [13]  – поощрительно подбодрил учительницу бородатый иностранец, сидящий за Мухиной.

В бородаче почти невозможно было узнать Степкина, вечно дергавшего Мухину за косы.

Светлана Алексеевна во все глаза смотрела на собравшуюся группу, и не думая успокаиваться от милого комплимента.

– You have wonderful taste in clothes [14] , – поддержали Степкина все остальные.

Видно было, что Светлана Алексеевна всеми силами старается обрести дар речи.

– Y-y-y-you’re very generous [15] , – еле выговорила она наконец, краснея и сильно заикаясь.

– Ну и акцент у нее, – еле слышно шепнул англичанин Давыдов англичанке Мухиной.

– Cама, наверное, двоечница была, – подтвердила Мухина.

В этот момент дверь класса открылась. На пороге стоял еще один иностранец. Он галантно улыбался. Тем не менее в добропорядочном чужеземце Мухина и Давыдов все же признали черты вечно опаздывающего Рыбкина.

– Forgive me for being late, – сохраняя достоинство, проговорил бывший Рыбкин. – Am I disturbing you? [16]

Светлана Алексеевна только мотнула головой, собираясь с мыслями.

– Just a minute please [17] , – выговорила наконец она и побежала к двери.

– I’m looking forward to seeing you again [18] , – добродушно проводил ее усаживающийся на свое привычное место Рыбкин.

Он словно бы и не удивился, увидев полный класс взрослых интуристов. Сел, положил голову на руки и сразу задремал.

Первый урок! Не все еще проснулись как следует. А тут такая возможность – учительница покинула поле боя!

Правда, она очень быстро вернулась. И не одна. С завучем. И прямо с порога возбужденно затараторила:

– Вот, Алла Игоревна! Вот, смотрите! Вот – сначала были дети, мой класс. А потом… вдруг… после звонка – смотрите… Они по-русски не понимают. Сидят. Я не знаю, кто они, чего хотят. И где дети?

Завуч смотрела на Светлану Алексеевну с глубоким пристальным интересом. Словно впервые что-то в ней заметила выдающееся.